– Хорошо бы мне досталась за это приличная премия в конце года.

Калла закатывает глаза и идет по коридору. Наугад поворачивает направо, но Матиюй вовремя хватает ее за плечи и направляет в другую сторону. Она подчиняется. Даже во время дипломатических визитов сюда вместе с королем и королевой Эра она никогда не проводила во Дворце Единства – тогдашнем Дворце Земли – больше нескольких дней подряд. Небо затмевало Землю: чета Толэйми гораздо чаще оказывалась в роли хозяев, принимающих гостей. В соответствии с названием Дворец Земли считался более устойчивым и приземленным, довольствующимся своей долей Талиня южнее реки Цзиньцзы. Между тем по воле Дворца Неба амбиции королевства распространялись все дальше и дальше на север, охватывая двадцать восемь провинций, пока не был завоеван и Жиньцунь, и каждый клочок неизведанных земель вплоть до приграничья.

– Сюда, – говорит Матиюй, указывая на лестницу. Но едва они начинают подниматься, сверху доносятся голоса, свидетельствуя о том, что кто-то спускается прямо им навстречу. Матиюй морщится, жестом увлекая Каллу с лестницы в соседний коридор.

Несмотря на то что это другой дворец, а не тот, где выросла Калла, она с легкостью может обмануть себя, заставить думать, будто знает дорогу. Когда Сань и Эр объединились, когда король Каса захватил последний, а количество членов его Совета увеличилось с двенадцати до двадцати восьми, все иллюзии различия между двумя дворцами рассеялись. Где-то поблизости холодно блистает тронный зал, полукруглый вход в который украшен вычурной резьбой, изречениями и символами бессмертия правителей Талиня.

– Коридоры для прислуги, – объясняет Матиюй, когда после спуска на три ступеньки пушистый красный ковер вдруг сменяется тонким и серым. – Надеюсь, ты не против.

– Как ты посмел! Сию минуту подай мне паланкин.

Матиюй фыркает. Калла не виделась с младшим братом Илас со времен жизни во Дворце Неба – с тех времен, когда Илас состояла в ее свите, а Матиюй навещал ее по выходным, чтобы красть из дворца еду, – но общаться с ним ей так же легко, как с его сестрой. Может, по-настоящему они ее и не знают, но зато и не стремятся втереться в доверие к принцессе. О большем она не просит.

После трех лестничных маршей вверх, двух вниз и пяти крутых поворотов коридора они наконец приближаются к центру наблюдения, причем Матиюй пыхтит и отдувается. Калла следует за ним по пятам как ни в чем не бывало, пока Матиюй проходит на свое рабочее место. Двое служащих по обе стороны от него, бросив любопытный взгляд, снова утыкаются в свои мониторы, делая вид, будто не заметили, что через плечо Матиюю заглядывает сама Калла Толэйми.

– Покажи дворцовую темницу, – говорит Калла.

– Которую?

Которую?.. Калла мысленно возвращается в камеру, где ее содержали после банкета в честь победительницы игр. Крошащиеся стены, местами размытые водой, местами в электрических подпалинах. Тонкое, изношенное одеяло на скрипучей койке. В этой камере Калла провела всего одну ночь, уверенная, что Антон мертв и что сама она совершила ради этого королевства все необходимое и теперь может выдохнуть.

Теперь она почти жалеет, что ошибалась.

– А сколько их всего?

– Две. – Матиюй щелкает по курсору на экране. Слева появляется картинка с камеры наблюдения, показывающей знакомый Калле тюремный коридор. Видео с городских улиц до такой четкости далеко. Записи, сделанные во время королевских игр, иногда оказывались настолько размытыми, что трудно было даже разглядеть, что игроку отсекли конечность. В некоторых переулках освещение придавало схваткам вид мечущихся по экрану теней. А качество видео во дворце чуть ли не превосходит зрение самой Каллы.

Матиюй снова щелкает. Еще одно окно появляется на экране справа: там только одна камера и одна заключенная в ней – она сидит, запрокинув голову и упираясь затылком в стену.

– Стоп. Сделай крупнее, – говорит Калла.

