– Прекрасно! – фыркнула Джессика, подозрительно глядя на него.

– Ваша светлость, – повысила голос леди Уитморленд, – позвольте представить вам мою дочь, леди Джессику Уитморленд. Джессика, это герцог Торнбери.

С кислой улыбкой девушка окинула его пустым взглядом и одарила пародией на реверанс.

Герцог поклонился.

– Леди Джессика, очень приятно. Можно попросить уделить мне минуту?

– Вам? Да ни… – начала Джессика, но мать перехватила ее взгляд и предупреждающе покачала головой.

Тогда она прочистила горло и выдавила:

– Хорошо.

Развернувшись на каблуках, девушка направилась к дверям гостиной, миновала холл и остановилась у дверей другой, меньшей по размеру гостиной. Торнбери и леди Уитморленд шли за ней следом.

Мать осталась в коридоре возле открытой двери.

– Я подожду здесь.

Она могла бы и не беспокоиться: у Джессики не было никакого желания уединяться с герцогом. Она намеревалась задержаться в этой комнате не больше того времени, что потребуется герцогу для того, чтобы сказать то, что он хотел сказать, и облегчить свою совесть.

У окна юная леди развернулась к нему лицом, скрестив руки на груди, и одарила его оскорбительно-снисходительной улыбкой, стараясь не замечать ни завораживающих глаз, ни отличного покроя сюртука на великолепной фигуре, ни высоченного роста. Все ее внимание сконцентрировалось на его самодовольстве. Он был так далек от того образа, который она мысленно нарисовала себе, – образа идеального мужчины, который был учтив, любезен и обходителен, обладал прекрасными манерами… мужчины, похожего на ее любимого деда. Торнбери не напоминал его ничем.

Герцог стоял в нескольких шагах и рассматривал ее, задрав свой идеально прямой нос. Глаза его медленно осматривали ее фигуру.

– Прекратите! – наконец не выдержала Джессика, сжав кулаки.

– Пардон? – герцог приподнял бровь. – Разве я что-то делаю?

– Вы совершенно бессовестно разглядываете меня, как лошадь на базаре.

Его бровь так и осталась задранной.

– Мне и в голову не приходило… Я не собирался вести себя невежливо.

– Как, впрочем, и вчера.

– Совершенно верно.

– Это неправда! Вы целенаправленно вели себя бестактно.

Герцог перевел дыхание, вздернул подбородок.

– Леди Джессика, мы двинулись не по тому пути. Можно, я начну снова и сразу поблагодарю вас за то, что согласились поговорить со мной?

– Не стоит благодарности. Так лучше?

Реверанс делать вновь она не стала: много чести.

– Да, значительно. Позвольте мне извиниться за мое недостойное джентльмена поведение на балу у леди Шиллингем. Я понятия не имел, кто вы.

Джессика посмотрела на него прищурившись. Вот это считается извинением? Никакого сожаления из-за высокомерия, грубости и оскорбительного поведения? Всего лишь досада, что наткнулся на высокородную леди?

– Знаете, я ожидала чего-то более осознанного, ваша светлость, – презрительно усмехнулась девушка, обращаясь к нему нарочито почтительно.

Герцог нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Это было самое нелепое извинение, которое я когда-либо слышала.

Ему хватило дерзости принять оскорбленный вид, еще выше вздернуть подбородок и приложить руку к груди.

– Вы всего лишь сожалеете, что нагрубили сестре своего знакомого, к тому же маркиза, и не более того.

– Я сказал, что сожалею, – с раздражением в голосе произнес герцог.

– Сожалеете о чем? Извиняетесь, потому что не знали, кто я?

Сдавленный вздох донесся из холла, где в ожидании стояла маркиза. Вне всякого сомнения, ее хватит апоплексический удар, если Джессика не остановится, а она, похоже, вознамерилась пикироваться с герцогом до тех пор, пока он не извинится так, как надо: неискренности она не примет.

У Торнбери затрепетали ноздри.

– Мои извинения недостаточно хороши для вас, леди Джессика?

– Да, именно так! – отрезала Джессика. – Вы были грубы со мной, а ваши так называемые извинения неискренние.

