Биолюминесцентный – вот какое это было слово; он вспомнил и улыбнулся. В чем ему не было равных, так это в правописании. Не нужно было учить слова, не нужно было даже их знать – буквы просто сами складывались в голове, щелк-щелк, и все. Если честно, трудно было не считать это сверхспособностью. Его любимой книгой номер один на все времена был «Карманный тезаурус» Роже. Отец однажды назвал чтение пустой тратой времени, но что он понимал? Вот Ма понимала. В колледже она изучала английскую литературу, поэтому знала почти столько же слов, сколько и он. Гораздо больше, чем отец, который однажды спросил ее, сколько букв «л» в слове «аппликация». Конечно, он был каким-то суперумным ученым, работавшим на правительство, но для Ади не имело никакого значения, что это не Ма ходит на такую крутую работу и что не отец занимается хозяйством и руководит разве что тетей Риной.

Он увидел ее краем глаза, когда повернулся, чтобы идти в комнату, и замер. Это была тень, фигура темнее неба, сидевшая на крыше через улицу. Она походила на старинный горшок, на темную вазу, из которой выползала змея; змея с серебряным клювом, сиявшим в угасавшем свете. Нет: это была птица, большая птица – гриф? – и на ее лысой голове можно было разглядеть глаз, блестевший, как мрамор, смотревший прямо на него. Он и раньше видел стервятников, обычно на шоссе у реки, но в этом было что-то особенное: тот сидел совершенно неподвижно, склонив голову набок, как ювелир, разглядывающий трещины в бриллианте. Казалось, их соединяет невидимая проволока, потрескивающая темной энергией и посылающая искры до кончиков пальцев ног.

Вернувшись в дом, Ади захлопнул балконную дверь, включил свет, холодильник и телевизор, сел на диван и закрыл глаза.

2. Следите за языком, мистер Шарма

«50 ЛЕТ НЕЗАВИСИМОСТИ», – гласил плакат над школьными воротами. «НЕЗА» было шафраново-желтым, «ВИСИ» – белым, а «МОСТИ» – зеленым; цвета флага Индии лишний раз напоминали, чьей именно независимости пятьдесят лет. Новым был не только плакат; за лето вся школа преобразилась. Дорожки вычистили до блеска, трава на игровой площадке сияла зеленым, а старые ржаво-коричневые стены покрывал новый слой ярко-красной краски, отчего казалось, будто с них соскоблили древнюю корку.

Возвращение в школу после каникул всегда ощущалось как-то странно, словно пряная смесь радостного волнения и страха. Но в этом году Ади не чувствовал ни малейшей радости. Двое его друзей больше не учились с ним в одном классе – и Монти, и Джея-Пи после экзаменов перевели в секцию «С», где всё было немного круче: волосы длиннее, голоса громче, воздух немного свободнее. А он остался в секции «А», кладбище, набитом очкариками-подхалимами. Монти и Джей-Пи обещали дружить с ним, как прежде, но он знал, что так не бывает.

Пробираясь по переполненным коридорам, уворачиваясь от младших школьников на нижних этажах и следуя за хвастливыми старшеклассниками вверх по лестнице, он чувствовал: что-то не так. Только войдя в класс, он осознал серьезность проблемы: все мальчики были в брюках. Все, кроме него.

В восьмом классе они должны были сменить шорты на брюки, и он это знал. Но он полагал, что дату сообщат Ма на родительском собрании или объявят в школе по хриплой громкой связи. Все оказалось куда банальнее: новую форму ввели в первый учебный день после летних каникул. Как вышло, что он этого не знал? Как вышло, что знали все остальные? Сейчас это не имело значения, было слишком поздно.

Прекрасно, он, Ади Шанкар Шарма, великий умник, победитель викторин, способный без ошибок написать слово «эзотерический», пришел в школу без штанов.

Да у него их даже не было! Теперь, когда Ма ушла, ему нужно было заглянуть в свой тайник с купюрами в пятьдесят рупий, которые дарили родственники на свадьбах и других праздниках, и купить себе брюки. Но сегодня он уже облажался. Весь день все будут пялиться на него, шептаться, хихикать и обзывать его разными словами. Так и какая разница, что он наденет на следующий день? И вообще, какой смысл менять шорты на брюки? Чтобы закрыть ноги, на которых начали расти черные волосы? Но его ноги были точно такими же, как в прошлом году, когда он еще считался ребенком – гладкими, тонкими и прямыми, как палочки.

