– Прежде чем я начну, – голос его был наполнен теплотой, будто он сидел не в зале суда, обращаясь к судье, а за костром после дневных работ в поле, в кругу внуков, готовый поведать им очередную сказку или легенду, – хочу сразу сказать о том, что скрывать и лукавить мне не имеет смысла, так как я стар и скоро лишусь службы при дворе моей госпожи.

Храбрость и честность старика подкупали Дэмина. Обычно большинство предпочитало в суде говорить как можно меньше, дабы не навлечь на себя лишних проблем. А вот Мингли посчитал, что все дело не в силе духа, а в законодательстве Синторы. Ему часто приходилось слышать, как господин перечитывает законы, и в одном из них значилось, что старики, достигшие семидесяти лет, награждались правом не нести наказания за легкие проступки и освобождались от жестких мер карательной доктрины, включавшей физические истязания. Разве эта причина не хороша для того, чтобы притвориться, что ты праведный человек?

– Я не ропщу на судьбу. Такова жизнь. И я знаю правила этой игры: когда перестаешь быть полезен в работе, надобно готовиться к уходу на покой. – Старик глухо вздохнул, наполнив легкие воздухом, как делают только пожилые люди перед тем, как начать рассказывать долгую историю. – Я служу этой семье с девятилетнего возраста, когда еще был жив прежний глава, мудрый и достойный человек. Будучи глупым мальчуганом, однажды я попытался выкрасть у него на рынке кошелек, но был пойман за руку. – Он улыбнулся, и глаза заволокло воспоминаниями о молодости, когда краски мира были ярче, а вкус даже самой простой еды казался насыщенней. – Но господин не отдал меня под суд и не лишил рук или пальцев. Он предложил мне достойный труд в своем поместье. Так я и начал трудиться за плату и в благодарность за прощение моего поступка. Шло время, и на моих глазах выросло новое поколение семьи, – старик вновь тяжело вздохнул, – которое, к сожалению, не приумножило славы семьи или ее достатка. – Госпожа, потерявшая дочь, недовольно скривила тонкие губы, заслышав, с какой горечью конюх сокрушался о потомках прежнего господина. – Боги также не хотели давать этой семье сыновей, а дочерей забирали хвори, прежде чем те достигали брачного возраста. Не единожды я слышал, как хозяин с хозяйкой сетовали на судьбу, ибо на дочерей приходились большие растраты: одежда, обучение и питание. Но выгоды они не принесли никакой, отправившись невестами к богу смерти. И вот родилась маленькая госпожа, – конюх тепло улыбнулся, – светлый ребенок. Истинный лучик света в этой семье. С детских лет, обладая врожденным кротким нравом и добропорядочностью, маленькая госпожа завоевала любовь всех слуг. Ее доброе сердце всегда было открыто чужой беде, и потому любое горе, что падало на плечи других людей, она воспринимала как свое собственное. Не счесть, сколько раз маленькая госпожа вступалась за слуг. – Конюх засмеялся, озаряясь радостью от воспоминаний. – И даже за меня слово замолвила, когда я по старости проглядел, что конь хромает.

Дэмин понимал, что все сказанное не имеет отношения к делу. Многие присутствующие на суде и подавно стали испытывать сонливость и скуку от монотонного и долгого предисловия. Единственным, кому по-настоящему был интересен рассказ, оказался Мингли. Его, как демона, грызло любопытство о любых подробностях в судьбах людей: как и чем они живут, какие испытывают чувства к богам и как те карают или благословят их. Почему в молодости люди так беспечны и совсем не помнят о скоротечности собственных жизней? А в старости все как один сокрушаются о прожитых годах и, даже находясь в столь немощных телах, молят любые силы о продолжении существования?

