И сейчас, сидя на кровати и дожидаясь, когда предрассветные лучи скользнут по стенам и прогонят призрачные тени, я мечтал лишь об одном – чтобы они скорее исчезли из комнаты и перестали вселять в душу животный страх, от которого не было спасения под грубым шерстяным одеялом, служившим долгие годы пристанищем от бед и несправедливости. Я крепко зажмурил глаза и закрыл уши руками, стараясь заглушить издевательский смех, что слышался со всех сторон, проникал в самые потаенные уголки, выворачивая нутро наружу.

Отцу ты не нужен. Родной брат ненавидит, считает нечестивым. Мать никогда не заступится за тебя, опасаясь гнева мужа. Смирись, дитя. Позволь нам взять контроль и отомстить.

Я замотал головой с такой силой, что клацнула челюсть. Не желал встречаться лицом к лицу с собственными страхами и обидами.

Все началось в тот день, когда отец Константин дал эту чертову книгу, на страницы которой попала моя кровь и обнажила истинную сущность безобидного на первый взгляд писания – оказалось, пары капель алой жидкости хватило, чтобы пробудить заточенных нечистей. Их голоса сводили с ума, внезапно возникающие силуэты заставляли сердце сжиматься от страха, а дыхание – сбиваться, осознавая, что становится трудно дышать.

Гриша… прими нас… мы не причиним вреда…

– Это всего лишь сон, всего лишь сон, – в бреду бормотал я, пытаясь успокоиться. Приоткрыв один глаз, посмотрел на стену и замер от ужаса – черное пятно, которое некогда напоминало мужской силуэт, отделилось от деревянной поверхности и неуклюже поковыляло в мою сторону. Правая сторона тянулась к полу, едва касаясь его костлявой рукой, с которой капала багровая жидкость, левая – вздернута вверх, а на месте, напоминающем плечо, прорывалась белоснежная кость, где прогнившими кусками свисала плоть с гнойными рытвинами. Тварь остановилась на расстоянии сажени и протянула руку, желая прикоснуться, но что-то не давало ей этого сделать. Она пыталась произнести слова, напоминающие мычание, но так и не смогла этого сделать. Ее пустые глазницы скользили по кровати и по моему телу, пока взгляд не задержался на месте, где лежала за пазухой книга, которую дал отец Константин. Существо медленно подняло вторую руку и указало на нее, затем приложило ладони к ушам и мотнуло головой, показывая, что нечего их закрывать, голоса ее сородичей проникнут в разум и без этого.

Я судорожно хватал воздух ртом, как это делают без пяти минут утопленники, тела которых захватывает водоворот воды и которые не способны бороться за собственное тленное существование. Сердце отбивало бешеный ритм, но, несмотря на призрачные тени, которые медленно начинали материализовываться и обступать со всех сторон, к своему удивлению, я понял, что не испытывал животного страха – наоборот, во все глаза рассматривал их уродливые конечности и хромую походку, будто кто-то по ту сторону божественного мира отрезал их плоть тупым тесаком, заставляя страдать. Словно внутри оборвался трос, соединяющий с Богом.

Тени обступили плотным кольцом, но не подходили ближе вытянутой руки, будто натыкались на невидимый барьер, не позволяющий сделать и шага вперед. Их рты безмолвствовали, тела застыли, словно каменные изваяния, готовые ринуться в бой по первому приказу хозяина. Я медленно убрал руки от ушей и окинул комнату плывущим взглядом – все оставалось прежним: мебель, обшарпанные обои и деревянный пол, на котором виднелись следы от стульев, перетаскиваемых в столовую для того, чтобы вся семья могла отобедать после воскресной службы. Зачастую прием пищи происходил у всех в разное время – младшие сестры, которые еще предавались дневному сну, трапезничали раньше всех и уходили сопеть в угол, Андрей, не отходивший от отца, и сам родитель ели тогда, когда им заблагорассудится, заставляя ослабленную после многочисленных родов мать вставать и идти обслуживать мужчин, смиренно склонив голову и едва ли дыша, чтобы глава семейства не подумал, что женщина чем-то недовольна.

