Честно говоря, я была крайне удивлена. Я поверить не могла в то, что слышу. После отравления принцессы Вэньи прошло совсем немного времени. Император прекрасно понимает, что наложница Хуа тоже была под подозрением, но все равно приходит ко мне и заявляет, что хочет вернуть ей привилегии, которыми обладает помощница императрицы.

Я понимала, что им движет забота о государстве, но ход его мыслей меня пугал.

Он наверняка ожидал, что я разозлюсь и начну возмущаться, но я взяла себя в руки и подавила вспыхнувшие эмоции. Я не могла позволить ему понять, что я чувствую на самом деле. Я спокойно улыбалась и внимательно слушала его объяснения, а про себя думала: «Даже меня эта новость неприятно поразила. Что же тогда почувствовала императрица, когда ее услышала?»

Я отвернулась всего на пару мгновений, чтобы подавить просящиеся наружу слезы и выровнять сбившееся дыхание. Вновь посмотрев на императора, я улыбнулась, словно бы совсем на него не злилась, и спросила:

– А что сказала матушка-императрица?

Сюаньлин тут же помрачнел:

– Я у нее еще не спрашивал. Ты первая, кто об этом узнал.

– Ваше Величество, вы ведь заботитесь об императрице. В этом нет ничего плохого.

– Я знаю, что фэй Хуа временами бывает нетерпимой к окружающим и может погорячиться. На самом деле я бы хотел, чтобы именно ты заняла этот пост, но, к сожалению, ты вошла во дворец не так давно и у тебя мало опыта. Фэй Дуань болеет, а фэй Цюэ слишком нерешительная, поэтому на них я тоже не могу положиться. Вот и получается, что вся надежда на фэй Хуа. – Сюаньлин виновато вглядывался в мои глаза, ожидая, что я на это отвечу.

Только усилием воли я сохраняла на лице вежливую улыбку, хотя внутри бушевали обида и негодование. После недолгих размышлений я сказала:

– Ваше Величество, у вас добрые намерения, поэтому я не думаю, что матушка-императрица будет против. Вот только я не знаю, думали ли вы о том, как со стороны будет выглядеть ее возвращение на прежнее место сразу после того, как ее отец помог одержать несколько побед. Знающие люди подумают, что государь заботится о талантливом генерале и его семье, а вот невежды, не понимающие, как мудро Ваше Величество правит нашей страной, могут заявить, что император сильно зависит от военной мощи семьи Мужун, поэтому и возвышает их дочь, чтобы купить их верность. – Даже у императора были свои страхи. Больше всего он боялся, что его назовут бесполезным и что его министров и генералов будут ценить больше его самого. Я безжалостно ударила его по больному месту, но так было нужно. Увидев, что мои слова задели его за живое, я продолжила: – Но вам не стоит обращать внимание на дураков, которые любят потрепать языками за спиной. – Я сделала паузу, наблюдая за тем, как между бровями императора появляется недовольная складка. – И подумайте вот еще о чем. После стольких побед принца Жунаня наверняка переполняет радость. И я уверена, что он делит ее с генералом Мужуном, с которым сблизился за время войны. Если принц узнает, что дочь генерала снова назначили помощницей императрицы, он обрадуется так, что это может помешать ему на поле боя.

Сюаньлин прикрыл глаза. Его лицо было абсолютно спокойно, но я знала, что под этой маской бушует ураган. Я попала не в бровь, а в глаз. И была уверена, что он понял все, что я хотела до него донести.

– Ваше Величество! – воскликнула я и опустилась на колени. – Сама не знаю, что на меня нашло! Какая-то жалкая рабыня посмела обсуждать государственные дела. Прошу вас, смилуйтесь! – Я поклонилась так низко, что лбом коснулась пола. Вместе со мной на землю опустились все служанки и евнухи, присутствующие при нашем разговоре. Они были напуганы и не совсем понимали, что происходит.

Кап-кап, кап-кап. Звуки водяных часов странным образом совпадали с биением моего сердца. Все вокруг молчали и слушали, как в буквальном смысле утекает время.

Сюаньлин помог мне подняться и сказал:

– Ты не сделала ничего плохого. К тому же я сам разрешил тебе разговаривать со мной на любые темы. – Он тяжело вздохнул. – А знаешь, во всем дворце, кроме тебя, больше никто не осмелится говорить со мной так прямо и никто не сможет помочь мне посмотреть на ситуацию с разных сторон.

