Макс Гудвин: Я – борец

Глава 1. Чайный мастер

«Этот парень был из тех,

Кто просто любит жизнь.

Любит праздники и громкий смех,

Шум дорог и ветра свист…» – звучало из тонированной Приоры, остановившейся на светофоре, пока я переходил дорогу, в это раннее и тёплое для зимы утро. Под знакомые мотивы «Арии», неожиданно повеяло ностальгией моей далекой молодости.

Слышал, что психологи рекомендуют людям в возрасте вести дневник и подводить в нем итоги по важным датам, но я подобным никогда не занимался. А недавно вот, ни с того ни с сего, взял, да и задался вопросом: почему бы и не попробовать? Жизнь теперь скучна и однообразна, каждый день похож на предыдущий. После моей-то бурной молодости, после многих лет спортивной карьеры, к сорока девяти годам со здоровьем было уже не очень. Это такой возраст у бывшего военного и спортсмена, когда чихаешь, а сам думаешь, как бы ничего не отвалилось…

Я посмотрел на своё отражение в лобовом стекле автомобиля, откуда доносился звук. Даже в темноте, в свете уличного фонаря были хорошо различимы светлые волосы, очки на тонкой оправе, выбритое лицо с признаками развернувшегося на нём возраста, в виде мимических морщин.

Да, это я, всё ещё крепок и высок.

Поймав себя на мысли, что видя самого себя, пересекающим дорогу, я выправляю плечи, втягиваю небольшой живот, который в простонародье принято почему-то называть авторитетом. Или мамоном. Или амортизатором.

На мне старенький спортивный костюм адидас, чёрного цвета. Зато он настоящий, не китайский ширпотреб от братьев наших из-за великой стены. Таких костюмов больше не достать, ведь я купил его лет десять тому назад, ещё тогда, когда гонял в Крым в четырнадцатом году, посмотреть на Казантип. Поверх легкая куртка.

А иду я с работы. Из ночного магазина-бара, где я, прости господи, охранник, на другую работу – в Академический лицей им. Псахье Г.А. По факту – ту же среднеобразовательную школу города Томска, в которой я числюсь, как учитель физической культуры. Такой странный путь сквозь утреннюю темноту, от громких выпивающих, к не менее громким, но более приятным детям.

Вокруг всё занесено свежим, недавно выпавшим снегом, который громко хрустит под подошвами ботинок. Но я, как всегда, налегке: вместо шапки капюшон, вместо полноценных зимних ботинок на ногах лишь простенькие кроссовки на толстом шерстяном носке, да и куртка так – одно название. Заболеть не боюсь, во-первых, у меня в правилах ежедневная закалка и обливания, во-вторых, тут совсем недалеко.

А что? Всего-то минус пять, это ещё не повод надевать шапку и менять куртку. И пускай молодняк этого не понимает, называют меня непонятными словами – каждые пять-десять лет их сленг меняется, из последнего я как-то услышал странное слово «скуф», это, наверное, про тех, кто забил на себя окончательно. А я всё еще живчик! Ну да, признаю, денег на лучшую одежду у меня просто нет.

– Сорок девять лет, блин, поздравляю! – мысленно вернулся я к забавной игре с самим собой.

Итоги так итоги, мне вспоминается моя «интереснейшая» судьба фаната спорта и единоборств. Моя прошлая военная служба.

Вообще, чего в моей жизни только не было. Это и бокс, кикбоксинг и джиу-джитсу, самбо… В целом, всего было понамешано, да только нигде я особо не задержался. Даже несколько раз выполнял первый взрослый по разным видам, однако, чтобы тебе его присвоили, требовалось собрать нехилый такой пакет документов. Обычно этим занимается тренер, но я был «везде» и нигде одновременно. С постоянным тренером, который бы меня «тащил», не срослось, поэтому соответствующего значка мне и не досталось.

Союз развалился, прошли шальные девяностые, промелькнули двухтысячные. Куда податься парню с незаконченным спортивным факультетом? Черт возьми, если вдуматься, то кем я только не был. Сначала армия. Рост – метр восемьдесят восемь и вес под сотню, с такими данными меня, естественно, загребли в воздушно-десантные войска, где я и застал первую чеченскую. Потом вторую. А после всего, что довелось там увидеть, я решил больше не брать оружие в руки.

