– ТЕПЕРЬ ТЕБЯ НЕ ТО, ЧТО ДЕТИ, ТЕБЯ И ЯСЯ НЕ УЗНАЕТ, ГУБОШЛЕП! – сказало отражение и поглядело на меня янтарно-желтыми глазами с вертикальными зрачками.

– Это чего я губошлеп, скотина ты чешуйчатая? – удивился я.

– ТАКАЯ БАБА КЛАССНАЯ, А ТЫ ЕЕ НИКАК ТРАХНУТЬ НЕ МОЖЕШЬ! НУ, ЧТО БЫ ИЗМЕНИЛОСЬ, ЕСЛИ БЫ ОНИ ЕЩЕ ОДИН РАЗ ПРОВЕЛИ ТАМ ВСЁ БЕЗ ТЕБЯ? А? НИ-ХУ-ЧЕГО! А ТЫ БЫ КЛАССНО ПОТРАХАЛСЯ!

– Кто-то может погибнуть, соображаешь? – я постучал по зеркалу. – То, что они делают – это дерьмо первостатейное, и я намереваюсь прикрыть эту лавочку.

– НУ, ХОТЬ БАШКУ МЫ КОМУ-НИБУДЬ СЕГОДНЯ ОТКУСИМ?

– Башку откусывать не будем. Однако рожи я сегодня собираюсь бить вдумчиво, – заверил отражение я. – И, кстати – я хочу, чтобы они знали, кто их побил. Мы сможем быстро отрастить волосы обратно?

– Возьми с собой че пожрать, – посоветовал дракон. – Чтобы было из чего отращивать.

– ВСЕНЕПРЕМЕННО, – откликнулся я и вздрогнул: было очень сложно различить, какую из последних реплик сказал я, а какую – он.

* * *

Спортивный комплекс «Rassvet» располагался на территории бывшей воинской части. Тут в конце прошлого века стояли ракетчики, а потом по какому-то международному договору стратегическое вооружение от границ богохранимого отечества отвели вглубь территории, куда-то то ли под Тагил, то ли под Тобольск, и имущество осталось бесхозным. Его и передали городу. Спорткомплекс сохранился намного лучше казарм – его прибрало Народное просвещение. Казармы разворовали страшно, вынесли мебель, выдрали с мясом проводку, выломали окна – остались только кирпичные стены и бетонные перекрытия. Недалеко отсюда обитал Вождь со своей бандой диких автослесарей, у него я и оставил «Урсу», а сам в новом лысом виде отправился как раз мимо всех этих грустного вида развалин к «Рассвету».

Смеркалось. В заброшенных строениях теплилась жизнь: на одном из балконов гоблины жарили дохлятину на костре из автомобильных покрышек, снага коллективно рисовали на стенах афедроны и гениталии при помощи баллончиков с краской кислотных цветов. Пара откровенных бомжей с самым безмятежным видом восседали на парапете крыши и курили одну сигарету на двоих.

Завидев меня, один из них длинной затяжкой докурил, прицелился – и щелбаном довольно метко направил окурок в мою сторону. Чуть не попал. Засранец!

– ДАВАЙ УБЬЕМ ЕГО? – лениво спросил дракон.

Я огляделся: убивать бомжа мне не хотелось, но и безнаказанным такое злодейство оставлять было нельзя. Вдруг мой взгляд наткнулся на пластиковую бутылку с какой-то жижей внутри. Жижи было немного – вряд ли больше четверти объема. Может, какой-то лимонад или вроде того… Я подхватил ее с земли, примерился, подбросил в руке, а потом р-р-р-аз – швырнул свой снаряд с такой силой, что воздух загудел!

Бутылка, вращаясь, подобно лопастям вертолета, вмиг долетела до высоты четвертого этажа и с завидной точностью тюкнула хулиганистого дауншифтера донышком в висок. ТЫК! Голова бомжа дернулась и столкнулась с головой товарища по заседанию с гулким звуком. ДАЦ!

– Яа-а-а-ать! – оба обитателя развалин с матерщиной свалились с поребрика на крышу и, похоже, теперь безуспешно пытались встать.

– Страйк! – сказал я.

– ХОРОШО БЫТЬ ДРАКОНОМ? – спросил дракон. – ХВАТИТ УЖЕ ЕРЕПЕНИТЬСЯ, ПРИЗНАЙ ОЧЕВИДНОЕ.

– Иди в жопу! – огрызнулся я.

