Сейчас всё это вспоминать смешно. Мои с боксом пути как-то разошлись. С тех пор много чего поменялось. В Сочи прошла Олимпиада. Только тёти-Розино жилище осталось прежним. Потом как-то узнал, что Каталина в группе всех побеждала, я один тогда был непобеждённый. Недолго.

Часть дома сдавалась отдыхающим. В дальней комнатушке среди банок с ткемали, вареньем из фейхоа и многочисленных бутылей с настойкой на пяти травах жила сама тётя Роза. Рафик обычно спал в чулане на раскладушке. У стены в прихожей стоял муляж дельфина выше меня ростом.

– А это зачем?

– Это? Сделали из пенопласта для рекламной конструкции в торговом центре, потом стал не нужен, хотели выбросить, я себе забрал. Дельфин в полный рост. Как его выбросить? Хочешь, тебе подарю?

Я с трудом представлял своё триумфальное возвращение в Москву после отдыха с бабушкой ещё и с огромным пенопластовым дельфином под мышкой.

Для нас с бабушкой тётя Роза оставила две просторные комнаты, которые обозвала «люксом».

– Мама на работе задерживается, вы располагайтесь, – предупредил Рафик. – Она просила, чтобы вы ели. Хачапури оставила и туршу. Сказала, с работы придёт – хинкали сварит. А самое главное – чурчхела просто обалденная. Я не шучу. – А потом повернулся ко мне и улыбнулся: – Эй, брат, чего загрустил? Скучно будет – звони, свожу в дельфинарий. Бесплатно.

Куда?! Мне что, пять лет?! Ну что за детский сад!

– Ладно, – хлопнул меня по плечу «брат». – Я на работу поехал. Мне твоя помощь скоро понадобится.

Я сразу представил эту помощь: развлекать не только свою бабушку, а теперь ещё и тётю Розу. Конечно, Рафику хорошо. У него теперь спокойная жизнь начнётся. Появился новый субъект для тёти-Розиного внимания. Прошу любить и жаловать.

Даже думать об этом не хочется.

И не буду. Съем пока хачапури. Хоть что-то позитивное.

Вариантов хачапури великое множество. Каждый готовит по-своему. Но я больше всего люблю хачапури по-аджарски, или хачапури-лодочку. Вкуснотища. Это когда на «лодочке» из теста много сыра, желток и кусочек масла. Отламываешь хлеб от лодочки, перемешиваешь им яйцо с маслом и с сыром и, используя этот самый отломанный хлеб как столовый прибор, ешь.

Туршу я не ем. Это вообще такая стручковая фасоль с томатом, перцем, чесноком, и всё это в рассоле. Но бабушка очень любит. А ещё аджапсандал.

Тётя Роза, видимо, решила угодить и мне, и бабушке. Поэтому на кухне меня ждали лодочки, а бабушку – турша и ещё арисса. Это такая каша с булгуром и курицей.

Мы с бабушкой объелись как два Винни Пуха и пошли обратно в «люкс» разбирать вещи.

– Ты возьмёшь Вику на выходные? – спросила мама Ника.

– Да, заберу в пятницу.

– В пятницу неудобно, у неё с утра в субботу занятия. Забери в субботу в обед. Потом желательно её к зубному свозить. И в воскресенье приезжайте не позже семи. Она должна комнату пропылесосить.

– В субботу, так в субботу, – согласился папа. – Ох, будет не суббота, а сплошные разъезды. Ну ничего, справимся.

Вечером папе позвонила Вика:

– Пап, слушай, у меня уроков полно. Серьёзно. К кембриджскому экзамену надо готовиться… давай в следующие выходные.

Папа согласился, раз такое дело. Дочь за учёбу взялась. Нужно поддержать. А Ника ещё жаловалась на неё. К тому же в субботу можно будет немножко выспаться.

Немножко – это часов до десяти, потом у Поли со Стасиком английский.

С Викиной мамой Никой папа познакомился на студенческой вечеринке. И сразу же влюбился. Позже по службе был командирован в Салехард. И уехал «зарабатывать» северный стаж.

Мама Ника тоже влюбилась сразу, поэтому приняла папино приглашение и приехала в Салехард на студенческие каникулы.

К окончанию института уже появилась Вика. Мама с папой поженились, поселились в малогабаритной военной квартире, денег не было. Зарабатывали как могли. А по ночам дежурили возле Викиной кроватки: готовили молочные смеси в стерильные бутылочки, не спали, когда резались зубки.

