Судя по всему, Петр как-то естественно связал для себя эстетическую и практическую сторону дела. Точнее, он словно вообразил, что стоит воспроизвести образ города сплошь водного, как он станет таким же богатым и притягательным, как Венеция или Амстердам времен расцвета.

Петр пренебрегал рациональными соображениями. Он пытался скопировать результат, а не то, что к нему привело. И Венецианская республика в Средние века, и Нидерланды в XVII веке добились колоссальных успехов благодаря сравнительной политической свободе, прагматизму и, как сейчас говорят, коллективному действию.

Петр хоть и умел поощрять смелость и талант в отдельных случаях, все же основным методом внедрения своих замыслов выбрал насилие и расточительность. Он мечтал сделать из Петербурга процветающий порт, но поддерживал высокие ввозные пошлины. Мечтал модернизировать Россию, но предпочитал, чтобы даже редкие частные заводы работали на нужды государственной военной машины. Если в только-только строящейся столице будущая дорога должна была проходить там, где уже стояли дома, царь не задумываясь приказывал их снести. Подданные бросали уже начатые и подведенные под крышу постройки, потому что Петру приходило в голову, что лучше бы им было обосноваться в каком-то другом месте, и это притом что в городе был колоссальный дефицит строительных материалов. Всего производимого кирпича хватало лишь на несколько десятков двухэтажных построек в год, а с учетом постоянного возведения общественных зданий – и того меньше.

Отчасти для превращения Санкт-Петербурга в водный город и делать ничего не нужно было. Местность, которую он занимает, сейчас представляет собой несколько десятков островов, а в начале XVIII века их было еще больше.

Тем не менее география устья Невы вовсе не предполагала непременной необходимости все время передвигаться на лодках. Петр создавал ее искусственно. Собственно, ничем другим не могут быть объяснены две нерациональные попытки устроить центр города на правом берегу Невы – противоположном от дорог в Новгород, Москву и Нарву. Царь настаивал, чтобы в теплое время года, когда река не покрыта льдом, горожане передвигались с берега на берег в шлюпках, но и это еще не все. Те, у кого не было своей лодки, могли воспользоваться казенной. Однако в казенных шлюпках категорически запрещались весла. Таким жестоким методом Петр собирался приучить подданных плавать под парусами. Русские люди, за редким исключением, всегда жили прежде вдали от моря, под парусами ходить мало кто умел. Результатом царской прихоти стало не столько повальное овладение искусством кораблевождения, сколько множество погибших.

Когда Трезини планировал Васильевский остров, предполагалось, что он сплошь станет островом каналов, которые будут проходить между его линиями. Такое решение должно было бы способствовать и некоторой защите от наводнений, и эстетическому сближению Санкт-Петербурга со своими легендарными прототипами – Венецией и Амстердамом.

На практике же идея с каналами оказалась, во-первых, трудно реализуемой, а во-вторых, не вполне практичной. Француз ЖанБатист Леблон обвинял Трезини в том, будто он сделал неправильные расчеты и его каналы не только не служили для осушения местности, но и способствовали ее еще большему заболачиванию. Трудно сказать, насколько справедлив был такой выпад. В конце концов, Леблон предлагал Петру свой генеральный план застройки Санкт-Петербурга и получил от царя решительный отказ. Возможно, он был предвзят по отношению к коллеге.

Первый канал силами почти полутора тысяч солдат начали копать только в 1726 году. Дело оказалось настолько трудоемким и долгим, что в результате появились всего три канала: вдоль 1-й линии, между 4-й и 5-й линиями, между 8-й и 9-й.

Их забросали землей в 1767 году. Никакого толку от них не видели – только грязь и зловоние.

Провалилась не только затея с каналами, но и в целом идея устроить главную часть столицы на острове – так, чтобы до нее непременно нужно было добираться вплавь. Петр сам это признал. Незадолго до своей смерти он успел в последний раз перенести центр города, на этот раз – на левый берег Невы, где в основном люди и предпочитали селиться, если у них был выбор.

Петербургская Россия

Государственные реформы Петра I считаются поворотной точкой в жизни России, разделившей ее на «до» и «после». Между тем историки сходятся в том, что у Петра не было никакого единого плана преобразований. Как и строительство нового города, они происходили стихийно.

В первую очередь законы принимались исходя из военных нужд. Русская армия непрерывно сражалась: в Азовских походах в 1695–1696 годах, в Северной войне с 1700 по 1721 год, в русско-турецкой войне 1710–1713 годов и в Персидском походе в 1722–1723 годах.

В культурном и технологическом отношении Россия соотносилась с Европой, как сейчас Африка. Экономику того времени не назовешь развитой. С точки зрения царя, выжать необходимые ресурсы из огромного, не слишком упорядоченного государства можно было только грубым насилием. Петр I создал систему, которой позже подражал Иосиф Сталин. Фактически происходила мобилизация экономики по принципу «все для фронта, все для победы». Для сбора средств было придумано множество новых налогов, прямых и косвенных. До Петра некоторые сословия освобождались от податей в казну, он постарался сократить количество таких людей насколько возможно. Крепостное право ужесточилось, но и представители всех остальных сословий больше практически не имели личных свобод. Общий принцип был такой: если нужно переселить крестьян из Вологды или Архангельска для строительства Петербурга – переселяли. Надо было обеспечить рабочую силу для оборонной промышленности – навечно прикрепляли свободных прежде людей вместе с их семьями и потомством к заводу. Армия стала регулярной. Определенное количество людей из крестьян и горожан подлежали обязательному рекрутскому набору для пожизненной военной службы.