Матиюй делает как велено. Он приближает изображение до тех пор, пока в окне не остается только одна заключенная.

Значит, Лэйда Милю до сих пор под замком. Это не обман, и нет никакой вероятности, что в действительности дело обстоит иначе. Тем не менее в том, что случилось в Жиньцуне, просматриваются отголоски событий, развернувшихся в Сань-Эре во время игр. Калла потому и бросилась обратно так быстро, как только могла, уверенная, что пленница сбежала. Отчасти она надеялась увидеть пустую камеру, потому что это означало бы, что ей известно, кого ловить, что Лэйда – наиболее вероятный противник.

Но Лэйда Милю все это время оставалась в дворцовой темнице, значит, источником бед стал кто-то другой.

– Сообщества Полумесяца, – говорит Калла вслух.

– Что? – отзывается Матиюй.

– Надо проверить Соо…

– Его королевское величество!

Все крыло дворца вдруг оглашает барабанный бой, низкий и раскатистый. Хотя Калла едва сдержалась, чтобы не выругаться, она не была удивлена. Распространение известия о том, что она проскользнула в город раньше остальной делегации, было всего лишь вопросом времени. О своем прибытии во дворец королю она не доложила. Скверный из нее вышел советник.

Антон входит в комнату без обычного сопровождения королевской стражи, и Калла с трудом удерживает руки опущенными. Темные корни его светлых волос, вьющихся вокруг короны, заметно отросли. Он не красит их так же регулярно, как Август. Перемена в нем шокирует, кажется, будто эти двое начали сливаться воедино. Калле хочется сцарапать с него лицо Августа. А еще – погладить его по щеке, умоляя понять ее поступок на арене. Но она не двигается с места, потому что ее желания несущественны. Антон Макуса зол на нее.

– Ваше величество, – произносит Калла.

– Ваше высочество, – отзывается он. – Какая неожиданность.

– Не может быть, чтобы вы верили, будто я отправляюсь в изгнание надолго.

В центре наблюдения воцаряется не просто тишина, а растущее напряжение, явно отличающееся от обычного. Краем глаза Калла видит, как Матиюй морщится, и пробует выправить ситуацию, сверкнув улыбкой. Техника сбоку от нее перемигивается зелеными и красными огоньками. Стены словно смыкаются, рвутся из плена переливчатых голубых обоев, разрастаются, чтобы тоже послушать.

«Тебе надо было отказаться от участия в играх. Надо было сбежать. Сбежать со мной».

– Видимо, шуток, принятых между родственниками, здесь никто не понимает. – Калла переплетает пальцы рук, заложенных за спину. Вцепляется в край куртки, скрывая дрожь, пока она не стала слишком заметной. – Я так успешно проводила инспекцию провинций, что вернулась, опередив всю делегацию. Неужели вы не рады, ваше величество?

Антон буквально падает на стул рядом с кабинками служащих, словно он уже выбился из сил. Их взгляды встречаются, его глаза непроглядно черны. Калла делает шаг к нему, он прищуривается, и в глазах, все еще черных, как ночь, появляется пурпурный оттенок. Всем, кто достаточно близко знает Августа Шэньчжи, известно, что его глаза отливают глубокой синевой. Но список этих приближенных крайне мал, и, поскольку Галипэя Вэйсаньна рядом не видно, вероятно, Антону ловко удается держать всех этих людей на расстоянии.

– Согласно протоколу, все, кто входит в делегацию, должны путешествовать вместе.

– Пфф! – Калла дергает одним плечом. – Когда это я следовала протоколам?

На миг он мрачнеет, пурпур исчезает из глаз, словно смытый внезапным ночным паводком. Разумеется, эта поездка в Жиньцунь была скрытой угрозой. Антон Макуса – единственный, кому известно, кто она такая на самом деле, а она – единственная, кто знает про его нынешний обман, так что должна держать рот на замке, если ждет от него того же самого. Ее недавний любовник смотрит на нее с раздражением противника в бою: она предпочла себя ему, предпочла им обоим, пожертвовала им на арене ради собственной великой цели. Поменяйся они местами, она вцепилась бы в горло Антона в тот же миг, как увидела его после битвы.

