Петр решал проблему дефицита профессионалов за счет Европы, и в первую очередь – ее протестантского севера. Подобно тому как Сталин во время Первой пятилетки вербовал в США и Германии инженеров, а Ельцин в эпоху «великих реформ» – экономистов, Петр искал военных, инженеров, архитекторов. Чаще всего «приглашенные звезды» приезжали со своими помощниками. Контракты формально обязывали иностранцев иметь учеников, но на практике времени для систематической подготовки местных кадров им не хватало.

Другим очевидным выходом стало обучение молодых людей за границей. Уже в самом начале 1700-х годов 150 молодых дворян были отосланы в Голландию для освоения корабельного дела.

В 1716 году на обучение в Голландию и Италию впервые отправились люди творческих профессий, среди них – архитекторы Петр Еропкин и Иван Коробов, художники Андрей Матвеев и братья Иван и Роман Никитины.

Никаких систематических усилий по организации образовательной системы внутри России Петр не предпринимал. Он действовал тактически, по необходимости. Нужны стали грамотные люди для работы на уральских заводах – открыл там несколько школ. Возник дефицит кадров для военно-морского флота – организовал школу навигации в Москве.

Другим важным мотивом царя было следование западной моде. Именно оно послужило стимулом, например, к тому, чтобы царь начал свозить из Европы скульптуры для украшения Летнего сада, как подлинно античные (среди них – знаменитая «Венера Таврическая»), так и заказанные у видных мастеров специально для Петербурга. Видя, что в Европе набирают популярность так называемые кабинеты редкостей, где экспонируются разнообразные «древние, редкие и курьезные вещи», он и сам начал собирать коллекцию анатомических аномалий, которая со временем легла в основу коллекции первого русского музея – Кунсткамеры. Война войной, а на престиж деньги всегда найдутся. (Илл. 6)

После того как Россия победила Швецию и окончательно утвердилась на берегах Балтики, только что созданной империи просто необходим был, как сейчас бы сказали, международный пиар.

28 января 1724 года Петр I подписал указ об учреждении Академии наук и художеств. Из Европы были приглашены несколько заметных или очень перспективных ученых, среди них – математики Николай и Даниил Бернулли, астроном Жозеф-Никола Делиль. В некотором роде император попытался заместить одним учреждением сразу всю сложную систему просвещения. Это был и научный институт, и университет, и библиотека, и музей. Первые годы у Академии даже не было собственного помещения – открытие произошло в доме, незадолго до этого конфискованном у опального дипломата Петра Шафирова, на нынешней Петроградской стороне.

Через некоторое время институция переехала на Васильевский остров, но не в здание Кунсткамеры, которое только строилось, а во дворец Прасковьи Федоровны, вдовы брата Петра I Ивана.

Нет никаких свидетельств того, что император планировал Академию наук как стратегический проект.

Тем не менее процесс, который он запустил, оказался основательным и долгосрочным. Даниил Бернулли рекомендовал пригласить в Академию Леонарда Эйлера. Присутствие двух великих математиков сделало Петербург заметным на культурной карте мира. Молодые люди из России, получившие хорошее образование, сами становились известными учеными, писателями, градостроителями, художниками. Овладев систематическими знаниями об устройстве мира, многие их них стали замечать поверхностность петровских преобразований, понимать, что, для того чтобы стать частью Европы, России нужны глубокие политические и социальные перемены в сторону большей гуманности и большей свободы.

Словами автора перестройки 1980-х годов Михаила Сергеевича Горбачева можно было бы сказать, что процесс пошел.

Даже будущие противники петровских реформ некоторым образом сформулировали свои взгляды благодаря им: они умели читать если не на латыни, то по-французски, видели Париж и Амстердам, были хорошо знакомы с западной политической мыслью и философией.

Петербург оказался не только столицей, торговым портом и градостроительным образцом, но и форпостом импортированной культуры, которая быстро прижилась на берегах Невы и стала частью их ландшафта. От первых петровских пенсионеров и приезжих профессоров до появления великих русских ученых, писателей и художников прошло меньше ста лет.

