Снова. Опять это сообщение. Девяносто восемь жизней… Минус одна. Удача равна единице. Значит, то падение, зомби, тварь из окна – это не сон? Не галлюцинация после наркоза? Сознание отчаянно цеплялось за идею бреда, но что-то внутри уже начинало принимать новую, пугающую реальность. Возрождение… Как в грёбаной компьютерной игре.

Я открыл глаза.

Больничная палата.

Та же? Почти. Знакомые облупленные стены ядовито-зелёного казённого цвета. Узкая койка. Но что-то неуловимо изменилось. Расположение мебели? Да, койки стояли чуть иначе, и было их на одну меньше. Потолочный светильник под длинные лампы дневного света был таким же замурзанным, но трещина на плафоне находилась в другом месте. Пол – тот же затёртый линолеум под паркет. А вот на окнах…

На окнах теперь были решётки, грубо сваренные из толстой рифлёной арматуры и небрежно выкрашенные облезающей белой краской.

Это уже никак не вязалось с обычной больницей.

Осознав это, я рефлекторно провёл рукой по груди. Шов был на своём месте, но на нём теперь ощущался плотный, широкий пластырь, какие наклеивают после операций. Отдирать его, чтоб полюбоваться на рану, я не стал. А может, пластырь прикрывает не шов? Может, операции вовсе не было в этой «попытке»? Чёрт знает! Но еслиизменилась палата, то почему бы не измениться и этому факту?

Голова шла кругом. Проснулся я от кошмарного сна с зомби или это просто новый его виток? Ответа уже почти привычно не было.

Я сел на койке, ноги сами нашли стоявшие рядом растоптанные тапки-шлёпанцы. Взгляд привычно метнулся к койке у противоположной стены. Гора казённых шерстяных одеял, сваленных в кучу. Дежавю било наотмашь.

– Олег? – окликнул я скорее по инерции, пытаясь уложить в голове противоречивые обрывки воспоминаний и системных сообщений.

Голос прозвучал хрипло, неуверенно.

Из-под груды одеял показалась голова. Блондинистая, взлохмаченная шевелюра неопределённого желтовато-серого оттенка. Но… причёска не та. Виски выбриты. Лицо тоже было другим. Но, как и у Олега, было помятое, отёчное, с сеточкой капилляров на носу. Мужик выглядел чуть моложе Олега, лет на сорок, может, даже чуть меньше. Глаза – не выцветшие голубые, а какие-то мутно-серые, смотрели на меня с тем же недоумением и лёгким подозрением.

– Чего? – пробасил он сипло. – Какой Олег?

– А ты кто? – спросил я, чувствуя, как внутри снова закипает раздражение, смешанное с растерянностью.

Всё повторялось, но с изменениями, выбивавшими из колеи.

– Валера я, – мужик потёр заспанное лицо. – А ты, я гляжу, совсем плохой? Соседа по палате не узнаешь? Третий день вместе кукуем. Или ты вчерашнее отмечать начал уже с утра? Где взял-то? Поделись с ближним, а? А то трубы горят – сил нет.

Валера. Не Олег. И третий день вместе? А Олег говорил, меня только вчера привезли. Значит, это точно не тот же самый виток реальности. Или памяти у меня отшибло ещё больше, чем я думал?

– Я тебя впервые вижу, Валера, – медленно проговорил я. – А вот кто я такой – это вопрос интересный. Ты не в курсе случайно?

Валера уставился на меня, словно призрака увидел. Его мутные глазёнки округлились, на лбу собрались складки. Он даже приподнялся на локте, внимательнее меня рассматривая.

– Слышь, мужик, ты это… серьёзно? Или прикол такой? Типа, розыгрыш для новеньких? Так я тут сам почти новенький. Или тебе вчера на процедурах мозги совсем промыли? Говорили мне, что тут электрошоком балуются…

Электрошоком? Процедуры? Что за хрень он несёт?

– Я похож на шутника? – рыкнул я, чувствуя, как виски начинает сдавливать тупая боль. – Говори, как есть. Где я? Что со мной?

– Да тихо ты, чего орёшь? – Валера испуганно втянул голову в плечи. – Не знаю я, что с тобой. Лежишь тут третий день, молчал всё время, на уколы не реагировал, таблетки жрал. А сегодня вон, сразу с «кто я» начал? Может, ретро… как её… амнезия? Ну, когда память теряют?