Во всем была виновата Ма. Школьной формой занималась она, и она должна была знать. Она должна была купить брюки, подогнать их под его рост и положить на стол накануне вечером. Она никогда не должна была уходить.

Не отвечая на ухмылки сидевших сзади, он огляделся по сторонам, ища безопасное место. Он нашел его на второй скамейке в первом ряду, рядом с переростком по прозвищу Микки. По-настоящему его звали Омпракаш Валмики, ростом он был со старшеклассника, темноволосый и мускулистый, с толстыми волосатыми руками и заметной щетиной на щеках. Ходили слухи, что он пришел из государственной школы в Бомбее, где два года подряд оставался на второй год, так что на самом деле и должен был быть старшеклассником. Все были уверены, что он попал в секцию «А» только благодаря тому, что подкупил школу. Его прозвали Микки в честь мышонка, надеясь, что это сделает его меньше ростом, но, похоже, не сработало.

Другое свободное место было прямо перед Микки, на первой скамейке, где в одиночестве сидела странная девчонка, которая разговаривала сама с собой. Садиться с девчонкой не стоило, если он не хотел, чтобы ему подмигивали и свистели вслед, царапали на партах их инициалы, обводили сердечками. Пришлось рискнуть и сесть к большому парню.

Он сунул сумку под стол и пробормотал:

– Привет.

Микки даже не кивнул, продолжая листать журнал «Чип». Ади почувствовал облегчение, радуясь, что не придется с ним разговаривать, но вместе с тем ощутил и странную пустоту.

– Тихо! – леденящий душу голос мадам Рой наполнил класс, мгновенно заглушив все разговоры. Она была директором средней школы, и в ее обязанности входили патрулирование коридоров и поиск предлогов для наказания детей. – Садитесь. Нитин? – позвала она мальчика, который медленно встал. – Ты говорил на хинди?

– Я? Нет, мэм. – Он посмотрел на нее растерянно и вместе с тем возмущенно, как истинный невиновный.

– Не лги! Сколько раз вам придется повторять одно и то же? Это англоязычная школа в Южном Дели. Нельзя говорить на хинди в классе, за исключением уроков хинди или санскрита. Всем ясно?

– Да, мэм, – пробормотали все.

– Не думайте, что я ничего не понимаю. Я все понимаю. Все эти ваши гаали^[5]портят умы.

– Гаали – тоже слово на хинди, бехенчод^[6], – пробормотал Микки, и Ади, как ни старался, не смог сдержать смех.

– Ади Шарма! – прогрохотала мадам Рой. – Встань, пожалуйста! – Он медленно поднялся, изо всех сил стараясь спрятать за партой голые коленки. – Расскажешь нам, что смешного? Мы все вместе посмеемся.

– Это… я…

– Что такое, кошка язык откусила? Давай говори.

– Да так… ничего, мэм… это не очень и смешно. – В самом деле, не было ничего смешного в том, что Микки назвал мадам Рой ублюдиной. Это было так шокирующе, так неуместно и в то же время так логично, что ему пришлось с силой прикусить язык, чтобы снова не рассмеяться.

– Ты можешь сказать мне. – Мадам Рой посмотрела на него сверху вниз, и ее выпуклые, подведенные сурьмой глаза злобно замерцали. – Или можешь рассказать об этом отцу Ребелло.

Ади много раз видел, как это происходило; он знал, что выхода нет. С мадам Рой лучше не шутить. Но он знал и то, что не станет выдавать нового соседа по парте. Многие учителя, судя по всему, особенно не любили Микки, и его уже дважды приводили в кабинет отца Ребелло, где, по слухам, у директора школы хранилась деревянная линейка шириной с растопыренную ладонь.

– Мэм, я… Я просто подумал, вы сказали «гаали», то есть тоже произнесли слово на хинди. Технически, вам следовало бы сказать «ругательство», или «нецензурное слово», или «непечатное слово», или…

На задних скамейках раздались фырканье и хихиканье, но взгляд мадам Рой тут же всё остановил.

– От тебя, Ади, я этого не ожидала, – сказала она, качая головой.

Впрочем, больше она ничего не могла сказать, верно? Он просто следовал закону, который никто не соблюдал, кроме как в разговорах с учителями. К тому же следовал ему лучше, чем она сама. За это она не могла его наказать, хотя он достаточно понимал, чтобы не быть в этом уверенным. Существовала сотня оправданий, которые она могла бы найти, если бы захотела, и много разных видов наказаний. Нет никого изобретательнее учителя, жаждущего мести.

