– Пожалуй, другого выхода нет.

Горвин сочувственно улыбнулся:

– Вижу, отношения между вами до сих пор напряженные.

– Уильямсон не из тех, кто легко меняет мнение.

– Готов поспорить, он посоветует вам быть осторожным с этим мировым судьей. Если без веских причин будем злоупотреблять властью, возложенной на нас королем, в Сити нам спасибо не скажут. Решат, что мы лезем в их дела, а в этой части города мы и без того популярностью не пользуемся. Кстати, как зовут этого судью? Может, я его знаю?

– Уиллоуби Раш. Живет в одном из новых домом в Хаттон-Гардене.

– Ах вот как! У вашего господина Раша при дворе есть друзья. Во времена протектората^[5] он ходил в море вместе с принцем Рупертом, и тот о нем высокого мнения. В голландских войнах Раш тоже отличился. Насколько помню, за эти заслуги лорд Сэндвич и вручил ему патентную грамоту.

– Контракт на поставку ремней для флота, – кисло произнес я.

– Без сомнения. А еще Раш год или два заседал в палате общин. Вам будет любопытно узнать, что в большинстве случаев он голосовал так же, как люди герцога Бекингема.

Затем я отправился на поиски господина Уильямсона.

Тихая галерея располагалась перпендикулярно Собственной. Она проходила над Каменной галереей с восточной стороны от Собственного сада. В одном ее конце находились покои короля, в другом – герцога Йоркского. Тихая галерея была популярным местом во дворце, сюда приходили и на людей посмотреть, и себя показать. На этом променаде под крышей шепотом обменивались и сплетнями, и секретами.

Как всегда в это время дня, народу там толпилось видимо-невидимо. Я тщетно высматривал Уильямсона, но, похоже, он уже ушел. Направляясь к выходу, я вынужден был отойти к стене, чтобы пропустить идущую мимо пару. Я узнал месье Кольбера де Круаси, французского посла. Близкий друг лорда Арлингтона, посол был частым гостем в Горинг-хаусе.

Под руку с ним шествовала молодая леди. Когда они проходили мимо меня, де Круаси что-то шептал ей на ухо. Леди шла, опустив взгляд. Лица незнакомки я не разглядел – его затеняли поля шляпы. Но когда я поравнялся с ними, леди подняла глаза. Передо мной предстало хорошенькое, по-детски милое личико с ямочками в уголках губ.

Какое впечатление произвел на нее я, судить не берусь. Леди посмотрела сквозь меня, будто я невидимка.

– Очень рад, что вам лучше, мадемуазель, – сказал месье Кольбер, наклонившись к Луизе де Керуаль так низко, что задел ее щеку париком. – Король очень беспокоился о вашем здоровье.

– Его величество оказал мне честь, лично справившись о моем самочувствии, – произнесла Луиза. – Вчера я получила письмо, написанное его собственной рукой.

– Я слышал об этом. – Посол улыбнулся, и Луиза задалась вопросом: неужели он подкупил ее горничную, чтобы та докладывала ему о каждом слове и каждом шаге хозяйки? – А известно ли вам, что король к тому же заплатил ту мелочь, которую вы на днях проиграли в карты? Когда дело касается вас, его великодушие не знает границ.

Кольбер отвлекся, чтобы поприветствовать пару знакомых, направлявшихся в противоположную сторону, и они продолжили путь.

– Может быть, уйдем? – вполголоса предложил посол Луизе. – Здесь спокойно не поговоришь. Моя супруга не станет возражать, если сегодня мы придем пораньше. – Кольбер повел Луизу в другую сторону, раскланиваясь направо и налево. – Подумать только, ваши связи стали даже обширнее моих! Я недавно слышал, как леди Каслмейн говорила, что нет при дворе дамы, чьего общества ищут больше, чем общества мадемуазель де Керуаль.

Луиза не ответила. Она уже усвоила, что Кольбер часто говорит одно, а имеет в виду совсем другое. Леди Каслмейн много лет была главной фавориткой короля и сделала все, чтобы извлечь наибольшую выгоду из своего положения. Она по сей день сохранила все свои титулы, дома и назначенные ей выплаты, а ее детям, незаконнорожденным отпрыскам монарха, было пожаловано дворянство. Вот оно, напоминание о том, что уже достигнуто, какой куш можно сорвать и насколько велики ставки в этой игре.