Демону сложно было постичь природу человеческой души. Если бы ему самому было суждено прожить так мало, он бы точно не растрачивал ценные годы на угождение другим и соблюдение несчетного количества правил, которые существовали в Синторе. Зачем ограничивать себя в чем-то, если твоя жизнь – лишь краткий миг? Зачем люди стремятся учиться и создавать что-то новое, если многое из созданного ими же они никогда не смогут использовать из-за отсутствия пары десятков лет на то, чтобы воплотить изобретения в жизнь? А что самое страшное и пугающее заметил Мингли в людях, так это то, что многие походили на детей, находившихся в телах стариков. Словно молодую душу обрекли на страдания в стареющем теле. Она бы и рада наслаждаться всем, что предоставляет жизнь, да дряблые мышцы, скрученная спина и отсутствие зубов не позволяют этого. Мингли иногда представлял себя в такой роли: молодой, сильный и пытливый дух, что закован цепью времени и обречен наблюдать, как его телесная оболочка рассыпается в прах без возможности что-либо изменить. Осознавая подобное, начинаешь понимать, почему люди как никто иной на земле так грезят тайнами бессмертия.

И только демону казалось, что он постиг самые глубокие человеческие переживания – ведь что может быть хуже беспомощности перед стрелкой часов? – как он сталкивался с людьми, готовыми прервать жизнь раньше срока, или стариками, которые рады отмеренному времени и счастливы отправиться в чертоги бога смерти. Или, что казалось непостижимым, он наблюдал за молодыми людьми, чьи поступки и стремления больше походили на сердца тысячелетних духов, желания которых угасли многие века назад.

«Что, в самом деле, с этими существами не так?» – задавался вопросом демон, глядя на конюха, который, позабыв о собственной скорой смерти, тешился теплыми воспоминаниями и по-настоящему искренней любовью к молодой госпоже. «Разве осознание скорой кончины не должно беспокоить и вводить в злость и отчаянье? Как можно, стоя одной ногой на пороге чертогов Диликтоса, с таким волнением заботиться о чужой жизни?»

– Как вы знаете, – продолжал старик, – девочки в богатых семьях часто выступают в роли товара, что может принести роду материальные блага через удачное замужество. Конечно, дочери могут и иными способами прославиться и внести вклад в семью, например, честным трудом или выдающимися познаниями в какой-либо области. Но кто станет рисковать всем в надежде, что у вашего дитя будет достаточно ума и способностей, если значительно надежнее и проще выдать ее замуж? К тому же, как я уже говорил, новое поколение лишь растрачивало заработанное, а не приумножало. И оттого дела семьи из года в год становились только хуже.

– На то воля богов! – не выдержала престарелая госпожа. – Как может тот, кто дожил до такого возраста, винить во всем только людей! Порой что ни делай – все не заладится, если богам угодно потопить твой корабль.

Дэмин бросил недовольный взгляд на женщину, которой ранее было велено молчать, и та, фыркнув подобно непокорному коню, умолкла и закинула ногу на ногу, нервно покачивая мыском шелкового башмачка. Он сделал жест рукой в сторону старика, веля продолжать.

– Маленькая госпожа, в силу сердечности, не была против замужества. Ведь долг каждого отпрыска велик перед семьей, и следует сделать все, чтобы отблагодарить родителей за еду, старания и кров. Да только как приказать сердцу, которое наполнено пожаром молодости?

Конюх печально покачал головой и на какое-то время смолк. Он медленно обернулся, разглядывая лица присутствующих ответчиков: портовый грузчик откровенно зевал, господин Лин погрузился в раздумья, игнорируя злобные взгляды служанки, а престарелая госпожа не скрывала нарастающего недовольства.

– Здесь не все, – тихо проговорил старик, – надеюсь, что так и останется. – Прежде, чем Дэмин смог полностью разобрать сказанное и задаться нужными вопросами, конюх продолжил: – С самого детства маленькая госпожа водила дружбу с тремя мальчишками: господином Лином, Ши и Ляном. Пока девочка не может считаться женщиной, ей дозволительно играть в обществе противоположного пола. Обычно, когда она достигает зрелости, такое общение пресекается. Но хозяйка не пожелала рвать дружеской связи дочери с этими негодниками. Не по сердечной доброте, а из корыстных целей: господин Ши, сын богатого торговца, и господин Лин, из семьи военных, могли стать хорошей партией для дочери. Что же касалось господина Ляна, сына простого лавочника, то хозяйка была не рада его присутствию, но воспринимала как вынужденное обстоятельство.

