Такие простые слова, но сколько же веков Сатана ждал их!.. Потеряв всю веру и надежду, падший ангел создал из человеческой кожи книгу, которая станет либо погибелью для Российской империи, либо спасением, что приведет к пробуждению трех богов. Сатана смог спасти их – нашел в лесу тела, укрытые толстым слоем мха. Виднелись только три очертания: мужчина, женщина и младенец, крепко держащиеся за руки. Хватило лишь девяти капель крови, чтобы пробудить былую силу и подчинить их своей воле. Даже во сне боги помнят добро и откликнутся на зов, когда придет время битвы. Или смерти…

Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем некогда могущественные существа пробудятся, вернув воспоминания возлюбленной. А пока Сатане оставалось только одно – наблюдать за тем, как его потомки уничтожают Российскую империю, ведя страну к хаосу и разрушению, из-за которых он когда-то пожертвовал своей душой во имя вечной любви.

Глава 2
Григорий Азаров

Ребенок, рожденный во тьме

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь.

Мать, сидевшая по правую руку от отца, перекрестила еду – постные щи, грубо нарезанные ломти хлеба и квас, который отец только достал из погреба. Скудный, но достаточно сытный для многодетной семьи обед вызывал трепет – прежде не разрешалось сидеть за столом со старшими, поскольку я то и дело пытался ткнуть кого-нибудь вилкой. Так, чисто от скуки.

Мать, приметившая то, что я не прикоснулся к еде, шикнула и перевела многозначительный взгляд на тарелку с почти остывшим щами. Восторг от того, что я чувствовал себя частью большой семьи, не покидал ни на миг. Моргнув большими глазами, улыбнулся, демонстрируя отсутствие двух передних зубов. Взял ложку в правую ладонь и зачерпнул еду, широко распахнув рот и заглотив все до последнего кусочка. Громко чавкая, начал мотать ногами, поскольку по-другому своего волнения не мог проявить.

– Григорий, немедленно прекрати паясничать.

Отец озлобленно посмотрел на меня и, прихлебывая, закончил трапезу, отодвинув пустую тарелку. Холщовая рубашка серого цвета придавала лицу нездоровый оттенок кожи, от постоянной работы он почти не отдыхал, что и сказывалось на его здоровье. Я замер, словно пойманный в силки зверек, и едва заметно кивнул отцу, который ответил тем же жестом, подводя черту в разговоре.

Весь восторг как рукой сняло. В семье было заведено: как только ребенку исполнялось шесть лет, он имел право сесть за общий стол. Я наконец-то смог перебраться с маленького стола, где сидели младшие сестры, которым два месяца назад исполнилось два года. Андрей, первый по старшинству сын, не был рад новости о том, что теперь все трапезы я буду сидеть с ними.

– Отец, брат еще слишком мал. Он даже молиться толком не умеет.

– И не научится, должно, покуда мы так и будем относиться к нему как к прокаженному.

– Но, отец… Гриша не похож на нас. Он не может выучить ни одной молитвы, будто они стираются из его памяти сразу, как только батюшка в церкви перестает произносить божественную исповедь.

– Помолчи, Андрей. Григорий научится, все приходит с опытом.

Брат в ответ фыркнул, но благоразумно промолчал.

Этот разговор я услышал, когда важно шествовал в столовую. Но даже слова старшего брата не испортили настроения, хотя весь последующий вечер я из раза в раз прогонял их в памяти.

Я доел остывшие щи, ломоть хлеба и выпил кружку кваса, от терпкости которого поморщился и выдохнул через рот. Отец усмехнулся, сестры этого не заметили, увлеченные болтовней, понятной им одним, а мать положила руки по обе стороны от себя на стол.

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благодарим тебя за хлеб насущный и воду целительную, которая изгоняет злых духов из душ наших. Будь милостив к детям своим, покуда не примешь нас в царство небесное. Да будет так. Аминь.