Между тем посол вел Луизу к лестнице:

– Уайтхолл уже у ваших ног, а ведь вы так юны и неопытны! Его величество находит вашу чистоту особенно очаровательной.

Увы, Луиза прекрасно знала, что означают для такого человека, как король, чистота и неопытность.

– Но не заставляйте его величество томиться слишком долго, – тихо посоветовал Кольбер, когда они спускались вниз. – Король не станет ждать вечно.

Затем они расстались, чтобы подготовиться к вечернему приему в резиденции посла. Через полчаса Кольбер зашел за Луизой в покои, отведенные для фрейлин королевы, и сопроводил ее в Пеббл-корт. Карета посла стояла на улице за воротами.

Во дворе было многолюдно – все сновали туда-сюда, готовясь к главному событию вечера. Герцог Бекингем разговаривал с группой джентльменов у ворот. Их лица раскраснелись, голоса звучали пронзительно. Но громче всего раздавался смех герцога. Ни дать ни взять индюк, чья власть безраздельна, но лишь на птичьем дворе.

– Вижу, его милость уже начал веселиться, – ничего не выражающим тоном заметил Кольбер.

Луиза взглянула на Бекингема лишь мельком и больше в его сторону не смотрела. После их разговора прошло почти три дня. Герцог обещал разрешить деликатный вопрос, угрожавший и ее спокойствию, и будущему процветанию. Но с тех пор вестей от Бекингема не было. Луиза удивлялась собственной глупости: как она могла довериться человеку, который уже подводил ее? Но она сама знала ответ на свой вопрос. Утопающий хватается за соломинку, лишь бы спастись.

Впереди из Собственной галереи вышел просто одетый мужчина и быстрыми шагами направился к воротам, ведущим на улицу. Бекингем глянул в его сторону, затем отвернулся и сказал несколько слов одному из своих собеседников. Когда незнакомец приблизился к воротам, друзья герцога встали плотнее. Не то чтобы они преграждали этому человеку путь, однако он был вынужден сбавить шаг, чтобы их обойти.

– Смотрите, джентльмены! – громогласно объявил герцог. – Да это же червяк Марвуд! Пресмыкаясь в грязи, он замарался еще больше обычного! Сжальтесь над этим бедолагой и постарайтесь на него не наступить!

Мужчина не удостоил эти выкрики ответом, лишь свернул в другую сторону, чтобы не идти через толпу приятелей герцога. А та пришла в движение. Один джентльмен покачнулся и врезался в незнакомца, толкнув его к стене, у подножия которой виднелась лужа. Грязная вода забрызгала и туфли бедняги, и полы его плаща.

– Уж извините, сэр, – весело произнес джентльмен. – Клянусь честью, я вас не заметил!

Тут Бекингем увидел Кольбера и Луизу. Отойдя от своих друзей, он направился к ним.

– Мадемуазель де Керуаль, – произнес герцог, – смею ли я надеяться, что вы наконец выздоровели?

– Да. Благодарю, ваша милость.

С облегченным вздохом Бекингем прижал ладонь к груди и повысил голос, точно актер, декламирующий стихи на сцене:

– Словно камень с души упал! И не только с моей!

Луизу охватило сильнейшее желание сбить спесь с этого самодовольного павлина. Но, движимая стремлением вывести герцога из равновесия, она ограничилась лишь вопросом:

– Кто это только что проходил мимо вас, сэр?

– Никто, мадемуазель, – с хищной улыбкой ответил Бекингем. – Поверьте, никто.

Глава 10

В пятницу утром мы с Сэмом выехали из Лондона на паре наемных лошадей, которых взяли в платной конюшне на Митр-сквер.

Сначала мне бы следовало поговорить с господином Уильямсоном, как советовал Горвин, – вдруг моему бывшему начальнику известно, что Даррелл делает в Лондоне? Но я убедил себя, что с утра разумнее будет отправиться в Паддингтон, где живут родители Айрдейла. Возможно, исчезнувший переписчик скрывается в их доме.

Однако на самом деле я готов был обратиться к господину Уильямсону, только когда у меня не останется другого выбора. Он заместитель лорда Арлингтона, а значит, очень влиятельный человек в Уайтхолле. До прошлого года я был клерком в его канцелярии, но затем милорд пожелал, чтобы я служил лично ему в Горинг-хаусе.