У меня защипало в глазах. Это было очень вовремя. Я чувствовала, что слезы вот-вот покатятся по щекам, но постаралась их сдержать.

– Поверьте мне, государь, что я говорю так не из зависти к наложнице Хуа. Я просто надеюсь, что вы не будете спешить с ее назначением и сначала оцените возможные последствия, как хорошие, так и плохие. Так вы избежите осуждения, не навредите своей репутации и сможете дождаться следующего праздника, чтобы объявить о том, что возвращаете фэй Хуа на должность помощницы императрицы. В таком случае это будет выглядеть справедливо, и ни у кого не возникнет вопросов. И тогда мы всем гаремом отпразднуем ее назначение.

Я уже все просчитала. О столь важных назначениях обычно объявляли на самых крупных праздниках. Праздник середины осени уже прошел, следующим будет Новый год, но перед Новым годом никогда не делали настолько громких объявлений. Получается, что придется ждать Праздника фонарей, а к тому времени ситуация уже может измениться. Сейчас самое главное помешать наложнице Хуа обрести власть над гаремом. Если получится, у меня будет время спланировать свои действия.

Сюаньлин задумчиво смотрел на меня. Его любящий взгляд согревал мое сердце. После долгого молчания он наконец решительно сказал:

– Да будет так! Спасибо, что помогла мне все обдумать. Вот только придется императрице еще немного потерпеть.

– Ваше Величество, вам не стоит беспокоиться об императрице. Она уже давно управляет гаремом и прекрасно с этим справляется. К тому же ей помогают придворные дамы-секретари. Я уверена, что под ее руководством в гареме не возникнет никаких проблем. Не волнуйтесь. – Сюаньлин кивнул, соглашаясь с моими доводами, а я решила кое-что проверить: – А помните, государь, что в то время, когда чанцзай Шэнь была пинь Хуэй, вы хотели, чтобы она училась управлению гаремом и впоследствии стала помощницей императрицы? Как жаль, что сейчас она…

Сюаньлину не понравилось, что я вспомнила про Мэйчжуан.

– Сейчас ее главная задача – это совершенствовать свои добродетели, – сказал он.

Я не стала продолжать эту тему. Заметив, что после нашего разговора император перестал есть, я подумала о том, чтобы велеть Пэй подать чай с миндалем, но меня опередила Хуаньби. Она уже стояла у стола с чашкой чая в руках. Поставив ее перед Сюаньлином, она тихонько сказала:

– Прошу вас, угощайтесь, Ваше Величество.

Когда я увидела, как Хуаньби смело подошла к императору, мое сердце сковал холод. Руки служанки, казавшиеся на фоне светло-голубой чашки белоснежными, привлекли внимание Сюаньлина. Он поднял глаза и посмотрел на Хуаньби.

– Наряд у тебя прелестный, вот только розовая юбка не сочетается с зелеными туфлями, – с усмешкой сказал он. – Выглядит безвкусно.

Хуаньби смутилась и покраснела от слов императора, но с места не сдвинулась.

– Ваше Величество, вашу рабыню зовут Хуаньби, поэтому я и надела зеленые туфли ^[48].

Я сразу догадалась, что Хуаньби хотела привлечь внимание Сюаньлина. Именно для этого она нарядилась в яркую одежду и специально надела изумрудные туфли, которые не сочетались с красными оттенками курточки и юбки.

Порадовавшись про себя, что Сюаньлин неодобрительно отозвался о наряде служанки, я улыбнулась ей и сказала:

– Вчера мне принесли из Министерства двора бирюзовый шелк. Возьми его и закажи себе новую юбку взамен этой розовой. – Затем я повернулась к остальным слугам: – Кухарки сегодня постарались на славу. Сходите на кухню и возьмите себе поесть.

Слуги хором поблагодарили меня, а Хуаньби, смущенно покраснев, поклонилась и отошла от стола. Император больше на нее не смотрел.

– Я так погляжу, ты очень хорошо относишься к своим слугам, – сказал он мне.