Пока она произносила молитвы, я крепко обхватывал пальцами ладони матери и отца, которые словно впали в транс от благодарственных речей Богу. Удивленно выгнул бровь, заметив, как Андрей и сестры прикрыли глаза и наслаждались голосом родительницы – своими словами она словно даровала им защиту от нечистых сил.

Но нужна ли она была кому-либо?

Зло повсюду, в каждом из нас, но кто-то умеет его скрывать, демонстрируя благодать, а кто-то открыто выступает против законов Божьих, выказывая свое отступничество от рая, признавая лишь царство Сатаны.

Все тело покалывало, пока мать произносила молитвы, будто в него вставляли сотни маленьких игл. Когда наши руки отдалились, я вдохнул полной грудью и почувствовал прилив сил, словно кто-то поделился частью своих. Мать встала из-за стола и начала собирать тарелки, поднося к железной лохани, от которой шел пар, грязную посуду. Отец и Андрей сухо поблагодарили за обед и вышли из дома, шумно захлопнув дверь. Брат возомнил себя правой рукой родителя, не догадываясь, что все это лишь притворство. Отец брал Андрея, чтобы тот не мешался под ногами у матери – он то и дело пытался восхвалить себя, принижая других. Наставления матери пропускал мимо ушей и говорил, что лишь слабый духом не выстоит против слов, которые ведутся устами самого Бога.

Несмотря на то что мне через полгода исполнится семь лет, я и то понимал, что слова Андрея – брехня. Бог не разговаривает со своими детьми, не наставляет их, а лишь вкладывает каждому крест, который раб Божий несет до самой смерти.

Мой крест – слушать бесконечную болтовню брата, который то и дело пытается задеть меня при любом удобном случае. Сестры и мать не лезут в наши отношения, и единственная надежда – отец, мнение которого уважали и боялись.

– Тебе помочь?

Я спрыгнул с деревянной скамьи и подбежал к матери, обняв грузную фигуру.

– Нет, Гриша, иди отдохни после обеда и вздремни.

Несмотря на то что мать большую часть времени молчала, нам было хорошо вместе – она то читала сказки, то отправляла в лес за ягодами, давая завет не уходить далеко. Пока я бродил между массивными деревьями и высокой травой, которая цеплялась за штаны и рубаху, мать успевала прибраться в доме, а затем оставляла младших детей под присмотром соседок, чтобы уделить время прокаженному ребенку, когда тот возвращался обратно, если верить словам Андрея, – то есть мне.

Послушавшись мать, я отправился в свою комнату. Рухнув на кровать, накрылся одеялом из овечьей шерсти, не скидывая одежды. Стояла невыносимая духота, даже при распахнутом окне, из которого доносился аромат свежей выпечки с корицей и маком – любимого лакомства отца, которое готовила мать, чтобы его порадовать. Привыкший к теплу и жаре, я накрылся одеялом, оставив лишь нос, чтобы дышалось легче. Сон пришел моментально: глаза налились свинцом, тело расслабилось, и я наконец-то провалился в сладкую дрему.

Я медленно ступал по раскаленной земле, но только тело было не детским – морщинистая кожа на руках, растительность на лице, многочисленные шрамы на груди, ладонях и торсе, напоминающие о грехах, в которых придется покаяться на смертном одре. Вдали виднелся женский силуэт. Я ускорил шаг, но незнакомка засмеялась и скрылась среди обугленных деревьев. Ее звонкий смех отзывался во всем теле, пробуждая давно забытую жажду крови и отмщения. Дернувшись на звук, поймал лишь пустоту и зарычал от безысходности, чувствуя, как прорываются острые ногти из пальцев, а из головы – остроконечные рога, устремленные пиками в небеса.

Все звуки стихли. Подойдя ближе к обугленным деревьям, провел по ним ладонью и прищурился – кора напоминала силуэты мужчин и женщин, лица которых исказила гримаса ужаса. Ветки, служившие своего рода руками, прикрывали грудь, где должно биться сердце, но вместо него – лишь выжженная черная дыра, откуда вываливались жирные черви.

