Томмазо Перчивале: Загадка виллы Дроков

IL MISTERO DI VILLA DELLE GINESTRE

© 2025 by BOOK ON A TREE LIMITED

© ООО «Издательство «Эксмо», издание на русском языке, 2025

© Л. В. Золоева, перевод на русский язык, 2023

1
Конец неизбежен

Грета Салливан давно задавала себе один вопрос. Она не могла спросить об этом ни маму, ни тем более мисс Беннет. Она даже папу не могла об этом спросить. А ведь он был на войне и наверняка знал ответ.

Вопрос был такой: какого цвета лицо мертвеца?

В её любимых страшных рассказах мертвецы были белыми или жёлтыми, но сегодня в газете «Морнинг Хроникл» появилась статья о парне, которого нашли задушенным, так вот у него лицо было «цианотичного цвета». Грета знала, что «цианотичный» значит «синий». Следовательно…

Всё непонятнее и непонятнее.

Вот бы хоть раз в жизни увидеть труп! Нет, она, конечно, была на похоронах старого Уинтерботтома, но её посадили в последнем ряду и строго-настрого запретили подходить к гробу. Поэтому Грета пребывала в сомнениях и время от времени возвращалась к этому вопросу, особенно когда ей доводилось делать что-то волнующее или необычное, например ехать одной на слишком широком бархатном сиденье в слишком пустом вагоне поезда, который ехал слишком быстро.

Поезд на всём ходу мчался сквозь ночь, выпуская огромные клубы чернильного дыма, железные колеса сердито визжали и лязгали, когда машинист пытался наверстать обычное отставание и вписаться в расписание.

Сиденье было таким большим, что маленькая Грета выглядела на нём намного младше своих восьми лет. Стремительный бег поезда бросал её то влево, то вправо, и она качалась из стороны в сторону, как сваренная спагеттина.

Время от времени она поглядывала на свой кожаный чемодан. Кондуктор любезно разместил его на багажной полке. Чемодан был большим. Тяжёлым. С укреплённым пластиковым низом и металлическими колёсиками, которые угрожающе поблёскивали в свете ламп. Если он свалится ей на голову – убьёт на месте. Одно мгновение, и – кряк! – шея ломается (с не очень громким хрустом), и Грета падает на пол, чтобы никогда больше не встать.

Так-так-так, интересно.

Что она почувствует в этот момент? Перед ней и вправду как в кино пронесётся вся её жизнь? В таком случае это будет очень короткий сеанс, потому что в восемь лет она ещё и половины жизни не прожила. Зато сколько всего успела! О да, господа, фильм получится коротким, но захватывающим. В нём будет минимум три неожиданных сюжетных поворота и одна говорящая собака. Кажется.

Она не была до конца уверена, что прошлым летом тот сеттер в Блэкпуле действительно сказал ей: «Хороша сегодня говядина». Грета спешила и не стала останавливаться, чтобы поддержать разговор. Как можно было упустить возможность поболтать с единственной в мире говорящей собакой?! Восемь лет – и уже такое горькое сожаление! После этого Грета пообещала себе, что больше никогда в жизни не будет спешить.

Поезд сердито дёрнулся, и сетка багажной полки завизжала, как споткнувшаяся в галопе лошадь. Грета подняла глаза и поняла, что чемодан не упадёт. Во всяком случае, не сейчас.

И девочка снова принялась рассматривать своих попутчиков.

Она насчитала в вагоне ещё шесть человек, но только один привлёк её внимание.

Это был огромный, как орангутанг, мужчина в рубашке винного цвета и с такой мускулистой грудью, что пуговицы, казалось, вот-вот разлетятся в разные стороны. Закатанные по локоть рукава рубашки обнажали руки, покрытые жёсткими чёрными волосами. Грета подумала, что они, наверное, колючие, как иголки. С носом вообще было что-то странное – он был похож на сплющенный кусок мяса. А на левой щеке до самого виска тянулся шрам в виде ящерицы. Но больше всего Грету удивило другое: на морде этого Орангутанга блестели два очень зелёных и очень умных глаза. Такие глаза могут быть у изобретателя или у волшебника, но никак не у обезьяны. Это были глаза человека, который знает какую-то тайну.