Мне не нравилось наблюдать за подобным проявлением неравенства, но что мог сделать шестилетний мальчишка, к мнению которого никогда не прислушивались и даже не собирались прислушиваться? Прокаженный, от которого все старались избавиться, как от признаков лихорадки, чтобы она не успела укрепиться в здоровом организме и уничтожить его за считаные недели. Считали отступником, ребенком, рожденным под дьявольской звездой. Почему? Потому что так было легче объяснить то, почему мальчику в церкви бывает дурно – головокружение, тошнота, невозможность запомнить самую простую молитву, что чеканили даже трехлетние дети.

Тени встрепенулись и синхронно вскинули головы, склонив их набок, – их лица напоминали черную жижу, размазанную по болотистой тропе, что завлекала потерявшегося путника в объятия русалок, обитающих в промозглых водах, – речные дев, рассказами о которых пугали детвору, что не слушалась родителей и убегала среди ночи купаться в мутных водах.

Существа, которые таятся там, покажутся ангелами, но их сущность обманчива – как только попадешь под их влияние, дьявольские силки окутают нутро и вырвут душу, оставив погибать на илистом дне, где будешь задыхаться от нехватки кислорода и молиться, чтобы страдания закончились как можно быстрее. Но все тщетно. Бог не услышит предсмертных слов того, кто ослушался родителей и не последовал по пути исповедания. Создатель покарает всех отступников и тех, в жилах кого течет зов дьявола.

Слова соседских сумасшедших бабок эхом отразились в голове, и тени, стоявшие вокруг плотным кольцом, синхронно мотнули головой и вновь показали пальцами мне за пазуху, где таилась заветная черная небольшая книга, которая, судя по всему, не давала существам покоя. Но в этот раз в жестах совсем не было злости, а была… подсказка! Мысль пробила брешь в разуме, но тело не слушалось, будто какие-то силы окутали его призрачной паутиной, заставляя сидеть на месте и не привлекать лишнего внимания.

– Кто вы? Что вам нужно от меня? – тихо прохрипел я. Как ни старался придать голосу уверенности, так и не смог. Единственное, на что хватило сил и храбрости, – выпрямиться и сжать дрожащими маленькими руками потертые штаны, которые достались от Андрея по своего рода наследству.

Мы не причиним вреда. Нас послал Создатель, чтобы помочь, сломить заслон разума, который мешает принять тебе истинную сущность и стать тем, кем уготовано судьбой. Мы пришли подчиниться тебе, Григорий.

Множество голосов, подобно рою пчел, заполонили собой мысли, но я, крепко зажмурившись, мотнул головой и выкрикнул:

– Хватит! Достаточно!

В соседней комнате что-то упало, и послышалось сонное, недовольное бормотание отца. Я с ужасом прижал ладонь ко рту и судорожно всхлипнул, осознавая, что сейчас он придет и устроит взбучку, после которой не смогу сесть на стул несколько дней. Мать начала что-то шептать ему, стараясь, судя по всему, успокоить и при этом не разбудить детей, но родитель был непреклонен – послышалось громкое шарканье по полу и яростное бормотание. Одна из теней, что стояла по правую сторону, колыхнулась на долю секунды, а потом и вовсе исчезла, не оставив после себя и следа. Я не знал, чего страшиться больше – тьмы, которая окутала комнату, но при этом не нападала, или отца, находившегося в опасной близости от моей комнаты, и скорого наказания.

Секунды тянулись медленно – казалось, что звук скрипучих половиц, подобно молоту, стучал по вискам, заставляя сердце сжиматься от предчувствия беды. Но отец так и не появился на пороге комнаты.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

Отсчитав про себя, попытался встать с кровати, но тут же вспомнил про тени, которые так и не сдвинулись с места. Взмахнул рукой, чтобы отогнать прочь, но тщетно – они словно превратились в каменные изваяния. Собравшись с духом и надеясь, что книга за пазухой все-таки представляет собой некий защитный талисман от нечисти, на негнущихся ногах тихо спрыгнул с кровати, на цыпочках пробрался до двери, отворил ее – и никого не увидел. От удивления брови взлетели вверх, руки еще крепче сжали дерево, пытаясь понять, что происходит.

Чары забвения не помешают мужчине, чья душа очерствела и представляет собой кусок плоти, усеянной гнойными рытвинами. Не стоит переживать. Без твоего указания мы не сделаем ему больно.