Но зацепил события две тысяча восьмого года, в Осетии. Пришлось там немного побегать.

Бравада – это совсем не моё, даже второе августа я отмечаю скромно, никаких купаний в фонтанах, пьяных воплей и приставаний к гражданам. Особенно смешно мне, когда парни отслужившие вместо двух, год, высыпают на улицы и, подпив, начинают докапываться до прохожих с вопросами: «А ты служил?»

Как-то раз я поймал двоих за шкварник, тормознувших студентов с хохолками на головах (не разделяю таких причёсок, но и не лезу с расспросами – разные времена, разные моды), а эти полезли внаглую, я перезадал им их же вопрос.

– А вы, ребята, служили?

– Служили! – дерзко ответили они мне. – А че?

– Род войск? Номер части? – с ходу спрашиваю у них.

– ВЧ-3! – буркает один, демонстрируя полное неуважение. – Десантура!

– Что за часть такая? – с недоумением спрашиваю я. Ведь все номера воинских частей пятизначные. А сам наметанным глазом вижу, что у одного из них партаки на пальцах, и понимаю, что это никакая не ВЧ-3, а скорее ИК-3. И десантными войсками там и не пахнет.

Ох они тогда и хапнули со мной и за тельняшки, и за береты, и за то что они просто моральные уроды.

Не люблю выпендрёжников, а еще больше не люблю ряженых. И мошенников. Хотя, сейчас времена такие, что и сидевший может служить и воевать и при этом еще и бизнесменом быть. Суммарно я не против, это выбор каждого, главное, чтобы человек вел себя подобающе на гражданке. Эти же просто купили форму и понтуются на людях, собирая дань с молодёжи, которая теперь совсем из другого теста.

А эти никакого отношения к армии, к десанту, и вообще к службе – не имеют. В общем, отлупил я их слегка, заставил голыми по пояс отжиматься, тельники и береты, конечно, забрал, сказав:

– Еще раз увижу, будем говорить иначе!

Так вот, после срочной службы был я грузчиком, вышибалой. В менты или бандиты не пошёл, не мое это. И те и те мне тогда говорили: «Олег, ты же стрелять умеешь, бегаешь под разряд, бьёшь как конь копытом и борешься, словно медведь, иди!» А я всё отнекивался, да какой из меня мент, да какой из меня бригадный…

С тех пор многое поменялось: все, кто ментами и бандитами в девяностые был, теперь при деньгах, машинах, квартирах. У всех двухэтажные дома, жены, любовницы и прочее. Я же имею лишь два костюма «Адидас»: чёрный и серебристый. Живу на съемной однушке, в холодильнике, как всегда, негусто. Отопления нет, горячая вода через раз. Негусто, но я ни на что не жалуюсь. Жизнь как жизнь. Однако будь у меня еще один шанс, я бы непременно все поменял.

К примеру, в правильный спорт бы с головой ушел, не разбрасывался бы на полулегальные бои в клетке и рано или поздно продвинулся бы по ЗП вверх – у меня ведь перло тогда. Эх, да что там… До того проклятого боя в ресторане «Карфаген», еще до появления всякого ММА в помине, организаторы сварили на заводе большую клетку, оббили ее дерматином и кинули клич. Пять тысяч за выход на ринг, и еще двадцать за победу в каждом из боёв. Ну, я тогда сдуру и вызвался, потому что выбора не было. У матери начались проблемы со здоровьем, требовалась дорогостоящая операция и двойная зарплата за один вечер боёв, вполне бы пригодилась на дорогие медикаменты и врачей.

Верю ли я в карму, или это меня проклял кто-то? Но, наверное, тогда всё и пошло не так, в финале Гран-при из четырёх, последний бой был очень тяжёлый. Работал я против грязно дерущегося спортсмена из средней Азии, моложе и сильнее меня. Бой был на грани добра и зла, с любого турнира этого типа его бы давно дисквалифицировали, но не из клетки, вокруг которой на нас смотрят жрущие и пьющие жизнь большой ложкой обладатели больших денег. И в какой-то момент, когда я пропустил очередной тычок в глаза, прижал оппонента к рабице. Да так плотно, руки заправил подмышки – никуда думаю, ты от меня не денешься, и уже собрал силы, думал бросить на канвас от сетки. Так он берёт и руками скручивает рывком мою шею в сторону – что вообще везде запрещено, в том числе и тут, правила дважды обговаривались еще перед Гран-при.

