– Да пошёл ты, козлина! – рявкаю и разворачиваюсь в сторону, куда показывал Олег. – Сам справишься.

В спину звучит тяжёлый вздох, но мне всё равно. Достали. Сколько можно меня тыкать в то, что я богата, а они нет. Сколько можно?

Жена у него рожает. Так и сидел бы со своей женой!

Злость придаёт силы идти, а ещё я тихо радуюсь, что так и не бросила занятия пилатесом и фитнесом. Моя физическая выдержка радует. Но спустя полчаса ходьбы энтузиазм начинает трусливо шептать, что солнце уже почти спряталось, а никакой Берёзовки и в помине нет. Только деревьев становится больше.

Может, я погорячилась? Нужно, наверное, вернуться и извиниться. Но, обернувшись, я не вижу больше ничего, кроме этих сраных полей и грунтовой дороги, которая, оказывается, будто по какой-то определённой схеме лежит, петляя и поднимаясь.

А ещё я понимаю, что прямо надо мной еле слышно жужжит рой каких-то неизвестных насекомых. Начинаю махать руками перед собой, как вдруг резко замираю.

– Что за хрень? – шепчу я, чувствуя, как паника начинает подниматься где-то внутри.

– Ах ты зараза! – раздаётся громкий мужской крик, а за ним удар о металл.

Как я не закричала, понятия не имею, но ноги задрожали. И не только ноги.

Смотрю в сторону, откуда послышался крик, и не знаю – радоваться или бояться. С одной стороны поля, с другой – посадка. И вот где-то за ней и послышались все эти звуки.

– Егорыч, я тебя прикончу! – снова раздаётся с той стороны, только это уже больше похоже на рык зверя, а не на мужской голос. Злого зверя.

Боже, что же мне делать? Куда бежать? И убегу ли я? Что-то кусает за ногу, и я всё же пищу. Мои шортики явно слишком короткие для этой местности, а топ – слишком любимый, чтобы покрываться пылью.

Растираю место укуса и снова злюсь, но в какой-то момент понимаю, что я уже не одна.

Буквально метрах в двадцати, через дорогу от меня, стоит нечто. Боже, да он вылитый маньяк из фильмов «Техасская резня бензопилой» или «Хостел». Только у этого вместо бензопилы что-то длинное, блестящее и явно железное.

– Чего уставился? – смотрю на грязного амбала в рабочем комбезе. Первая защита – нападение. – Или нормальных девушек не видел?

– Нормальных видел, – отвечает это нечто. Как я рот не открыла, не знаю. Голос совершенно не вяжется с внешностью и тем, что я слышала буквально пять минут назад. – А вот это, – он обводит меня рукой, в которой держит свою железяку с рожками на конце, – девушкой назвать сложно.

– Да ты хоть представляешь, с кем ты разговариваешь, бомж?! – вздёргиваю подбородок и только делаю шаг в его сторону, как чувствую, что нога проваливается во что-то вязкое и мокрое.

– С приездом в Берёзовку, – этот урод начинает смеяться и отворачивается назад, а я вижу между деревьев что-то, похожее на трактор.

Но не это самое ужасное! Я понимаю, что не успела приехать, как влезла в дерьмо.

– Мамочка, это же Джимми Чу, – вою я.

– Да хоть хую-чу, – ржёт этот монстр в комбинезоне. – Ты откуда здесь взялась, золотко?

– А здесь принято задницей разговаривать? – огрызаюсь в ответ.

– Смотря с кем, – снова слышу смех.

Хочу ещё что-то сказать, но в голове быстро всплывают слова Олега о моей совести. Замолкаю. Нужно успокоиться. Закрываю глаза и начинаю дышать, как училась на курсах йоги.

– Онемела? – вопрос звучит так близко, что сдержать крик больше не получается.

– Отойди от меня! Тебе кто давал право подходить? Я тебя не звала! – понимаю, что просто визжу, но это уже предел.

– А я думал, что немая, – снова начинает ржать этот…

Присматриваюсь к нему и понимаю, что улыбка у него довольно красивая. Да и глаза какие-то необычные. Только воняет от него, конечно.

– Слушай, бомж, там мой водитель, и ему нужна помощь, – решаю, что лучше сразу обозначить границы, а то на меня, наверное, укус так подействовал, что я уже в этом нечто рассматриваю что-то привлекательное. Достаю деньги из сумочки, что висит через плечо. – Вот, этого должно хватить. Нужно вытащить его и доставить в Берёзовку.