Запустение

В Петербурге нет памятника человеку, который его спас, – генерал-фельдмаршалу Бурхарду Христофору Миниху. Если бы не он, Санкт-Петербург, возможно, ждала бы судьба рядового провинциального города, разве что имеющего необычное происхождение.

Миних был одним из тех редких людей, которые сами предлагали Петру I свои услуги. В конце 1710-х годов он направил царю трактат о фортификации. До того этот немецкий военный инженер сделал карьеру наемника, успев послужить в армиях пяти разных государств. Приехав в Петербург, он занялся укреплениями Кронштадта и убедил Петра перенести загородную резиденцию в Петергоф, потому что в Стрельне из-за особенностей рельефа не удалось бы построить парк с фонтанным каскадом.

Главной же работой Бурхарда Миниха было строительство Ладожского канала, которое до того застопорилось. И немец действительно прекрасно справлялся с непростой инженерной и управленческой задачей.

В 1730-е годы, при Анне Иоанновне, Бурхард Миних занимался приведением в порядок военных дел империи. Он устранил коррупцию в армии, организовал два новых полка, Конный гвардейский и Измайловский, открыл первый в России Шляхетский кадетский корпус – военную школу, которая, наряду с физической подготовкой, давала отличное всестороннее образование. Под руководством Миниха в 1739 году была взята крепость Хотин, что дало большие преимущества в войне с Турцией.

Главная же заслуга Миниха перед Петербургом относится к периоду между 1727 и 1732 годами и остается практически незамеченной. После того как Петр I умер, само существование новой столицы – а уж тем более превращение ее в тот большой город, который мы знаем, – оказалось под угрозой.

В 1725 году престол заняла супруга покойного императора Екатерина I. Ее нрав был куда мягче, чем у мужа. Фактически же власть принадлежала Верховному тайному совету, первую скрипку в котором играл ближайший сподвижник Петра Александр Меншиков. Многие люди, до того приезжавшие в новую столицу и жившие в ней из страха перед суровым правителем, почувствовали: настал момент, когда можно бежать из ненавистной необжитой местности в привычные края.

После смерти Екатерины дела пошли еще хуже. В 1727 году престол занял внук Петра – одиннадцатилетний сын казненного царевича Алексея Петр II. Вскоре после этого лидерство в Верховном совете перешло от Александра Меншикова к князьям Долгоруким и Голицыным – знатнейшим русским аристократам. Меншиков был низвержен и сослан в Березов. Окружение подталкивало совсем юного царя к тому, чтобы вернуть двор обратно в Москву, где знать чувствовала себя укорененной и могла рассчитывать на большую свободу и участие в государственных делах.

Перед отъездом Петр II назначил Бурхарда Миниха генералгубернатором Санкт-Петербурга, а в 1728 году – еще и Ингерманландии, Карелии и Финляндии. И этот иностранец во время запустения, которое могло продлиться сколь угодно долго, не просто умудрился поддерживать порядок на берегах Невы. Он продолжал методично реализовывать петровские планы. Не остановилось строительство бастионов Петропавловской крепости и здания Двенадцати коллегий. Появилось регулярное морское сообщение с Европой. Из Кронштадта стали ходить почтово-пассажирские корабли в Данциг и Любек. Наконец, был достроен и с некоторой помпой представлен публике Ладожский канал. Чтобы поддерживать ощущение жизни в брошенной столице, Бурхард Миних регулярно устраивал балы и приемы в собственном доме.

Петр II умер от оспы всего в 14 лет в 1730 году. Он не оставил завещания, и выбор наследника остался прерогативой Верховного тайного совета. Тот принял решение, внушенное князем Дмитрием Голицыным: «Воля ваша, господа, но и себе нужно пособить».

Идея заключалась в том, чтобы перейти к системе «император царствует, но не управляет». Фактическая власть, согласно замыслу, должна была находиться в руках Верховного тайного совета. Оставалось выбрать члена семейства Романовых, который согласился бы на такую сделку. Идеальным кандидатом показалась племянница Петра I Анна Иоанновна.