В глазах у меня тогда потемнело, но дисквалифицировать оппонента не стали, кровавый бой уж очень всем понравился. Всем, кроме меня. А победителю отдали главный приз, бабки и бутылка пятизвёздочного коньяка от спонсора турнира.

А мне – унылые лица врачей скорой помощи и поездка в травматологию. Компрессионный перелом второго и третьего шейного отдела позвоночного столба – так, кажется, звучал мой диагноз. Провалялся я в палате около месяца. И врачи мне твердили, что больше тебе в спорт нельзя, любая нагрузка на шею может вызвать смешение-защемление и даже разрыв.

И после личного спорта у меня больше не было, с единоборствами я тогда завязал. Зато худо-бедно в вузе доучился.

Но ни в одно ДЮСШ меня так и не взяли, мол, нет подтверждённого разряда ни по одному виду, хотя, я думаю, просто место для своих берегли. А вот в лицей не отказал, и теперь я там и физрук, и вечерний тренер по единоборствам, даю детям борьбу и удары, как уж умею, даже среди моих воспитанников есть призёры и чемпионы Томской области, что уже неплохо.

Снег под моими ногами хрустел, и я шёл вниз, по тропинке вдоль дороги.

Подведение итогов? Да всё здорово же!

Вот только артроз на начальной стадии в коленях, да голова шумит на погоду, из имущества – небольшой домик за городом, достался от мамы. Правда, удобства на улице и отопление печное, ездить оттуда до работы каждый день – далеко, а если продать, то на вырученные деньги в черте города ничего путного не купишь, поэтому и снимаю тут квартирку. Огород там есть, где я ничего не сажаю, зато беседка под шашлыки и баня. Такой вот чемодан без ручки, продавать невыгодно, жить невыгодно, ездить в город даже на машине, которой тоже нет – и здесь невыгодно. Да и зачем машина? В городе я везде пешком могу добраться, в крайнем случае, на такси, ну и маршрутки ходят.

Семья? Была да сплыла. Бывшая во мне ошиблась сильно, как она говорит, слепая была, что ли, однако честные двадцать пять процентов алиментов получает от школы, ну и я на праздники к дочери заглядываю, она у меня взрослая почти. Тринадцать лет, возраст такой, что ей конверт с деньгами от отца интереснее, чем он сам. Да и дядя Слава, заменивший меня, для нее во всём лучше.

Дядя Слава никогда не дрался в клетке, зато у него есть большая машина и, походу, печатный денежный станок. Да и с ростом технологий, личные встречи как-то дочери стали не нужны, ну понятное дело – влияние матери. Записал на день рождения голосовое сообщение в соцсети, отослал денег, и ладно.

Работа физрука и тренера, в целом, мне нравилась. Особенно с тех пор, как ко мне в секцию народ повалил после того, как я пятерых алконавтов заставил бежать от охраняемого мной магазинчика приставными шпагатами, даже не запыхавшись. Еще бы, опыт-то не пропьёшь.

Этим зимним утром, как всегда, вокруг всё было заставлено машинами, тут горка вниз и даже есть пара лежачих полицейских, но их уже снежком замело и успело накатать. Справа школа, слева высотки. Молодые мамочки везут своих деток в садик.

Зайдя в лицей, я попал в теплый и светлый холл и пропустил вперед детей через электронный турникет со скучающим возле него молодым охранником.

– Олег Федорыч! – поприветствовал меня кивком парень на турникете, одетый в черную форму с металлоискателем на бедре.

– Привет, Антон, – кивнул я, не подавая руки, так как нас разделяет сплошной пестрый поток детей.

Я занял свою очередь среди спящих на ходу деток и, медленно переминаясь с ноги на ногу, добрался до охранника. Подав ему руку, я, улыбнувшись, произнёс:

– Ещё один день?

На что получил второй кивок.