Впрочем, если бы ситуация изменилась, они вообще не очутились бы на этой арене, но Антон не послушался ее и не стал снимать браслет. Он тоже выбрал соблазн победы. Виновата не одна Калла, и, если уж начистоту, ее все сильнее раздражает его направленная на нее ярость, если вспомнить, какую роль сыграл в случившемся он сам.

– Я ждал, что вы первым делом отчитаетесь передо мной, принцесса Калла. Как и полагается.

По крайней мере, Антон жив. В пылу отмщения она его не потеряла. Короля Каса она убила, а Антон Макуса по-прежнему топчет землю. Уже что-то. Хотя это «что-то» похоже на бомбу, способную взорваться перед ее лицом в любой момент.

– Я уже здесь.

– После того как мне пришлось разыскивать вас самому. И ради этого покинуть важное совещание насчет стены.

Приходится признать, что он удачно подражает Августу. Все его движения небрежны и грациозны, конечности расслаблены, хотя он явно настороже. Но она знает, на что обращать внимание, и его мелкие промахи безмолвно бросаются в глаза, возвещая истину. Чуть более быстрый наклон головы. Слегка затянутый взмах руки. Август ни за что не сложил бы руки, опираясь на мебель так, как Антон. Это слишком развязно. Август поставил бы ступни на пол ровно, а не опирался на носки. Так себя ведут те, кто привык вскакивать и убегать. Тело Августа не то чтобы не впору Антону – оно не то, как зеркало, отражение в котором меняется с задержкой в полсекунды.

– Мы можем поговорить прямо сейчас? – спрашивает Калла. – Наедине.

– Нет.

Кто-то в углу ахает. Тихонько, ничем не привлекая дальнейшего внимания. И этот звук просто выдает то, о чем думают все присутствующие здесь. Свергая короля Каса, Калла Толэйми и Август Шэньчжи явно были союзниками. Дворцовая прислуга шепотом называла ее «Убийцей короля», и, если бы не Август, Совет немедленно казнил бы Каллу за все ее преступления.

– Матиюй, очисти комнату, – велит Калла.

– Что? – выпаливает Матиюй и переводит взгляд с Каллы на нового короля. – Это разрешается?

– Вы рискуете переступить черту, ваше высочество, – беспечно бросает Антон.

– Конфиденциальный дворцовый вопрос, – не моргнув глазом объясняет Калла.

Нет ничего из ряда вон выходящего в том, чтобы просить разрешения отчитаться при первом же удобном случае, тем более если речь о Калле Толэйми, известной всему дворцу своей непредсказуемостью. Будь у Антона Макуса хоть какое-нибудь чувство самосохранения, он согласился бы не споря. Как ему следовало поступить еще в тот раз, на арене. Но вместо этого он ведет собственную дурацкую игру, и Калле хочется схватить его за плечи и встряхнуть, вынуждая подчиниться.

Помещение начинает пустеть. Служащие встают настолько нехотя, чтобы с чистой совестью отрицать и возмущаться, если потом король распорядится бросить за решетку тех, кто покинул рабочее место; от своих кабинок они не отворачиваются вплоть до последней секунды. Матиюй выходит последним, шаркая ногами и состроив неловкую гримасу Калле, потом задвигает дверь. Та захлопывается со щелчком.

– Тебе надо выйти.

Антон устремляет на нее кинжально-острый взгляд. Надменно фыркает, но никакого притворного пренебрежения не хватит, чтобы скрыть его бешенство.

– Зачем? – спрашивает он. – Чтобы ты безнаказанно убила меня во второй раз?

Они не оставались наедине так, как сейчас, с самой арены. С тех пор, как Калла ударила его клинком в спину и пронзила сердце. Если она не меняла гардероб с тех пор, как принимала участие в играх, то он одет в отутюженный синий китель, брюки по фигуре и выглядит так, словно провел королевский батальон через весь Талинь и после долгого дня расположился отдохнуть на троне. Так не ведут себя те, кто способен поднять лишь временную бурю. Он в теле Августа надолго.

– Антон, прошу тебя… – Калла понижает голос до шепота. – Там, на арене… ты же знаешь, я не хотела…