Но вместо того чтобы взять деньги, этот бомж смотрит на меня так, будто я ему в лицо плюнула.

– А я смотрю, в столице ничего не меняется, – вот теперь его голос похож на тот, что я слышала вначале. – Зажравшиеся мажорки, смотрящие только на обложку.

– Да как вы достали! – кричу. – Сколько можно тыкать мне в моё положение? Бери деньги и иди выполняй свою работу.

– Трактор починю, съезжу, посмотрю, – отвечает он безразлично, а я окончательно теряюсь.

– И когда это произойдёт?

– Как только Егорыч привезёт нужные детали, – хмыкает он, а у меня красная лампочка загорается в голове.

– А ты можешь позвонить? – спрашиваю с надеждой.

– Конечно, могу, или ты думаешь, что здесь только бомжи живут? – язвительно спрашивает он.

Вот же досада! И как мне теперь попросить его дать мне позвонить? Хотя бы тёть Люсе набрать. Папа скидывал мне её номер, как только я уехала.

– Ну давай, – его губы снова растягиваются в улыбке, завораживая.

– Что давать? – спрашиваю шокировано.

– Проси, – говорит так, будто наслаждается моим положением сейчас.

– Урод, – шиплю тихо, но, набрав в грудь воздуха, поднимаю голову. – Пожалуйста, можешь дать позвонить?

– А что мне за это будет? – это нечто складывает руки на груди, а я вижу, что даже грязь не может скрыть его фактурное тело.

– Да ты охренел! – выкрикиваю. – Я тебе предлагала деньги.

– А мне твои деньги как к заднице припарка, – ехидно улыбается этот тракторист. – У нас здесь другая такса. Натура называется, – и он склоняется чуть ближе ко мне.

Мамочки. Вот теперь можно паниковать, думаю.

Глава 3

Матвей

Просыпаюсь оттого, что рядом кто-то сидит и громко чавкает. И я даже знаю, кто.

– Что ты здесь делаешь? Вали домой, – отворачиваюсь на другой бок и накрываюсь простынкой.

Ночью духота невыносимая, но комары всё равно находят, как просочиться в дом. Поэтому и приходится укрываться.

– И вообще, с каких пор ты просыпаешься в такую рань? – бурчу в подушку, стараясь вернуть последние сладкие моменты сна.

– С тех самых, – и снова хруст. Яблоко, что ли, жрёт? – Когда к нам начали приходить твои девки, и каждый раз доводят маму до слёз, а папку до нервного тика, – по спине прилетает удар, да такой, что кожу припекает. – Просыпайся, Мотька. Сил на тебя уже ни у кого не хватает.

– Вали домой, кому сказал, – рычу, резко дёргаясь в сторону сеструхи, отчего та взвизгивает и перескакивает через спинку кровати. – Ну коза ты, Сонька.

– Дурак, – посмеивается она и бросает в меня огрызком.

Ловлю его и откусываю. От кислоты челюсти сводит.

– Как ты можешь их есть? Они же ещё неспелые? – кривлюсь, но проглатываю.

– Нормально ем, – Сонька вздёргивает свой мелкий нос. – Бабуля говорит, это значит, что мне чего-то не хватает.

– Мозгов? – подначиваю её.

– Разве что тебе, – не остаётся в долгу. – А тебе и правда пора, а то проспишь разнарядку. И если что, меня ты не видел, а то папка сегодня в бешенстве.

– Всё, вали отсюда, – машу на неё рукой.

Получаю в ответ смешную рожицу и язык. Но Сонька выбегает из комнаты, а я, растерев лицо, в одних трусах выпрыгиваю в окно и иду в сад. Нужно освежиться.

Подхожу к бочке с водой и, зачерпнув ковшиком, выливаю первый на голову. От свежей воды по телу пробегает приятная дрожь. А ведь это только июнь.

Опускаюсь над бочкой и начинаю умываться, и сразу в голове начинают складываться в цепочку слова сеструхи.

Значит, опять какая-то барышня пришла к родителям с претензией на мой член. Ну или трон, как кто называет. Сам над собой посмеиваясь, иду в дом.

– Матвеюшка, снова в окно сиганул, – улыбается бабушка, когда я захожу на крыльцо, где она уже ставит банку с молоком, мёд да лепёшки.

Кто бы что ни говорил и как бы ни нахваливал современные фастфуды и всякую нудятину с модными названиями, но лучше бабулиных лепёшек и кружки парного молока нет ничего.