Анна Иоанновна многие предшествующие годы находилась в бедственном положении. Всеми забытая вдова герцога Курляндского, она униженно выпрашивала в Петербурге дотации на жизнь и имела романтическую связь с женатым человеком Эрнестом Иоганном Бироном.

Верховный совет предложил подписать ей «Кондиции» – документ, в котором были перечислены условия по ограничению монаршей власти: огромное содержание ей и ее двору, но фактическое неучастие в принятии решений и кадровой политике. Герцогиня Курляндская с радостью согласилась.

Меж тем слухи о «Кондициях» вызвали ожесточенные споры среди множества дворян, которые собрались в Москве по случаю коронования Петра II и после его смерти никуда не разъехались. Кто-то недоумевал: «А почему только Верховный тайный совет должен получить власть? Вот в Польше есть сейм, где представлено все дворянство». Другие, как, например, Феофан Прокопович, историк Василий Татищев и астраханский губернатор Артемий Волынский, говорили, что, мол, нечего копировать Запад, самодержавие – российская скрепа.

В результате к моменту приезда Анны Иоанновны в Москву «затейка верховников» уже была поставлена под большой вопрос. Сестра будущей императрицы Екатерина посоветовала ей «Кондиции» порвать, что Анна Иоанновна и сделала.

Она стала самодержавной императрицей, распустила Верховный тайный совет, репрессировала большинство его членов и других несогласных. Тем не менее устрашение могло оказаться недостаточным, чтобы полностью легитимизировать ее новое положение. Нужна была идеологическая платформа. Ею стал петровский реваншизм.

Абсолютная власть нужна была Анне Иоанновне, чтобы продолжать выполнять миссию, начатую ее великим дядей. Из Москвы, имеющей органическую связь с русской аристократией, обратно в Санкт-Петербург в 1731 году вернулась гвардия, а в 1732-м – и императорский двор. Существует мнение, будто бы на принятие такого решения серьезно повлиял Бурхард Христофор Миних.

В любом случае его подвиг оказался не напрасным. Все, что было сделано за несколько лет, императрица оценила по достоинству, и Миних стал одним из самых важных людей в аннинской России.

Анна Иоанновна во всех смыслах уступала Петру Великому. Ее политика сводилась по большей части к тому, чтобы не мешать уже запущенным процессам, не менять курс. В ее жестокое, несколько нелепое царствование семена, посаженные Петром, продолжали приносить плоды.

По-прежнему работали в России иностранные ученые. Вернувшиеся из заграничных поездок архитекторы строили планы по развитию столицы. Сын приглашенного Петром скульптора Карло Растрелли Франческо построил для Анны Иоанновны третий Зимний дворец. Словом, Петербург продолжался и достигал все новых успехов.

Власть русских императоров, начиная с Екатерины I и до царствования Николая I, держалась на штыках тогдашних силовиков. Гвардия, конечно, не была парламентом, но могла в любой момент действием выразить мнение российского дворянства. Чтобы угодить этому сословию, Анна Иоанновна придумала лазейку, позволяющую дворянину не начинать армейскую службу с чина рядового, а сразу стать офицером. В 1737 году в конфискованном у Меншикова дворце разместился Сухопутный шляхетский корпус – учебное заведение, дававшее одновременно общее и военное образование. Окончивший корпус сразу получал офицерский чин. Бурхардт Миних оказался основателем и первым директором нового учебного заведения.

Сделав блестящую военную карьеру в 1730-е годы, после смерти Анны Иоанновны Миних попал в опалу и провел 20 лет в ссылке в уральской деревне Пелым. Оттуда он несколько раз просил назначить его генерал-губернатором Сибири, что в конце концов и сделал Петр III, вернувший Бурхардта Миниха из ссылки в 1762 году.

Тому было уже 78 лет. После переворота Екатерины II бывший наемник принес ей присягу и получил под свое начальство несколько портов и построенный им больше 30 лет назад Ладожский канал.