Рот наполнился горькой слюной. Обернувшись, я едва сдержал крик – на подоконнике сидел молодой мужчина не старше тридцати лет, его лик освещался светом, будто кто-то удерживал рядом дюжину свечей. Точеные черты лица, словно высеченные из каменного гранита, темного оттенка удлиненный пиджак и брюки явно принадлежали не нашей эпохе – слишком старомодны, слишком дороги даже для Европы. Около левой руки незнакомца лежала деревянная трость, по которой он отбивал ритм длинными и изящными, как у пианиста, пальцами. Увидев мое замешательство, мужчина широко улыбнулся и приложил ладонь к своему рту, призывая к молчанию.

– Ты, должно быть, удивлен?

«Я в ужасе», – промелькнуло в голове, но язык налился свинцом, не позволяя сказать и слова.

– Признаться, не такого приема я ожидал, не такого. – Незнакомец недовольно мотнул головой и ловко спрыгнул с подоконника, сделал пару шагов в мою сторону и, спохватившись, взял трость, крепко сжав в ладони. – Но не стоит меня бояться, Григорий. Я не враг, наоборот, хочу показать, как неизведан мир, как ограничен людскими верующими умами.

– Что… кто… что вы имеете в виду? – с испугом прошептал я, облегченно выдохнув от того, что тело вновь было в моей власти.

– Лишь то, что не стоит кормиться и давиться молитвами, желая угодить обществу и отцу. Этого никто не оценит, а ты лишь сломишь собственную волю и возненавидишь самого себя. Ту книгу, что лежит за пазухой и тянет, подобно каменной удавке, на дно, попросил передать я – она ключ к знаниям, которые подвластны лишь тем, кто был порожден Сатаной и Богом. Источник возмездия и всепоглощающей любви, не знающей преград. Чувства, которые будут множество раз разбиваться о яростные волны ревности и недоверия, но раскаяние спасет все то, что так долго рушилось. Я так долго ждал тебя, Григорий, не подведи меня.

Тени дрогнули и синхронно кивнули, будто слышали разговор и безмолвно соглашались со словами незнакомца. Но тот будто не замечал ничего вокруг, продолжая раскидываться сладостными и ужасающими речами, не сводя с меня пристального взгляда, от которого волоски на шее и руках вставали дыбом, а дыхание замирало, окутывая легкие морозным инеем страха и паники.

– Нет смысла подготавливать тебя к неизбежному – чем раньше все узнаешь, тем лучше для нас обоих. Тени, которые ты видишь, – отражение бесов, в сущность которых не веришь, но это ненадолго. Они не могут показаться, поскольку боятся, что твой разум не выдержит, и в чем-то я с ними согласен. Подождем три дня и три ночи, позволим привыкнуть к их присутствию. Помни – они должны бояться и поклоняться, не наоборот. Я обучу тебя всему, что знаю. А пока… просыпайся.

Я открыл было рот, чтобы возразить или задать вопрос – мысли путались и мешались в хаотичном порядке, – но тут внезапный толчок в грудь заставил подскочить на кровати и закричать, привлекая внимание всех домочадцев. Мать влетела в комнату и рухнула рядом – старый потертый матрас весь в дырах заскрипел под ее весом, шершавая от постоянной работы по дому ладонь обхватила мою и сжала. Я обвел комнату быстрым взглядом и судорожно выдохнул, осознавая, что это был всего лишь сон. Кошмар.

Но как же я ошибался! Истинный кошмар, словно ушат грязи, обрушился, когда отец, не смотря в мою сторону, произнес холодным тоном, от которого хотелось заживо сгореть в адском котле.

– Собирайся, даю десять минут. Ты отправляешься в пансионат в Московской области.

Я переводил взгляд с матери на отца, в глубине души не теряя надежды, что все это злая шутка, но довольное лицо Андрея в дневном проеме говорило об обратном. Женщина смиренно склонила голову и сильнее сжала мою ладонь, начав бормотать молитвы о спасении души, призывая Бога направить на путь истинный. Только все это было бесполезно. Люди, обитающие со мной под одной крышей, уже давно с него сбились и бродили по бесконечным коридорам собственных грехов и жалости к самим себе.

Глава 11
Петр II

Любовь – это погибель

или спасение?