Грета смотрела на него с восхищением, но мужчина лишь искоса взглянул на неё и отвернулся к окну, рассматривая проплывающий мимо пейзаж. А за окном между тем не было ничего интересного. Только тьма. Только сельская глушь, проглоченная густой мглой июньской ночи.

– У вас всё хорошо? – Плотное круглое лицо кондуктора застало девочку врасплох.

– Что? А, да.

– Не часто у нас бывают такие юные пассажиры!

– Мне почти девять лет, – строго сказала Грета, вскинув подбородок.

Кондуктор с трудом сдержал улыбку:

– Если вам что-то понадобится, пожалуйста, не стесняйтесь, сразу скажите мне. Я обещал вашей гувернантке, что доставлю вас со всеми удобствами, а я человек слова!

– А нам ещё долго?

– До Литтл Мосс? О, мы почти приехали. Это следующая станция.

– Спасибо.

Кондуктор не спешил уходить. Если бы это была его внучка, он бы ни за что не разрешил ей ехать в поезде одной. Да ещё вечером! Салливаны, видно, совсем не думают о своём чаде. У богатых это обычное дело. Они заводят детей, чтобы принять поздравления, а потом сдают их на руки сначала няне, затем гувернантке и забывают, что у них есть дети, пока те не станут взрослыми. Деньги вредят семье, очень вредят. Он это хорошо знает. С жалованьем железнодорожника он мог позволить себе только квартиру в пригороде – но зато у него куча детей и внуков, которые согревают ему сердце. Такая маленькая девочка едет совсем одна и так далеко… Некоторые люди совсем не думают головой.

– Вам плохо? – вывел его из задумчивости голос девочки.

– М-м-м? Мне?

– Ну, вы застыли и смотрите в пустоту. Я подумала, может, вам стало плохо. В поездах людям часто бывает плохо.

– Со мной всё хорошо, – поспешил успокоить её кондуктор. – Не беспокойтесь.

– А вот интересно: у вас в вагоне никто не умирал? – любопытствовала девочка, оглядываясь по сторонам с нездоровым интересом. – Вы вообще когда-нибудь видели мертвеца?

– Мертвеца? Боже упаси! Нет конечно! Ну, то есть… здесь точно не видел!

– А где-нибудь ещё? На войне?

Кондуктору стало немного неловко:

– Но… Что это за мысли у вас такие?! В вашем возрасте…

– Жаль, – вздохнула Грета.

– Вам бы лучше приготовиться к выходу. Мы почти приехали в Литтл Мосс. А теперь, с вашего позволения… – Кондуктор одарил девочку неуверенной улыбкой и поспешил прочь.

Этот краткий разговор привлёк внимание Орангутанга, который теперь смотрел на юную попутчицу с больши́м интересом. Грета покраснела и перевела взгляд на другого пассажира – длинного сухопарого парня в надвинутой на лоб фетровой шляпе. Он храпел, открыв рот, вытянув ноги и упершись локтями в подлокотники, как будто пытаясь устроиться в узком кресле.

За ним сидела рыжая веснушчатая женщина в аккуратном накрахмаленном чепце и с огромной родинкой на подбородке, из которой рос целый пучок волос. Она держала на коленях мягкую плетёную корзину и время от времени засовывала в неё руку, что-то загадочно помешивая.

Грета услышала, как позади открылась раздвижная дверь, и пол вагона заскрипел под тяжестью кондуктора, который снова куда-то летел сломя голову. В этот момент мимо окна промелькнуло целое созвездие расположенных в ряд оранжевых огней. Это они проехали кладбище. В тёмную и холодную ночь его огни казались яркими и весёлыми. Они согревали сердце.

Поезд свистнул и начал тормозить. А Орангутанг всё наблюдал за Гретой.

– Литтл Мосс! Литтл Мосс! – объявил голос кондуктора. – Вот и доехали!

Парень, храпевший в кресле, приподнял шляпу и в четыре прыжка выскочил из вагона. Грета увидела в окно, как он шагает по платформе. Очень, должно быть, спешащий человек.

Веснушчатая женщина подняла корзину и тоже направилась к выходу, с улыбкой проходя мимо Греты. В корзине у неё спал малыш с похожими на спелые персики щеками.