Я понимал, что потихоньку сдаюсь. Если называть вещи своими именами – без регенерации, скорости реакций, координации движений, нечеловеческой силы и ловкости и бронированной чешуи я уже не мыслил планируемые мной авантюры. Ну да, статус нулевки тоже был очень кстати во время походов в Хтонь и для работы с артефактами и гримуарами, которую подкидывал Сыскной приказ. Но, даже имея память и навыки боевого ветерана местного Поискового батальона и мои ухватки из бокса и айки-крав-мага – я бы не был так уверен в себе. И вряд ли перся бы сейчас в этот дерьмовый «Рассвет».

Хотя кого я обманываю? Дело было в детях, какие тут могут быть сомнения? Перся бы.

– НУ-НУ, – сказал дракон.

* * *

Для того, чтобы пройти в неприметную дверь с тыльной стороны спорткомплекса, нужно было сунуть монету в пятьдесят денег хмурому дядьке с кривым, явно ломаным-переломанным носом. Пятьдесят – это много. Это можно джинсы купить или два раза в ресторан сходить в одиночестве. И такая сумма – просто за вход!

Дядька потер полой брезентовой куртки монету, даже куснул ее, а потом глянул на меня и проговорил:

– Я тебя раньше тут не видел, – тембр голоса у него был какой-то неприятный.

– А я раньше и не приходил, – пожал плечами я.

– А теперь – че? – он глядел исподлобья.

– Теперь деньга есть, хочу больше, – мне осталось только пожать плечами снова.

– Хошь наводку? Пятерку мне накинь – и тогда стопудовую тему скажу, – он потер большим пальцем указательный, жестом подтверждая свой намек на денежные вливания с моей стороны. – Если не сработает – больше не придешь, если сработает – в следующий раз двадцатку за наводку попрошу.

Я думал недолго: нужна была любая информация. Поэтому металлический кругляшок с цифрой 5 перекочевал в его ладонь.

– На Кузю не ставь, второго пацана в третьем раунде зарядят – и он Кузю сделает.

Я молча кивнул и прошел сквозь приоткрытую дверь внутрь. Дерьмовые дела творились в спорткомплексе «Рассвет»… Ничего, ничего, я им тут устрою закат! За дверью располагалась бетонная лестница, путь наверх освещали вполне приличные люминесцентные лампы на лестничных пролетах, стены были выкрашены снизу – масляной краской темно-зеленого цвета, сверху – побелены. Идиотское дизайнерское решение.

По лестнице я дошел до единственной двери, обитой красным дерматином, взялся за ручку – и потянул на себя. В нос шибануло запахом спортзала – здоровым потом, адреналином, кожзаменителем, немного – пылью, немного – краской и еще чем-то, неуловимым и знакомым каждому, кто занимался в секции какого угодно вида спорта.

Это был балкон – эдакий помост по периметру зала, шириной метра в два, почти не освещенный. Тут и там, облокотившись на перила, стояли мужчины: драконье зрение позволяло говорить о том, что по большей части это были взрослые, состоявшиеся и состоятельные люди, ну, и кое-кто из гномов тоже. Их лица нельзя было различить снизу: яркие светильники направляли свои лучи на боксерский ринг ровно посередине зала. Играла какая-то забойная музыка – басы ударных и гитарные рифы перемежались восточными мотивами. Но не слишком громко, чтобы не мешать мужчинам на балконе разговаривать.

Я пошел по кругу, приближаясь к небольшой табличке под потолком, на которой зеленым светом горела надпись «KASSA», а под ней стоял самый обычный письменный стол с тусклой настольной лампой. За столом сидел усатый мужчина в спортивном костюме, похожий на отставного военного. И я дядечку этого прекрасно знал, и это было отвратительно.

Его звали Вячеслав Нахимович Стельмах, и портрет сего именитого спортивного наставника висел на городской доске почета. Он руководил секцией по греко-римской борьбе, работал в ДЮСШ № 1, в центре Вышемира, на Земской. Оттуда вышло немало знаменитых спортсменов – победителей губернских, великокняжеских и общероссийских соревнований.

– Таблица с боями здесь, ставки принимаю я, анонимность гарантируется, назовите имя, под каким я вас запишу, и кодовое слово, – сказал номинант, лауреат, почетный и заслуженный негодяй всея Вышемира.

Я разглядывал таблицу и едва сдерживал ругательства: Кузевич! Однако! Какого беса Кузевича-то сюда понесло? Он же вроде из приличной семьи, одет-обут-накормлен, дом – полная чаша… Как там сказал мужик на входе – «На Кузю не ставить?» Я мигом пробежал глазами по списку и никакого другого Кузи тут не обнаружил. Дерьмо. Даже не дерьмо – а дерьмище!