– Может, и она, – процедил я сквозь зубы. – А где это «тут»? Что за «процедуры»?

– Так в больничке мы, – Валера пожал плечами с таким видом, словно говорил очевидные вещи. – Психиатрической. Городской. Отделение пограничных состояний. Ну, это где ещё не совсем ку-ку, но уже где-то рядом. Нас тут подлечивают… таблеточки, укольчики, разговоры с доктором… кому и шок этот… Вчера выпивали с тобой тихонько, пока доктора не видели. Ты говорил, что тебя Илья звать, что лежишь здесь с профилактикой ПТРС.

– ПТРС? – охренел я.

– Посттравматический синдром… Ну это, мать его псиную… Эхо войны и всё такое…

Психиатрическая больница. Пограничное отделение. Решётки на окнах. Теперь всё встало на свои места. Жуткие, неправильные места. Неужели я действительно псих? И Олег, и зомби, и падение, и системные сообщения – всё это плод больного воображения? Но ощущения были слишком реальными. Пластырь на груди, саднящие ладони и ступни от невидимых осколков… И стойкая уверенность, что всё это уже было со мной, и не раз.

Осмотрев ладони и ноги, ощупал горло, убедившись, что ощущения фантомные.

– Значит, психушка… – пробормотал я, оглядывая палату новым взглядом. – Отлично. Просто замечательно.

– Да ладно, не кипешуй. Мы с тобой пограничники. Не психи, а так, проходили мимо, – Валера попытался меня успокоить. – Тут не так уж и плохо. Кормят три раза в день. Гулять выводят во дворик. Тихо, спокойно. Никто не орёт, не буянит особо. Ну, бывает, конечно, всякое… Но ты, главное, доктора слушайся, таблетки пей, и выпустят скоро. Если, конечно, не совсем того… Ну… «Ку-ку»… А ты чего такой дёрганый? Может, тебе к сестричке сходить? Укольчик попросить? Успокоительный?

Сестричка. Точно. Надо идти к сестре. Может, она что-то прояснит? Или хотя бы даст таблетку от головы, которая снова начинала раскалываться.

Я поднялся с койки. Ноги слегка дрожали.

– Пойду пройдусь, – буркнул я, направляясь к двери.

– Ну, иди, иди, – кивнул Валера, снова кутаясь в одеяло. – Только ты это… если курева найдёшь… ты мне маякни, а? А то заначка кончилась, а до передачки ещё два дня… Ломает – жуть.

Я кивнул и вышел в коридор, оказавшийся таким же тусклым и обшарпанным, как и в «прошлый раз». Теперь я, правда, знал, где нахожусь, но легче от этого не было. Наоборот, ощущение ловушки стало почти физическим. Решётки, как выяснилось, были не только на окнах палат, но и в конце коридора – они перегораживали выход к лестнице. Из-за этого мрачные, казённые стены давили со всех сторон ещё больше.

Пост медсестры оказался на том же месте. Но за столом сидела другая женщина. Не уставшая блондинка средних лет, а молодая полноватая брюнетка с недовольным лицом и ярким макияжем, который совершенно не вязался с больничной обстановкой. Своим видом она напоминала мне путану, готовую вот-вот выйти в тираж, но старательно маскирующую приближающиеся признаки старости обильным количеством косметики. Она скучающе листала какой-то глянцевый журнал, игнорируя моё появление. Лампа под зелёным абажуром, как и всё остальное в этом крыле, не горела.

Я подошёл к столу.

– Здравствуйте. Мне бы таблетку от головы.

Она подняла на меня глаза, полные скуки и раздражения.

– Фамилия? Палата?

Фамилия… Чёрт. Я её не знал.

– Я… я не помню, – выдавил я. – Палата… кажется, шестая. Там ещё Валера лежит.

– А, алкоголик этот… – она скривила губы. – Вечно ему плохо. А ты новенький, что ли? Который молчал всё время? Казанский?

Казанский? Что-то шелохнулось в памяти, подсказывая, что фамилия мне знакома. Как, кстати, и имя, названное Валерой.

– Угу, – осторожно ответил я. – Голова болит. Очень.

Она цокнула языком, открыла ящик стола, достала блистер с таблетками.

– На, держи. Цитрамон. Пей. И иди в палату. Скоро обход. Доктор посмотрит, что с тобой. Может, дозу успокоительного увеличит.