Орангутанг тоже встал. Он ненадолго замер во весь свой могучий рост, а потом выгнул спину. Раздался такой хруст, будто в жестяное ведро ссыпали кучу гравия. Какой же он большой! Грета была уверена, что он мог бы одним ударом сломать дуб. Да, сломать, а потом, пожалуй, и съесть его. Ну, может, не весь. И ещё почистил бы зубы ветками дуба как зубочисткой.

Орангутанг уже повернулся к Грете, когда его обошёл запыхавшийся кондуктор.

– Извините за ожидание! – выдохнул он, потянувшись за чемоданом Греты. – У вас больше ничего не было?

Девочка покачала головой и спрыгнула с сиденья.

Она оглянулась на Орангутанга, но он уже исчез.

2
Цветущая тюрьма

– Перевод?

– Перевод.

Шекспир не мог сказать, что это стало для него неожиданностью.

– И ни в коем случае не наказание, – подчеркнул старший инспектор. – Ваша служба, инспектор Шекспир, была и остаётся безупречной. Но воздух в Лондоне стал… как бы это сказать… тяжёлым. Вам ведь тоже так кажется, Шекспир? Ну вот! Так что считайте этот перевод счастливым случаем. Возможностью поработать в более спокойном, более… чистом месте. На свежем воздухе, Шекспир! На свежем воздухе, а не в этом смоге, разъедающем наши лёгкие. Можете считать это отпуском. Отпуском по работе. Потом, как только позволят обстоятельства, я снова переведу вас сюда, может даже с повышением, а? И вы вернётесь бодрым и помолодевшим. Ну что, разве это похоже на наказание?

Конечно, похоже. Старший инспектор хотел избавиться от Шекспира как можно скорее. До свидания, спасибо за службу. И надо сказать, у него были на это причины.

Уильям Шекспир сделал молниеносную карьеру в Скотленд-Ярде: один успех за другим, одна награда за другой. У него был талант, и ему нравилось работать хорошо. Он был храбр, невероятно умён и обладал потрясающим чутьём. Словом, дела его шли так хорошо, что сверху ему стали спускать всё более сложные и щекотливые поручения. Пока он не допустил нелепую оплошность. Пока не совершил непростительную, но, кажется, неизбежную ошибку. Ошибку, которая стоила ему карьеры.

А может, это не было ошибкой?

Шекспир в который раз задавал себе этот вопрос, проводя платком по липкой после поезда шее и оглядывая то, что на месяцы, а может, и на годы должно стать его новым домом.

Литтл Мосс, глухая деревушка, затерянная среди английских холмов, была обозначена на карте крохотной чернильной точкой. И при взгляде на неё сразу становилось понятно почему. Это было сонное местечко, прильнувшее к холму, как щенок к животу матери, с каменными домами, укутанными покрывалом из вьющейся герани. Герань была повсюду: на подоконниках, на фасадах, на дверях. Даже фонтан на въезде задыхался от буйства алых цветов.

Шекспиру вдруг показалось, что он попал в тюрьму. Увитую цветами, но всё же тюрьму.

В Литтл Мосс была одна, главная улица – в том смысле, что там вообще больше не было улиц. Ходили по ней только взад и вперёд, заблудиться было невозможно. Инспектор пошёл вперёд, держа в руках записку: «Постоялый двор "Чихающий кабан"».

Он миновал руины старого средневекового аббатства. Арки стойко держались на ветру, как рёбра выброшенного на берег кита. У Шекспира пробежала дрожь по телу, но не от вида аббатства, а оттого, что он был в одной рубашке в самый холодный за всё столетие июньский вечер. Влажный, зябкий воздух спускался по шее, пропитывал спину и добирался до носков. Шекспир уехал из Лондона в спешке, не переодевшись и прихватив с собой только драгоценный кожаный планшет, с которым никогда не расставался. Остальные его вещи были уложены в сундук, который он отправил отдельно. По его расчётам, сундук уже должен был ждать его в гостинице.

Инспектор услышал лёгкий шорох в темноте среди старых камней аббатства. За полуразрушенной стеной пряталась какая-то парочка, оттуда доносилось тихое хихиканье и звуки поцелуев.