– Ба, а ты думала, я просто так себе комнату переделал? – улыбаюсь ей, целуя в морщинистую щеку.

– Эх, внучек… – бабушка улыбается и кричит в дом: – Соня, давай скорее, а то жара станет, не соберём ягоду.

– Иду.

Сонька, уже переодетая в короткие шорты и верх от купальника, выходит на крыльцо.

– Это что за вид? – хмурюсь, рассматривая её.

– Нормальный вид, – огрызается сеструха.

– Переоделась пошла, быстро, – тыкаю пальцем назад в дом. – Рано тебе в таком виде по огороду шастать.

– Матвей! – Сонька стучит своей ножкой по полу, а я начинаю злиться.

Вот же ж – бабы, они и в деревне бабы.

– София, если ты сейчас же не переоденешься, я сам это сделаю, – ставлю кружку на стол и начинаю подниматься.

– Зануда, – шипит сеструха, но в дом возвращается.

– Матюш, ну чего ты так на Соню? – бабуля садится рядом. – Она же девочка.

– Маленькая ещё, – внутри всё вопит оттого, что, я так понимаю, она уже не просто девочка.

Моя маленькая сестрёнка превращается в девушку. Красивую девушку. А оно мне надо, чтобы всякие козлы да бараны ошивались вокруг неё?

– Так, поди, шестнадцать уже, – бабушка продолжает подливать масла в огонь.

– Ба! – поднимаю на неё взгляд, но быстро осекаюсь. – Прости, – добавляю уже спокойнее. По глазам вижу, что бабуля расстроена.

– Матвеюшка, ты же хороший мальчик у нас, – бабушкин голос всегда успокаивал, и сейчас не исключение. – Ну подумаешь, попалась тебе одна неблагополучная. Нельзя же теперь всех мерить по ней.

– Ба, я не меряю, – хмурюсь. От воспоминаний начинает тянуть под ложечкой.

– Меряешь, – настаивает бабуля. – Прекращай портить девок в деревне. А то, не ровен час, по улицам будут бегать только твои дети.

– Так, я пошёл, Борьку выведу на луг, – быстро отвечаю, поднимаясь с места, а то сейчас снова пойдёт старая песня. – И по поводу порчи: я, бабуль, знаю, как предохраняться. Не маленький. А то, что эти девки сами где-то лазят по лесам да полям, так тут уж не моя вина.

– Матюш, – бабушка начинает хмуриться.

– Убежал, – быстро отвечаю. – А то Борьку сами поведёте на луг.

– Нет уж! – Сонька кричит из окна дома. – Сам веди. Он только тебя слушает, бычок-переросток.

Посмеиваюсь и иду в сарай за своим подопечным. Поглаживаю лощёные бока моего бычка и, накинув ему цепь на шею, веду на луг.

– Ты тут не быкуй, друг, – разговариваю с ним, —а то снова перепугаешь половину села. Будет нам потом.

Борька только головой своей кивает огромной и, довольный, сразу начинает пощипывать молодую травку.

А я быстро возвращаюсь к дому, прыгаю в свою ниву и мчу на работу.

Если Сонька сказала правду, и сегодня к родителям снова приходила очередная “страшно беременная” от меня, то грозит мне мотыжение на дальних полях.

Хреново, когда твой батя агроном. И если этот агроном ещё и злой с самого утра.

Но кто же знал, что меня под вечер будет ждать приятный сюрприз. Хотя тут смотря с какой стороны посмотреть.

Глава 4

Смотрю в голубые глаза Златовласки и пытаюсь понять: как с таким личиком можно быть такой сукой?

Хотя нет, суки – хорошие собаки, верные. А вот эта хамка явно не дотягивает до такого звания.

По виду понятно, что девка не из местных, а в голосе сразу слышно столичный говор. Тяжёлый город, да и слишком безжизненный, хоть и напоминает постоянно работающий улей.

– Я жду, – говорю и склоняюсь чуть ниже, наблюдая, как глаза Златовласки становятся размером с блюдечко.

– Ты что, совсем охренел, бомж! – пищит она, делая шаг назад.

Но, судя по всему, её хую-чу не предназначены для деревни, и каблук проваливается в землю, подворачивая ногу.

Наблюдаю за полётом подбитого лебедя и стараюсь не заржать. Думаю, её окружение дорого бы заплатило за то, чтобы увидеть эту картину.