Было трудно. Родители постоянно ссорились: мама обвиняла папу, папа пропадал на работе, вечером приходил уставший, весь дом держался на маме, не было ни денег, ни бабушек рядом, чтобы поддержать. Недовольство становились всё громче, а слова – обиднее. Скандалы забывались всё хуже и мешали двигаться дальше. Вскоре мамина-папина любовь почти вся куда-то подевалась. А Вика осталась. Вика росла и напоминала о том, что когда-то было между мамой и папой, но теперь прошло.

Папа женился второй раз. У него появились Поля и Стасик. А мама второй раз вышла замуж, и у неё появилась Сима – Викина сестричка.

Больше всего времени Вика проводила у тёти Элы – папиной бездетной родственницы. У тёти Элы Вике нравилось: любимая еда, конфетки к чаю – и никаких забот. К ней Вика приходила сразу после школы, обедала и делала уроки. Быстро справлялась с задачами по математике и зависала на истории. Историю Вика не любила. Даже если прочесть один и тот же параграф из учебника раз пять или шесть, в голове оставалась только какая-то путаница из дат и имён. А тётя Эла садилась рядом и рассказывала не как в учебнике, а совсем по-другому.

Вика старалась запомнить. Честно старалась.

Но Викина память срисовывала мельчайшие подробности тёти-Элиного лица – тонкие черты, бегущие у светлых глаз морщинки, губы с натуральным, едва заметным блеском для губ, – чтобы потом сделать набросок в скетчбуке. А тёти-Элин рассказ улетал куда-то сквозь Вику.

Тётя Эла никогда не выходила из дома без лёгкого макияжа и капельки духов на запястье. Жила она прямо около школы и работала в музее.

Школа считалась одной из лучших в Сочи. Мама с папой долго выбирали и всё-таки решились, тем более что тётя Эла работает недалеко, на неё можно положиться. Если Вика забывала тетрадку, можно было позвонить, и Эла примчится с новой, только что купленной в палатке «Союзпечать» тетрадкой. А заодно и бутерброд принесёт. Или шоколадку.

Вечером приезжала мама и отвозила Вику в Адлер. Это поначалу.

Потом Вика стала ездить сама. Электричка из центра Сочи до Адлера идёт чуть больше тридцати минут. Ни пробок, ни маме не нужно мотаться. А тётя Эла спешила в кошачий питомник, там она оказывала посильную помощь: брала на передержку сложных питомцев.

Дома в Адлере у Вики были обязанности, даже график дежурств: вымыть полы в понедельник, сварить пельмени на ужин во вторник, погулять с Симой в среду, в четверг пылесосить, и так далее.

Нужно обязательно делать все уроки и получать только хорошие оценки. Потому что иначе, если мама увидит в электронном журнале, что оценки испортились, несдобровать всем: Вике, тёте Эле и даже новому Викиному папе вместе с Симой.

Абсолютно всё – и уборку, и уроки – нужно было успеть сделать до того, как Сима ляжет спать. Ведь квартира в Адлере представляла собой малюсенькую студию, которую к тому же арендовали. В этой студии гостиная была объединена с кухней и одновременно являлась родительской спальней.

Единственную в квартире отдельную комнату занимали Сима с Викой. Получалось, что и посидеть вечером было негде: одна комната занята спящими мамой с новым папой, а во второй спали Вика с Симой. Санузел был совмещённым, но долго занимать его тоже было нельзя: кому-то могло срочно понадобиться… Вика постоянно сталкивалась в ванной то с мамой, то с Симой, то с Симиным папой, или же ей приходилось ждать своей очереди.

В выходные обычно Вика ездила к папе.

Вот там как раз у Вики была своя комната. Новая папина жена Танюшка постоянно что-то готовила и угостить пыталась, но Вика делала вид, что ей невкусно. Характер у Вики с детства был своенравный; наверное, северный. Она постоянно требовала внимания и привыкла добиваться своего.

Вика любила блинчики. Танюшка это знала и пекла ей гору самых вкусных блинчиков аккурат к завтраку.

– А что, ничего другого нет?

– Вика, ты же обожаешь блины. К чему этот спектакль? – удивлялся папа.

– Серьёзно?! Терпеть не могу блины.