По разным достоверным сведениям, население России в период царствования Петра Великого уменьшилось примерно на треть. Но зато за державу не было обидно. Вот это и есть цена выхода к морю и Петербурга.

Масштабное переустройство системы государственного управления и социального уклада началось с 1700-х годов и продолжалось вплоть до смерти Петра.

Многочисленные московские приказы, которые часто дублировали полномочия друг друга, заменили на 12 коллегий с ясно обозначенными сферами ответственности. Эту систему Петр позаимствовал у своего главного внешнеполитического врага – Швеции. До Петра главой русской православной церкви был патриарх, человек сравнительно независимый и имеющий некоторый политический вес. Теперь вместо него появился Синод – орган, полностью подчиненный монарху. Обер-прокурором Синода стал Феофан Прокопович, человек, фактически исполнявший роль идеолога проводимой Петром политики. Церковь потеряла всякую независимость от государства. Вместо Боярской думы, состоявшей из потомственных аристократов, был организован Сенат. Он занимался разрешением судебных споров, следил за поступлением средств в казну и их расходованием, формально замещал царя в его отсутствие. Членов Сената царь назначал сам, никакой свободой действий они не обладали, а только выполняли царские распоряжения.

Вот как выглядело первое из них:

«Суд имеет нелицемерный, расходов напрасные отставить; денег как можно больше собрать; дворян собрать молодых; вексели исправить; а соли стараться отдать на откуп; торг персидский и китайский умножить; армян приласкать; учинить фискалов».

В тоталитарном обществе, которое строил Петр, не должно было быть никакой, даже потенциальной, возможности возникновения оппозиции.

Дворяне все без исключения стали обязаны нести службу: военную или гражданскую. Поместье с доходом могло по наследству переходить только старшему сыну, остальные должны были жить на государево жалование. Социальное положение теперь определялось не родовитостью, а Табелью о рангах – документом, описывавшим иерархию чиновников разных уровней по аналогии с военной иерархией. Аристократия лишилась всякой свободы и оказалась в почти таком же зависимом от государя положении, как и представители других сословий. В то же время возник социальный лифт: личными достижениями стало возможно, пусть и с огромным трудом, заработать дворянские почести.

Новая столица и новая государственная система создавались одновременно. Начинался петербургский период русской истории.

Петербург сознательно создавался как город «без корней», без боярского прошлого с его кланами, остаточным вольнолюбием, умением обмануть государство. Укрепление армии, флота и административного аппарата требовало не расслабленности и клановой защищенности, а сурового протестантского аскетизма, готовности заботиться об общественном благе больше, чем о личном. На место родового боярства пришли гвардейские офицеры и амбициозные чиновники. Харизматики стали вытеснять потомственных князей.

В новой столице в отличие от старой практически не было того, что сейчас принято называть городским средним классом. В центре города жили титулованная знать, сподвижники Петра, чиновники высокого ранга, гвардейские офицеры, иностранцы и лишь незначительное количество прислуги и мелких государственных служащих. Рабочие и ремесленники, крестьяне населяли слободы по окраинам, по сути – деревни. Извозчиков не было, передвигались люди по большей части на собственных каретах или пешком, так что никакой социальной пестроты на главных улицах столицы не наблюдалось.

Самые известные петровские нововведения касались уклада повседневной жизни. Он заставил людей неестественным для них образом не только строить дома, но и одеваться и проводить свободное время. Дворяне должны были брить бороды и носить европейский костюм. В новой столице появились ассамблеи.

Поначалу все это выглядело довольно комично. Декольте и сложные укладки дочерей знати на фоне отрубленных голов казнокрадов, развешанных на столбах по городу, производили на европейцев, вероятно, такое же впечатление, как сегодня на нас – сложные технические приспособления в руках представителей диких племен. Тем не менее в перспективе десятилетий такое поверхностное и как будто бы неразборчивое импортирование из Европы всего подряд, начиная от пушек и фрегатов и заканчивая скульптурой «Венера Таврическая» и манерой одеваться, в конце концов достигло своей цели. Попытка резкого перехода из третьего мира в первый часто бывает кровавой и внешне нескладной, но это не отрицает ее возможной эффективности.

На долгой дистанции Петр добился своего: в последующие десятилетия Россия стала играть заметную роль на европейской политической сцене, а русская культура стала неотъемлемой частью европейской. Произошедший прорыв можно описать только фразой, придуманной самим царем для медали за взятие во время боя в устье Невы 7 мая 1703 года двух шведских судов, шнявы «Астрильд» и бота «Гедан», и обладавшей почти державинской лаконичность: «Небывалое бывает».

Столица просвещения

Петра страшно интересовало, как все устроено: земной шар, человеческое тело, фрегат. Он понимал, что эти знания пригодятся для создаваемой им империи, а без них Россия останется далекой периферией. Важно было не только побеждать Швецию в бою, но и перенимать ее опыт.

Идея импорта просвещения появилась еще при Алексее Михайловиче и закрепилась в годы регентства Софьи. Она и ее фаворит Василий Голицын открыли Славяно-греко-латинскую академию, преподавателей для которой приглашали из Греции, Речи Посполитой и Киево-Могилянской академии.