– Григорий…

Резко обернувшись, я встретился взглядом с существом с очень бледной кожей, без волос, ресниц или бровей. Поверх худощавого тела – темная туника, сквозь которую виднелись копыта и лапы, сплошь усеянные густой шерстью. Красивое мужское лицо выделялось благодаря острым скулам, узкому носу и глубоко посаженным зеленовато-голубым глазам. В руках существо держало ладан и церковную свечу, воск стекал по пальцам, два из которых были отрублены.

– Заставь их покаяться, дитя…

Я сделал шаг назад, но споткнулся о корень и упал на спину. Тело парализовало от ужаса, когда тварь откинула свое темное одеяние – густая шерсть стала двигаться, словно живая. Я увидел, что на его груди виднелось изображение девушки, которая тонула, срывая голос на крик.

– Найди… возроди… приручи… Заставь покаяться…

Вскинув массивную лапу, существо вспороло мне грудь и вложило в нутро червей, которые начали прорывать путь сквозь сухожилия и мышцы к сердцу.

Я вскрикнул и подскочил на кровати. Сердце билось где-то в глотке, пот, стекающий по лицу и спине, застилал взор. Я сел на кровати и уткнулся лицом в ладони, пытаясь успокоиться.

Надеялся, что это просто кошмар, но как же ошибался!..

Сон повторился вновь.

Глава 3
Екатерина II

Желанная всеми,

погубленная грехами

Я ступала по каменному выступу, который сужался к выходу. Чертыхнувшись, яростно подобрала пышные юбки и едва проскользнула в проход. Оказавшись по ту сторону душного коридора, который подсвечивался пламенем факелов, вдохнула полной грудью свежий морозный воздух, моментально заполонивший собой легкие.

Снег ласкал слух, когда я ступала по нему босыми ногами, но холода не чувствовала, лишь приятное покалывание. По обе стороны виднелись березы, покрытые инеем. Следы зайцев и волков россыпью покрывали белоснежный покров природы, отчего я непроизвольно улыбалась, вспоминая жизнь до смерти.

Иди, Екатерина, ближе…ближе…

Низкий мужской голос звал, манил, но вселял в душу всепоглощающий ужас. Я знала, что пришло время расплачиваться за все грехи, что совершила на земле, но кто сможет винить меня в том, что я старалась для Российской империи, пыталась поменять уклад, тянущий страну на дно? Никто. Я избавилась от своего супруга, Петра Третьего, как от мусора, что отравлял городские улицы, разлагаясь и наполняя воздух запахом гнили и разложения. Типичный отступник, который потащил Россию по дороге безумного преклонения перед Западом. Он отказался от результатов почти что выигранной Семилетней войны, стремясь разрушить так долго выстраиваемую международную политику страны. Петр мешался под ногами, навязывая свои отравленные думы, которые сочились западными идеями, словно яд с клыков королевской кобры.

Считается ли это грехом? Едва ли. Я спасала страну от уничтожения, порабощения.

Страну или себя, Екатерина? Не смерть ли супруга развязала тебе руки? Оправдываясь ею, ты закрывала глаза на бесчинства и разврат, которые учиняла каждый день своей императорской жизни.

– Прекрати разговаривать в таком тоне с Императрицей!

Ты никто, лишь потрепанная аура, принявшая временное пристанище на земле. Для меня твоя душа – тот самый мусор, каковым ты считала своего супруга.

Вдали я увидела силуэт мужчины, который шел медленно, не торопясь. В руках он держал скипетр и три свечи, воск с которых стекал на снег, оставляя небольшие борозды. Белое одеяние незнакомца вторило оттенку инея на ветках деревьев; борода и волосы, покрытые сединой, развевались на ветру; над головой – нимб. Поравнявшись, Бог посмотрел на меня сверху вниз и брезгливо поморщился, нахмурил седые брови, плотно сжатые губы чуть дрогнули – то ли от усмешки, то ли от раздраженного фырканья при виде меня.

Екатерина…

Бог безмолвствовал, но я слышала каждое слово, произнесенное низким басом.

– Создатель… – Поумерив пыл, припала губами к скипетру – предмету власти императоров.