По правде сказать, мне они все не нравились и казались недостойными общества маленькой госпожи. Их детские забавы, наполненные глупостями, а порой и жестокостью, переросли во взрослые увеселения, такие как азартные игры, увлечения певичками и жажда до славы и денег. Конечно, мужчина может считаться мужчиной, только имея амбиции, но эти проказники готовы были на все, лишь бы доказать друг другу и самим себе, что они лучшие из лучших. Но если выбирать из них самого достойного, то я соглашусь с сердцем маленькой госпожи и укажу на господина Ляна.

– Разве не этого господина посадили в тюрьму? – уточнил Дэмин.

Старик усмехнулся:

– А разве всегда вынесенный приговор отражает истину?

Да, судебная система Синторы была несовершенна, и случалось, что выносили неверные или несправедливые решения. Дэмин понимал это и одной из главных задач в жизни считал усовершенствовать законы и способы расследования, чтобы для каждого человека, будь он бедняком или знатным горожанином, закон действовал одинаково и позволял добиться честного и разумного правосудия. Но все же любая критика в адрес выбранной им области ранила и пристыжала молодого судью. Казалось, он несет ответственность за действия коллег по цеху, так как был сыном Каведы – помощника судьи, чьи предки не один десяток лет прилагали усилия в развитии судопроизводства этой славной провинции. Благодаря их стараниям был переработан и улучшен судебный процесс. Одно из самых громких изменений, даже можно сказать скандальных, коснулось подачи заявлений в суд и внесения правок в Уложение о наказаниях. Отныне ложные доносы и заявления, которые могли опорочить имя обвиняемого, считались правонарушением, и за них полагались наказания постыдного характера, такие как прилюдная порка, письменное известие о недостойном поведении на досках объявлений и даже, за самые скверные лже-доносы, общественные работы в гильдии золотарей.

Стоит сказать, что Синтора славилась необычными и изощренными способами наказаний для преступников. Жители других шести провинций не раз устрашались или хватались за животы от смеха при виде описания классификации наказаний. Битье палками до смерти считалось самым гуманным и простым. Шутники поговаривают, что его внесли в список Уложения в момент, когда составителя законов покинула фантазия и одолела головная боль. Иначе как объяснить столь банальный способ на фоне отрезания носов, вываривания в котле и путешествия по водам реки в мешке?

К сожалению, даже это Уложение, по мнению Дэмина, было несправедливо по отношению к осужденным. От наказания была возможность откупиться, а расценки разнились в зависимости от суровости принятых мер. Бедняк вряд ли мог себе позволить избежать, например, лишения части тела, в то время как богатый и знатный мог разом внести плату за весь перечень наказаний, прописанных в законе, и не переживать о благополучии своих рук и ног, которые, к слову, ему были пусть и важны, но не настолько, как бедняку, зарабатывающему физическим трудом на плошку риса и горькую репу.

Демин однажды высказал отцу переживания по этому вопросу. Но тот лишь горько усмехнулся, сказав, что полностью справедливым и ясным для всех не может быть никакая система. Солнце и луна светят всем одинаково лишь потому, что люди не могут на это повлиять.

– Я не вправе обсуждать решения, вынесенные другими судьями, – обратился к конюху Дэмин. – Но думаю, что, если этого человека приговорили к заключению, были веские и доказанные причины.

– Ну конечно, достопочтенный, – улыбнулся старик. – Причины на то были, но судья не стал ждать, когда придет отлив и вода обнажит камни, ибо что стоят слова бедняка против убедительности звона монет?

– Вы намекаете на то, что судью подкупили? Вы понимаете, какие сейчас делаете заявления и каковы последствия?

Дэмину не хотелось, и более того, не было приятно угрожать пожилому слуге, но он был обязан предостеречь того от подобных высказываний.