– Тогда что тебе приготовить, Вика? Может, сырники или яичницу? Хочешь омлет с сыром? – пыталась угодить Танюшка.

– Я вообще завтракать не буду, аппетит пропал, – и Вика уходила в свою комнату, а потом потихоньку таскала шоколадки из холодильника.

Танюшка об этом знала и шоколадками заранее запасалась, чтоб на все выходные хватило. Хоть это и непедагогично. И папа Викин Танюшку за это ругал, а Вика слышала и радовалась.

Единственный, кто понимал Вику, – это Стасик. Он не требовал хороших оценок, он просто всегда ей радовался. И Вика это чувствовала.

– А какой твой самый любимый мультик? – спрашивал Стасик.

– Я люблю мультики Миядзаки.

– А с кем ты дружишь в классе? Ты спишь на животе или на спине? Ты была в кино? Там есть увеличительное стекло? Ты грустная? – И так далее. Когда Вика не хотела отвечать, Стасик мог просто обнять её и молча сидеть рядом.

В ту пятницу папе позвонила мама:

– Я же тебя просила, чтобы ты её забрал в субботу! К тому же на улице холодно, а она уехала совсем без куртки. Куда ты смотрел?!

– Постой, куда уехала? При чём тут куртка? Я Вику не забирал, она сказала, что ей нужно готовиться к экзамену на сертификат. Мы на следующие выходные договорились. Её что, нет дома?!

Пауза нарастала, и казалось, что уже прошла целая вечность, пока мама нашла в себе силы ответить:

– Вика сказала, что уехала к тебе на выходные.

– У меня её нет. Где же она?

– Мы поссорились по телефону из-за оценок, она сказала, что уедет к тебе. Я приехала с работы, а её уже не было. Ёлки зеленые, неужели она смоталась к этому Даниэлю?! Из-за него она и так скатилась в учебе. Надо эту любовь-морковь заканчивать. Впереди тесты, нужно и о поступлении заранее думать.

– Постой, ну девочка влюбилась. Ты хочешь ей запретить влюбляться?

– Пусть влюбляется после того, как поступит. А лучше вообще после того, как институт окончит и устроится на приличную работу.

– Ты ещё скажи, пусть до пенсии подождёт, а уже потом влюбляется сколько влезет. Ника, ты только послушай себя! У нас нормальная дочь, она влюбилась. Вспомни себя.

Мама замолчала; наверное, попыталась вспомнить.

– Если я ей сейчас позвоню и скажу, чтобы она ехала домой, она не послушает и вообще не станет со мной разговаривать. Такой у неё характер. Позвони ты.

Папа хотел что-то ответить, но не знал что. Что вообще он мог сделать, кроме как придушить этого Даниэля, а Вику привязать к батарее? И чтоб в самом деле до пенсии – ни-ни.

– А что мне ей сказать?

Мама тоже не знала. Что ни скажи – Вика вряд ли послушает.

– Придумай. Скажи, что прикрыл её, когда я звонила. Но пусть тебе звонит и отчитывается, что у неё всё в порядке. Я сделаю вид, что ничего не знаю.

На том и договорились. Папа хотел набрать дочкин телефон, но тут позвонили с работы:

– Юрий Викторович, нам не ту краску прислали. Обещают поменять на следующей неделе, но к приезду товарища генерала не успеем покрасить.

– А прошлогодней на складе нет?

– Надо узнавать.

– Ну так узнавайте.

Папа настроился на «весёлые» выходные и стал ждать вестей со склада. Вскоре дождался:

– Юрий Викторович, на складе краска есть – красить некому. Мы же Михалыча в отпуск отправили, у Глаши выходной…

– Значит, сам и покрасишь. Топчеева возьми. Всё равно ни черта не делает, одни проблемы от него.

Папа набирал уже другой номер, и его немножко потряхивало. Он вспомнил, как совсем недавно забирал из роддома перевязанный розовой лентой кулёк. А теперь этот кулёк вырос и уехал к какому-то Даниэлю среди ночи.

– Да, пап? – сказали в трубке.

Папе даже немножко полегчало.

– Викуль, а ты где, солнце моё? – как можно непринуждённее спросил он. – Тут мама звонила, сказала, что ты ко мне поехала.

– Слушай, пап, ты не говори маме ничего. Серьёзно. Я тебе потом объясню. А маму ты знаешь, она только разорётся.