Герцог сжал виски ладонями, откашлялся и, прочистив горло, попросил:

– Вы не могли бы напомнить, что именно я сказал вам вчера? Я… э… судя по всему, у меня из памяти выпали кое-какие моменты.

Джессика закатила глаза.

– Потому что вы были пьяны.

Он пригладил рукой свой отлично сшитый жилет цвета сапфира и высокомерно спросил:

– Это важно?

– Думаю, нет. Вам, судя по всему, вообще наплевать на манеры, ваша светлость. Что ж, я освежу вашу память. Вы заявили, что с другого конца Лондона можете учуять дамочку, которая нацелилась на ваш титул и стремится стать герцогиней.

Эйден вскинул брови.

– А вы нет?

Он произнес это настолько обыденно, что Джессика не сразу поняла, что в ее адрес прозвучало очередное оскорбление, а когда осознала это, в гневе шаркнула по паркету туфелькой, представляя, что это голова обидчика, и едва не зарычала:

– Пардон?

– Леди Джессика, вам наверняка известно, что джентльмена с моим положением представляют немыслимому количеству дебютанток каждый сезон.

Она подняла руку, останавливая его, и продолжила издевательски с фальшивой улыбкой:

– И это так скучно – быть известным, богатым и титулованным.

Она невинно захлопала глазами, а герцог опять окинул ее взглядом с головы до ног.

– Впервые вижу дебютантку, которую так обидели мои слова.

На этот раз Джессика вскинула брови.

– О, так это, оказывается, моя ошибка, да? И как это я позволила себе оскорбиться на вашу грубость?

Он пожал плечами.

– Признаюсь, что увидел в вашем лице весьма… неуравновешенную особу.

У Джессики отвисла челюсть, глаза полезли из орбит. Он что, целенаправленно ей выматывает нервы? Она даже не догадывалась до знакомства с ним, что у нее есть нервы.

– Весьма что? Ну все, с меня достаточно!

Подхватив юбки, Джессика направилась прочь из комнаты, заявив на ходу:

– Никаких извинений я не принимаю! И не смейте больше сюда являться, ваша светлость.

Глава 6

– Глядя на тебя, можно подумать, что ты кого-то похоронил, – заметил Кристофер Клермонт, маркиз Сент-Клер, близкий друг Эйдена, за столиком в клубе «Уайтс» вечером того же дня.

Торнбери оглядел зал. Все места были заняты: друзья, просто знакомые общались, смеялись, заключали пари и обсуждали политические дела, но единственным, с кем Эйден мог поговорить по душам, был Сент-Клер, с которым они стали друзьями еще в детстве, в школьные времена. Именно тогда Эйден напророчил Кристоферу, что наступит день, и он станет герцогом. Они оба стали обладателями этого титула, но никогда не напоминали друг другу об этом.

Общества Эйдена искали многие, но далеко не бескорыстно: кто-то добивался его расположения, рассчитывая на выпивку и другие развлечения за его счет, кто-то – на положение в обществе. Сент-Клер был единственным, кто мог сказать Эйдену правду… ну ладно – еще мать.

Сент-Клер – темноволосый, с глазами цвета ореха, с прямолинейным характером – скорее всего, отправил бы Эйдена прямиком в ад, но не сказал бы того, что тот хотел услышать. За это друг его очень ценил и считал едва ли не братом, но единственным настоящим другом – точно.

И тут на память ему пришло глубоко спрятанное воспоминание, как однажды отец сказал ему: «У герцога не может быть настоящих друзей. Тебя всегда будут окружать люди, которым что-то нужно, и, как только у них появится такая возможность, они воткнут кинжал тебе в спину. Твоя задача не дать им такой возможности. А женщины всегда буду рассматривать тебя как возможность обрести титул и разбогатеть. Никогда не забывай об этом, мой мальчик».

Эйден никогда об этом и не забывал, и правота отца всегда подтверждалась. Количество тех, кто претендовал на право стать его другом только потому, что они были знакомы или их вместе с ним представляли принцу, не поддавалось счету, а леди, которые рассматривали его либо в качестве постоянного любовника, либо как мостик к тому, чтобы стать герцогиней, было и того больше.