Успокоительного. Точно, я же в психушке. Я закинул таблетку в рот и запил её тёплой водой из графина, стоявшего на столе.

– Спасибо. А… скажите, что со мной случилось? Почему я здесь?

Она вздохнула так, будто я спросил её о смысле жизни.

– Доктор всё объяснит на обходе. У тебя там что-то с головой после… давнишней контузии. Вот и направили к нам на обследование и лечение. Всё, иди. Не мешай работать.

Контузия… Всё сходилось намного логичнее, чем в прошлый раз. Кроме одного. Кроме этих красных надписей, очков прогресса и ощущения повторяющегося кошмара. Я вернулся в палату. Валера уже спал, тихо посапывая. Я сел на свою койку. Решётки на окне. Психушка. Потеря памяти. И девяносто восемь жизней в запасе.

Бред. Полный бред. Но если это бред, а я сумасшедший, почему всё так похоже на то, что я не съехал с катушек окончательно, а попал в какую-то игру? И судя по всему, в игре этой нужно развивать не персонажа, а себя самого. Или я не прав? Что мне, в сущности, известно про шизофрению?

А если это всё же не она, а игра – то как я в неё попал?

Глава 7

Плюхнувшись обратно на койку, я уставился на решётку за окном, чувствуя, как реальность вокруг начинает расплываться, перемешиваясь с обрывками воспоминаний о зомби, прыжке и красных надписях. Контузия, говорите? Похоже, этот мир получил контузию, а не я.

Валера сладко похрапывал, уткнувшись лицом в подушку. Наверное, ему сейчас хорошо. Спокойно. Не надо ни о чём думать, никуда бежать. Наверное, это и есть счастье – просто лежать и не париться. Но отчего-то меня при одной мысли о таком счастье начинало тошнить.

Что-то здесь было не так. Слишком… правильно. Слишком логично. Слишком подозрительно. Если бы я был просто сумасшедшим с ПТСР, воображающим себе зомби-апокалипсис, то почему этот бред был таким структурированным, таким… игровым? И почему всё это так отчаянно пытаются замаскировать под обычную психушку?

Мысленно я попытался вызвать меню. Ничего не произошло. Сосредоточился, представил себе ярко-красную надпись, список характеристик, инвентарь… Но ответом на мои усилия стала лишь давящая тишина психиатрической палаты.

Может, «подсказка» про прищуривание была не просто так? Я прищурился, глядя на Валеру, и сосредоточился.

Спящий мужик мигнул, словно это был не живой человек, а цифровое изображение, неотличимое от реальности, после чего сбоку от его фигуры вспыхнул ядовито-зеленый квадратик, испещренный белым, чуть светящимся текстом, от его уголка к объекту потянулась изогнутая под тупым углом указующая стрелка.

Это уже не походило на реальное изображение. Это было нечто откровенно чуждое, ненормально неестественное, будто какая-то корявая инфографика… Я жадно прочитал справку:

Объект – человек, потенциальный зараженный, ID 1067-729-362-282-727, идентифицировал себя как Валера, предположительно безоружен, умения Континента не выявлены.

Ого, работает! И, кстати, слово «заражённый» сразу ассоциируется с теми, кто напал на меня. Намного лучше ассоциируется, чем «зомби», хотя откуда-то я уверен, что и это слово правильное. Но словно бы менее официальное, что ли…

Переведя взгляд на забранное решёткой окно, я ещё раз прищурился. Ничего. Вернулся к Валере и получил всё ту же короткую справку. Бес раздери! Это работает! Я не псих! Или псих, но в каком-то совершенно другом смысле? Попробовал ещё несколько раз на Валере вызвать справку и всякий раз получал ядовито-зелёное окошко с системной справкой.

Огляделся, стараясь не привлекать внимания. Это было легко. Валера продолжал мирно посапывать и в ус не дул. Негодяй…

Нужен был ещё один объект для экспериментов. Так что через пару минут я уже стоял перед постом медицинской сестры. Брюнетка в теле подняла на меня какой-то шальной взгляд. Но я уже вызвал справку и по ней.

Объект – человек, потенциальный зараженный, ID 776-729-568-982-221, идентифицировал себя как Клавдия, предположительно безоружен, умения Континента не выявлены.

Это было невероятно. Невозможно. Но это было.