– Почему на тебе полубрюки, Ади? – спросила мадам Рой и закусила губу. Она нашла его ахиллесову пяту. Хихиканье вновь наполнило класс, доползло до задних рядов и переросло в откровенный смех. На этот раз мадам Рой не стала его прекращать. Она стояла и улыбалась Ади, ожидая его ответа.

Дверь в класс открылась, вошла мадам Джордж, учительница английского языка, и Ади наконец перевел дыхание. Он нравился мадам Джордж; она ответит за него, он не сомневался.

– Простите, я опоздала, – сказала мадам Джордж, остановилась и взглянула на Ади, неловко стоявшего за столом. Она подошла к учительскому столу и положила сумку. – Дальше я сама, спасибо, мадам Рой.

Мадам Рой кивнула, натянуто улыбнулась Ади и раздраженно вышла.

– Садитесь. – Мадам Джордж повернулась, чтобы протереть доску, и Ади сел. Она больше не смотрела на него, и он всей душой был ей благодарен.

* * *

Утро медленно испарялось в июльском зное и висело, тяжелое и влажное, над их сонными головами. Остаток дня прошел спокойно, Ади пообедал за своим столом, а перерыв провел, разглаживая ногтем алюминиевую фольгу. Неприятность случилась на физкультуре, последнем и самом длинном уроке. Он не мог сегодня выйти в поле, ни в коем случае, но и оставаться в классе тоже не мог, потому что какой-нибудь учитель непременно появился бы и поднял шум. Было лишь одно место, о котором Ади мог думать, и обычно он старался его избегать, боясь, что его осмеют как китааби кида. Но сегодня стать книжным червем было наименее ужасным вариантом из тех, какие у него были.

Он быстро шел по коридорам, целеустремленно мчась мимо учительских, пока не добрался до открытого прохода на четвертом этаже, соединявшего главное здание школы с библиотекой. Там сидела компания старшеклассников, игравших в дурацкую игру, где надо делать вид, что мраморные плиты на полу – лава, а линии между ними – мосты. Парень пытался перепрыгнуть через веревку, а девчонка – поймать его, и Ади не мог представить, зачем играть в такую детскую игру, да еще с девчонками. Когда парень споткнулся и чуть на нее не упал, а она расхохоталась так, будто с ней в жизни ничего смешнее не случалось, он глубоко вздохнул и побрел прочь. Он зря волновался – никто из них не обратил на него никакого внимания. «Интересно, – подумал он, – не появилась ли у него новая сверхспособность: ходить повсюду незамеченным, невидимым, как призрак, бесшумным, как шпион?»

В библиотеке было сумрачно и пустынно, пахло пожелтевшими книгами. Библиотекарь торчала за столом у двери, как статуя-хранитель, мрачный Ганеша, отгоняющий своенравных духов. Она посмотрела на него поверх квадратных очков и вновь склонила голову над журналом. Он почтительно поклонился ей, но она и глазом не моргнула, разве что задумалась на миг, какие неприятности принесет ей этот похожий на мышь мальчуган в слишком широких шортах. Не говоря ни слова, она вновь уставилась на голого по пояс Шахрукх Кхана^[7], и Ади как мог бесшумно прокрался мимо нее.

Вдоль стены тянулись сине-серые окна, создавая ощущение прохлады и покоя, защищая от палящего дня. Обводя глазами полки раздела «Природа», он решил, что с этого дня будет проводить здесь все уроки физкультуры.

– Что ты нашел? – прошептал голос над его плечом, и Ади чуть не вскрикнул. Повернувшись, увидел странную девочку.

– Ничего.

– Ничего? – Она посмотрела на книгу, которую он держал в руке.

– Просто книгу о… – он показал ей обложку, – птицах.

– О, ты любишь птиц?

– Э-э-э, нет. Я их ненавижу.

Она встряхнула блестящими черными кудрями и рассмеялась. Это был заразительный смех, свободный и дерзкий – мальчишеский.

– Тихо, – скучающим тоном велела библиотекарь.

– Тогда зачем ты про них читаешь? – прошептала девочка.

– Так просто.

Она моргнула круглыми птичьими глазами и кивнула, как будто поняла.