Мы шли вдоль поезда и оказались возле нашего вагона. На входе спрашивали документы.

Бабушка раскрыла молнию в сумочке, из сумочки достала ещё одну сумочку, а из неё – розовую папочку на заклёпках. За нами уже успела собраться очередь, но никто не рискнул здоровьем пролезть вперёд Тамары Дмитриевны. Бабушка отдышалась, вытащила наконец из папки наши документы, и мы прошли в вагон.

В вагоне с нами оказалась целая группа младших школьников. Их родители отпустили в лагерь на море. Одних. Без бабушки. Они галдели, тыкали в телефоны и выглядели вполне самостоятельными. На перроне стояли их родители. Провожали.

– Вот ребята меня года на четыре младше – и то в лагерь едут одни.

Я это даже не бабушке сказал, а так просто пробубнил. От безысходности.

– Подумаешь, лагерь. Я специально твоих родителей отговорила от лагеря. Что там в этих лагерях? Вожатым на всё наплевать, а дети пробуют алкоголь и курят.

Рили?! Она отговорила маму?! Я не верю. Мама никогда раньше бабушку не слушалась. А вдруг и правда? Если бы не бабушка, я бы завтра сидел в автобусе рядом с Гришкой. Разговаривал бы про Fortnite. А может, и Юлька бы с нами в смену попала. Мы теперь знаем, что надо за дверью следить.

– Что вы такое говорите?!

Я сначала даже не понял, кто это возмущается. Мысленно я уже почти доехал до лагеря. Оказывается, в купе со мной и бабушкой сидела вожатая. Она сопровождала детей в лагерь. Совсем не была похожа ни на Юльку, ни тем более на Жабу. Ей было лет сорок, светлые волосы, стрижка «каре». Я почему-то решил, что она какая-то спортсменка или тренер. Похожа на школьную училку по физре.

– Сейчас всё по-другому. Дети под присмотром: на каждые семь человек – вожатый. Мы играем в развивающие игры, слушаем интересные лекции, у нас концерты. В этот раз планируем обучение по спортивному ориентированию на местности. А вечером мастер-класс по хип-хопу, стрит-дэнсу и световое шоу.

Вот везёт им. Я люблю дискотеки. Не то чтобы я танцор какой-то, нет. Танцами я никогда не занимался. Просто слушаю музыку. Иногда смотрю прикольные движения в Интернете. Они как-то сами собой запоминаются. Папа однажды увидел и сказал, что это я в бабушку пошёл. Будто бы бабушка была как самая настоящая Айседора Дункан. Погуглил. Наткнулся на Дункана Маклауда, решил, что папа совсем уже. Дункан Маклауд на бабушку совсем не похож.

А потом в школе Есенина проходили, и я понял, что никакой это не Дункан Маклауд, а Айседора Дункан. Танцовщица такая. В неё поэт был влюблён. У меня-то танцы совсем другие. Я тогда обиделся и на отца, и на бабушку и больше при них движения не показывал. В лагере мы ходили на дискотеку. Меня там никто с бабушкой не сравнивал. Наоборот, говорили: «Кул, бро, где так скиллы прокачал?» Только медляки меня дико бесили. Фу. Все встанут и смотрят друг на друга: кто кого пригласит. А иногда говорят – белый танец. Девочки приглашают мальчиков. Гришка в туалет убежал прятаться. А я сначала не понял, стою себе. Подходит ко мне Алёнка и говорит: пошли, типа, танцевать и всё такое. Я как представил, что мы с ней выйдем на середину танцпола, где никого нет – и давай в танце кружиться. А все на нас будут целую песню пялиться. Нет уж, спасибо. И не пошёл с Алёнкой танцевать.

А она как будто застеснялась и исчезла по-быстрому. Лучше так. Потом будут обсуждать. Это всегда так. Один раз позвонил – влюбился, пару слов сказал – встречаешься. А если танец станцевал, то это всё равно что женился уже.

А бабушка мне и говорит, не обращая на вожатую-спортсменку никакого внимания:

– Мы тоже можем с тобой в шарады сыграть, если ты, конечно, хочешь… На дискотеку Роза проведёт. Я и сама с удовольствием схожу. Зря, что ли, я с собой столько платьев набрала? Вот помнишь эту… как её… такую симпатичную женщину из мультика?

– Ты про кого? Про Золушку или про Рапунцель?