Эйден тряхнул головой. Эти воспоминания не доставляли ему удовольствия, а сегодня и вовсе не было настроения думать о прошлом. Чтобы обсудить этих несносных женщин, и в частности леди Джессику Уитморленд, Эйден решил отправиться в клуб и напиться.

Ее красота поразила его: темные волосы, экзотический разрез карих глаз. Она смотрела так, словно могла заглянуть в душу и увидеть самые затаенные мысли. Это нервировало. А как она вышла из гостиной! Плечи расправлены, голова высоко поднята. У него осталось смутное воспоминание, что точно так же она вела себя после того, как влепила ему пощечину. Ей удалось удивить его, причем дважды, хотя от женщин он этого давно не ждал.

Эйден глубоко вздохнул: красавица, это правда, однако мегера. Он попытался извиниться, но услышал неучтивый ответ, и это его заинтриговало: в первый раз в его жизни леди-дебютантка не привычно пресмыкается в его присутствии. Это было странно, непривычно. И, что хуже всего, эта дебютантка, судя по всему, упрочила свою репутацию после случившегося: в ее гостиной сидело немало воздыхателей. О господи! При мысли об этом он почему-то испытал легкое замешательство.

– Все в порядке, – наконец удостоил он ответом Сент-Клера. – Просто я…

– Что не так?

Приподняв брови, Сент-Клер жестом потребовал у проходившего лакея еще бренди.

– Просто я не в себе, – проворчал Эйден, запустив пятерню в волосы.

Склонив голову, Сент-Клер какое-то время разглядывал его, потом спросил:

– Это все из-за той дебютантки, которая дала тебе пощечину?

– Да, – признался Эйден, покрутив в бокале янтарную жидкость. – Не могу припомнить, когда в последний раз мне было так плохо.

– Мне казалось, что ты собирался извиниться. Что-то пошло не так? – поинтересовался Сент-Клер.

– Да, извинялся, по крайней мере пытался, но она не приняла моих извинений.

Эйден сдвинулся в глубину кресла и допил остатки бренди.

Сент-Клер пожал плечами.

– Ну, это уже ее проблема. То, что зависело от тебя, ты сделал.

– Только, кажется, мне удалось оскорбить ее еще раз.

Эйден перевел дыхание и, поставив свой бокал на столик между их креслами, откинул голову на спинку.

– Уитморленд настаивает, чтобы я добился у нее прощения. Не думал, черт бы ее побрал, что это так сложно.

Сент-Клер приподнял бровь.

– Ах да, у тебя ведь огромный опыт в таких делах!

Эйден в недоумении уставился на друга.

– Что именно ты ей сказал? – спросил Сент-Клер, когда вернулся лакей и принес заказанную выпивку.

Опершись на подлокотник, Эйден пожал плечами.

– Ну… что она хотела познакомиться со мной только из-за моего титула.

– Опять? – удивился Сент-Клер.

Поморщившись, Эйден потер шею.

– А еще – что не нужно обижаться на мои слова.

– И все?

– Нет. Еще я назвал ее весьма неуравновешенной особой.

– В самом деле? – медленно произнес Сент-Клер, покачав головой. – Тогда не могу винить ее в том, что она не согласилась любезно принять твои извинения.

Эйден насупился.

– С мужчинами все проще: либо да, либо нет – и дуэль, и никаких обид.

– О, не всегда! Вспомни, как в школе сказал директору, что твой отец может купить Оксфорд, а потом продать.

– Ну, директор не раз слышал нечто подобное от самовлюбленных детишек аристократов, – возразил Эйден.

– Я хочу сказать, Торн, что ты так и не научился следить за своим языком.

– С какой стати? – буркнул Эйден, глотнув бренди.

– Полагаю, существует единственный способ решить эту проблему: тебе не стоит посещать балы, где собираются дебютантки, если ты не можешь общаться с ними прилично.

– Согласен! Мне ни к чему эти невинные создания. В следующий раз, когда мать попросит меня поприсутствовать на светском вечере, мой ответ будет «нет», – проворчал Эйден.