За годы моей службы Уильямсон нередко доверял мне секретные поручения, к тому же я выполнял рутинные обязанности, связанные с выпуском правительственной газеты «Лондон газетт». Мой уход Уильямсон воспринял как личную обиду, придя к выводу, что я пожертвовал преданностью ради честолюбия.

Мы с Сэмом проехали мимо виселицы в Тайберне и по Уотлинг-стрит направились на север, к деревне Паддингтон. Лошадей и повозок на дороге, как всегда, хватало, зато обошлось без мокрой грязи, и до цели мы добрались быстро. Как и многие моряки, верхом Сэм ездил весьма необычным способом: из-за деревянной ноги он сидел на лошади боком, однако та подчинялась ему во всем.

Шедший мимо работник показал мне коттедж родителей Айрдейла. Это был маленький ветхий дом, стоявший отдельно в переулке, ведущем на север от кладбища. Фасадом он выходил на дорогу, а сбоку виднелся запущенный сад.

Когда я постучал в дверь, створка на проделанном в ней окошке отодвинулась.

– Кто там? – спросила женщина.

– Господин Марвуд из Лондона. Я состою на правительственной службе вместе с господином Айрдейлом. Если не ошибаюсь, здесь живут его родители.

– Они никого не желают видеть.

– Айрдейл здесь? – спросил я.

– Нет.

– Мне нужно побеседовать с его родителями. У меня есть документы…

Тут окошко закрылось, и повисла тишина.

– Хотите, высадим дверь, хозяин? – предложил Сэм. – А впрочем, окно разбить быстрее.

– Не говори глупостей.

Сэм усмехнулся. Мы поскакали обратно к деревне. Я разыскал пастора, просто одетого человека средних лет с вытянутым, однако же веселым лицом. Показав ему свои документы, я поведал о нашем затруднительном положении.

– Сэр, не судите их строго. Старики привыкли всего опасаться. Их коттедж стоит на отшибе, а не далее как во вторник вечером к ним пытались вломиться два разбойника.

– Воры?

– Кто же еще? Старик Айрдейл их спугнул – взял охотничье ружье и стрельнул по негодяям из окна. Откуда же им было знать, что бедняга слеп, а в доме больше никого, кроме его жены и служанки?

– Как выглядели эти разбойники?

Пастор пожал плечами:

– Было темно. И все же одну странность Айрдейлы заметили. Разбойники приехали верхом. Старики слышали, как воры ускакали прочь.

Я согласился, что это весьма необычно. Большинство воров – нищие, дезертиры, бродяги и подобный сброд. Другими словами, эти охотники поживиться чужим добром чаще всего передвигаются на своих двоих.

– А зачем вам молодой Джон?

– Он уже некоторое время не появляется на службе, – ответил я. – В Комиссии по зарубежным плантациям начали беспокоиться. И особенно потому, что часть дел, которыми он занимается, строго конфиденциальна.

Пастор счел мои объяснения исчерпывающими. Вместе мы зашагали к коттеджу, Сэм брел позади. По дороге я спросил пастора, знаком ли он с сыном Айрдейлов.

– Да, парень неплохой. Насколько я понял, в Лондоне его дела процветают. В прошлом году молодой Айрдейл служил во Франции, поэтому в наших краях не появлялся. А осенью он вернулся в Англию вместе с людьми герцога Бекингема. У родителей гора с плеч свалилась. Если не ошибаюсь, именно его милость пристроил Джона Айрдейла на нынешнюю службу. Герцог явно его ценит. – (Я с улыбкой кивнул.) – Теперь, когда молодой Айрдейл снова в городе, он часто ходит сюда пешком, чтобы навестить родителей, – добавил пастор. – Он хороший сын.

Мы постучали, и пастор уговорил служанку отпереть дверь. Перед нами предстала неряшливая девица с угрюмым лицом. Она провела нас на кухню, где сидели у огня родители Айрдейла. При нашем появлении его отец обернулся. Мутная белая пленка затягивала его глаза, к подлокотнику стула было прислонено ржавое охотничье ружье. Пока пастор объяснял, кто я такой, старший Айрдейл не произнес ни слова.