– Ой, Никита, не смеши бабушку! Я про маму дяди Фёдора, которая выступала на телевидении и ещё на лыжах каталась. Такая яркая женщина, уж очень она мне нравится. Вот её, между прочим, папа на курорт возил. А меня никто никогда не возил. Слышишь? У меня вся надежда только на тебя, Никита. Только на тебя.

Папа рассказывал мне, что в детстве он ездил с родителями, то есть с моей бабушкой и дедушкой, первый раз на море. В Анапу. Путёвка на двадцать один день. Красота. Дед как приехал в чёрном пиджаке, так весь двадцать один день в этом пиджаке и проходил. На море не был ни разу. Зато ходил на рыбалку на речку Анапку. Там клевали карась и какая-то рыба, похожая на камбалу.

Треш, конечно. Кому – Турция, кому – Испания, кому – лагерь языковой. А меня впереди ещё и дискотека с бабушкой ожидает. За деда отдуваться. Ему, значит, карась на Анапке. Мне – на дискотеку идти с бабушкой. Представляю:

«Привет, бро, ты с кем здесь?»

«Да, я тут с девчонками – с бабой Томой и с бабой Розой. А вот, кстати, и они…»

Запрусь в комнате и выходить не буду, чтобы не позориться.

Глава 2

– Игорь Владимирович, ты когда собаку заберёшь? Общий курс дрессировки мы на отлично прошли, ну и ещё там кое-что в качестве бонуса. Приезжай принимай работу – забирай.

Когда Игорь Панайоти услышал в трубке голос кинолога Топчеева, он даже не сразу понял, о чём речь. В голове маячил годовой отчёт перед советом директоров, а до этого ещё нужно уладить дела с новым оборудованием на производстве, съездить в Тулу, в Смоленск…

– Слушай, пусть она пока у тебя побудет. Некогда мне сейчас, – невольно нашёлся выход. А там, может, что и поменяется. Сейчас он точно не готов к тому, чтобы эта зверюга ночью роняла его макбук в лужу сомнительного происхождения.

– Как это «побудет»?! Игорь, ты чего?! У меня же здесь не пионерлагерь. Собачка неглупая, на лету схватывает. С ней можно даже бандитов по горячему следу задерживать – она не дрогнет.

Игорь Владимирович никаких бандитов по горячему следу задерживать не собирался. Ему больше хотелось поехать куда-нибудь в отпуск. После совета директоров. Куда-нибудь на Бали. Или в Мексику. Нет, в Мексику банально. В Бразилию? Туда лучше во время карнавала, а это билеты нужно заранее покупать и отель бронировать. Может, на родину Фредди Меркьюри – в Занзибар? В Танзании он ещё не был. Ну не тащить же с собой эту собаку-террористку.

И почему он не завёл себе акита-ину, как у соседа по коттеджному посёлку! Поспешил. Думал тогда, правда: ведь маленькая овчарка. Умная, как овчарка, только малюсенькая и удобная во всех отношениях. Ещё заводчица эта наплела с три короба про титулы. Вот он и повёлся, дурень. А сосед по коттеджному посёлку со своей «шикарной акитой» глаза мозолит каждый день. Сразу видно, что собака у него учёная. С полуслова выполняет команды и хозяина слушается. «У моей собаки врождённые охранные качества. Ни за что не даст хозяина в обиду», – хвастался сосед.

Игорю Владимировичу почему-то тоже хочется, чтобы его не давали в обиду. Но разве можно кого-то защитить на таких коротких лапках? Надо было брать овчарку, а лучше вот такую акиту. Модно. И охранник хороший.

– Ты же профессионал, Толя. Должен понимать, что это не для охраны собака, а для баловства. Я вот подумываю акита-ину завести. Как у президента. Присмотрюсь, выберу щенка в надёжном месте. А может, вообще из Японии закажу. Тебе привезу на воспитание. И чтоб не только «сидеть-лежать» умела, но и хозяина охранять.

– Подожди, Игорь Владимирович, а Умницу куда? Она знаешь, как охраняет!

Куда-куда… На кудыкину гору. Ну что за глупые вопросы! Ему ведь лучше знать. Тем более сам сказал, что с ней можно бандитов задерживать. Вот пусть и задерживает. А в приличном доме на неё ноутбуков и итальянских диванов не напасёшься. Как будто по новой ремонт пришлось делать.

– Я не знаю, сейчас корги уже не в моде. Что я тебе, английская королева – собаку на коротких лапках заводить?