– Служанкам во дворце и так приходится нелегко. Если еще и хозяйка будет с ними плохо обращаться, то их жизнь станет совсем невыносимой. К тому же служанки, которых обижают хозяева, плохо выполняют приказы. Вот и получается, что от плохого обращения со слугами нет пользы ни для господ, ни для них самих. – Я улыбнулась Сюаньлину, который с интересом меня слушал, и решила объяснить, почему на самом деле так поступаю: – К тому же это просто отрез ткани, а Хуаньби не обычная служанка. Она пришла во дворец вместе со мной. В будущем я надеюсь найти для нее достойного мужа. Что вы насчет этого думаете, Ваше Величество?

– Ты вольна распоряжаться своими служанками как тебе угодно. Мне просто приятно видеть, как ты о них заботишься. – Сюаньлин посмотрел на меня с одобрением. – И то, что я вижу, все больше подталкивает меня к тому, чтобы именно тебя назначить помощницей императрицы.

В ответ на похвалу я вежливо улыбнулась и сказала:

– У меня слишком мало опыта и я вряд ли смогу управлять целым гаремом. Вы, должно быть, шутите, Ваше Величество. – Я наклонилась к императору и прошептала: – Неужели вы думаете, что я забочусь о вас меньше, чем о своих служанках? – Я снова села прямо и, скрывая истинные чувства, вымученно улыбнулась. – Семья наложницы Хуа очень вам помогает, поэтому будет правильно, если вы станете проводить с ней больше времени.

– Мне бы хотелось чаще бывать с тобой, а не с ней, но это сложно. Да, мы начали побеждать, но нам предстоит сделать еще очень многое. Боюсь, что в ближайшие дни я буду безвылазно работать в кабинете.

Я почувствовала облегчение, когда узнала, что в скором времени он будет очень занят.

– Вы так тяжело трудитесь во благо государства. Пожалуйста, не забывайте о своем здоровье и берегите себя.

Этот завтрак давался мне крайне сложно. Когда я положила в рот кусочек гусиной печени, я не почувствовала никакого вкуса, лишь неприятную горечь. Но перед Сюаньлином мне стоило сохранять невозмутимое лицо, иначе весь мой план пошел бы насмарку. Я обязана была на время забыть о злости и обиде, чтобы из-за глупых эмоций не потерять все, чего я добилась. Я изображала радушную хозяйку, накладывала угощения в его тарелку и смеялась над его шутками. В тот день я поняла, как тяжело оставаться добродетельной женщиной, живя во дворце. Если хочешь сохранить образ хорошей жены, ни в коем случае нельзя показывать, как тебе больно, нельзя говорить вслух о том, как ты страдаешь. Я не могла не восхищаться нашей императрицей и ее выдержкой. Ей постоянно приходилось бороться с наложницей Хуа, но вне зависимости от того, побеждала она или проигрывала, она никогда не показывала своих эмоций и сохраняла абсолютно невозмутимое выражение лица. Но сколько же горечи и страданий скрывалось под маской спокойствия? Как она могла с таким достоинством нести тяжкий груз одиноких лунных ночей?

Мои мысли прервал император, который положил в мою тарелку жареные побеги годжи.

– Попробуй. Это очень вкусно, – сказал он и ласково улыбнулся.

Я поблагодарила его и посмотрела на лежащую на тарелке зелень. В этот момент у меня резко похолодело в груди и сжалось сердце. Меня обуревало столько чувств, что было крайне тяжело оставаться на месте. Мне казалось, что я очень похожа на ростки годжи, которые кинули на раскаленную сковороду с маслом, потом посолили, много раз перемешали, чтобы они пропитались ароматом, а потом аккуратно выложили на красивую фарфоровую тарелку, украшенную цветочками и животными.

Когда стол наконец опустел, в зал вошел Ли Чан и доложил, что министры собрались в зале Июаньдянь и ожидают императора. Сюаньлин поспешно ушел, а я удалилась во внутренние покои.

Цзиньси догадалась, что сейчас у меня дурное настроение, поэтому отослала всех служанок и сама принесла мне чашку чая.

– Госпожа, попейте чаю, вам станет легче… – сказала она шепотом.

Я сжала зубы от злости. Мне неимоверно сильно хотелось бросить чашку на пол, чтобы она разбилась на десятки белых кусков, но я сдержалась. Я поставила ее на стол, да так, что чай расплескался по всей столешнице.