– На Кузевича, – сказал я. – Пятьдесят.

Нахимович блеснул на меня глазами из-под очков в золоченой оправе.

– Я вас раньше не видел никогда? – спросил он. – Голос кажется знакомым.

– Рекламные ролики озвучивал, – выдал я. – Их в электробусах крутили. А здесь я впервые.

– На Кузю, значит? – уточнил Стельмах. – Перспективный парень. Сегодня против него какой-то доходяга из Нахаловки, абсолютно проходной хлопец, неизвестный. А Кузя – хороший ударник, два боя уже выиграл.

Два боя! Он тут третий раз, получается? То-то ссадина у него появилась в конце четверти на подбородке! Но не прицепишься – секция по многоборью, он же чемпион, кроме шуток! Так за каким бесом ему…

– Так что, повышать будете? – поинтересовался тренер-букмекер.

– Лучше потом еще на какой-нибудь бой поставлю, – буркнул я. – Запишите имя – Робинзон Пузо. И кодовое слово – Пятница.

– Пузо? Хо-хо! Нет, определенно, мы раньше встречались… И лицо у вас знакомое. Вы волосы длинные не носили раньше? – он все всматривался в мою бритую рожу.

– Нет, родился лысым! – мне пришлось огрызнуться и уйти, пока Нахимович меня на самом деле не узнал.

Я обошел балкон и пристроился у перил на как можно большем расстоянии от зрителей. Пока шел – прислушивался, присматривался. Начаться все должно было минут через семь, так что у меня было немного времени. Вглядываясь во тьму за пределами пятна света на ринге, я с внутренней гадливостью увидел в глубине спортзала сначала Сивуху – тренера по классическому боксу из той же ДЮСШ № 1, потом – Кацуру, он держал частный тренажерный и бойцовский зал, преподавал модный в последние годы сиамский бокс. И Лазарева, физрука из третьей школы. Вот уроды, а?

Нет, на первый взгляд все выглядело вроде как и не очень паскудно: у них тут был как бы настоящий, мужской чемпионат по боям без правил. Ну, относительно без правил: в пах бить запрещалось, кусаться и тыкать пальцами в глаза – аналогично, добивать сдающегося соперника – тоже. За каждый бой пацанам платили по двадцать денег независимо от результата. За победу – доплачивали еще столько же.

Мало? Я вспоминал себя в десятом классе: мне довелось как-то перетаскать три поддона кирпичей за похожую сумму. В юности мало кто знает цену своему труду и деньгам. А тут – легкий заработок. Подумаешь – три раунда по две минуты! Зато два вечера в ринге – и можно купить джинсы! А если победишь – то мечта о новом мобильнике-раскладушке (почти как в сервитуте!) станет гораздо ближе! Что тут такого? Ну да, очень на грани, но ребята – все старше четырнадцати, спортсмены, участвовали в соревнованиях, много раз испытывали себя в спаррингах и чаще всего – на улице, в стычках со сверстниками… Это не наши земные травоядные две тысячи двадцатые. Это – земщина! В общем, к подобным мероприятиям кто угодно мог относиться двояко. Только не я.

Для меня такие гладиаторские бои малолетних пацанов на потеху упитанным дядькам были чем-то омерзительным, сродни проституции. Ставки! Они ставили деньги на детей, вот в чем был принципиальный момент!

А еще – Холод слил мне две темы: кое-кого тут иногда пичкали эликсирами прямо во время перерывов между раундами, из бутылочки с водой. А еще у них тут дежурил целитель, который так же между раундами мог подойти и одним прикосновением подлечить внутренние повреждения одному или, наоборот, чуть-чуть навредить другому. И в большинстве своем ребята тут были из таких семей, где никто особенно не спрашивает, с какого перепуга ты вернулся домой с загипсованной рукой, или почему у тебя под глазами иссиня-желтые круги, как у енота, или как так вышло, что ты три дня не встаешь с постели и тошнишь дальше, чем видишь… Кузевич вряд ли был единственным исключением, но – одним из немногих, точно.

– Приветствую вас, уважаемые дамы и господа! Не будем долго затягивать, мы все знаем, зачем собрались зде-е-е-сь! Нам нужен бой, да? – раздался голос с ринга, и я попытался сфокусировать взгляд на происходящем внизу.

После полумрака балкона терпеть сияние софитов поначалу было проблематично.

– Да-а-а! – закричали с балкона.