– Тьфу ты, что же мне с ней делать? Забери её, Игорь, слышишь? А потом делай что хочешь. Хочешь – как у президента заводи, хочешь – крокодила. Твоё дело. А иначе всё это несерьёзно. Завести собаку и бросить – это безответственно.

Ещё теперь нравоучения слушать. Спасибо. Плавали, знаем, где ответственно, где безответственно.

– Дядь Толь, ты давай не заговаривайся. Ты же знаешь, кто я? Вылетишь как пробка со своей псарни на заслуженную пенсию. А собаку себе можешь оставить или пристрой кому-нибудь. Я за неё деньги немалые, между прочим, отдал. Развели меня как лоха. Овчарка, овчарка… Такса какая-то, а не овчарка. Да ещё спит на ходу. Я тебе её просто так дарю, по старой дружбе. Не благодари. Ну всё. Куплю нормальную собаку – позвоню.

Вместо привычной утренней тишины в музее царил хаос. Все сотрудники стояли на ушах. Даже Элеонора Фёдоровна – заслуженный смотритель с тридцатилетним стажем – не верила своим глазам: со стенда из зала «Археология» пропал один из экспонатов – древнегреческая игрушка-погремушка. За всё время своей работы Элеонора Фёдоровна такого припомнить не могла. Только недавно водили экскурсии – экспонат был на месте, а сейчас вдруг исчез.

Улица Воровского теснилась в утренней пробке: люди спешили на работу, искали парковочные места, полагаясь на удачу благополучно избежать встречи с эвакуатором.

У здания припарковалась полицейская машина.

Колесникова на входе в музей встречала Элеонора Фёдоровна. Отработанным годами жестом она пригласила старшего следователя пройти в вестибюль, будто собиралась провести ему увлекательную экскурсию по музею.

– Старший следователь Константин Смба-тович Колесников. Что у вас тут произошло? – Колесников махнул перед лицом Элеоноры Фёдоровны удостоверением.

– Уважаемый старший следователь Константин Смбатович, дело в том, что у нас пропал экспонат.

– Давайте всё подробно и по порядку. Когда точно пропал?

– Я не знаю. Я пришла утром на работу – экспоната нет.

– Где он был? Покажите место.

– Пойдёмте, пойдёмте.

Элеонора Фёдоровна провела Колесникова через зал «Флора и фауна Большого Сочи». На Колесникова из-за стёкол смотрели зубробизоны и скалились чучела волков.

– Экспонат пропал из этого стенда. Вот его место – рядом с гуттусом^[1].

– Рядом с чем? А от стенда ключи у кого?

– В ящике ключи. Они, представьте себе, на месте.

– В смысле в ящике? В сейфе?

– Нет, просто в ящике от письменного стола. Стол – в комнате сотрудников, комната закрывается, когда мы уходим. Там надёжный замок и дверь хорошая. И никогда никаких происшествий не было. А я здесь уже более тридцати лет работаю.

Точный возраст Элеоноры Фёдоровны определить было невозможно: выглядела она потрясающе. Стройная, подтянутая, аккуратно уложенные тёмно-каштановые волосы, глаза подведены, а на губах едва заметный блеск. Блузка простого кроя в сочетании с юбкой цвета «королевский синий» необыкновенно шла ей. Из украшений было только кольцо с небольшим бирюзовым камнем. Если не знать, что перед тобой старший хранитель музея, Элеонору Фёдоровну можно было запросто спутать с Майей Плисецкой. Грация, осанка, необыкновенная внутренняя энергия и любовь к своему делу создавали ощущение, что Элеонора Фёдоровна, как и знаменитая балерина, словно сияет изнутри.

Колесников встречал её и раньше. Она много лет занималась историей края, читала лекции для школьников, на День города не раз участвовала в праздничных мероприятиях.

– Юра, звони этому… как его… Бабаеву. Пусть высылает бригаду.

Пока ждали опергруппу с собаками, проверили сигнализацию.

Сигнализация срабатывала исправно. Колесников позвонил в охрану:

– Вызов из музея поступает?

– Поступает.

– А почему не выезжаете?

– Мы думали, что это свет коротит. Ночью же отключение было. Нам откуда только сигнал не приходил! У нас столько бригад нет – ко всем выезжать.

– К кому-нибудь выезжали?

– К Вазгену выезжали. У него дочь женился, то есть сын замуж выходил. В общем, свадьба был.