Глава 7

На берегу Южного моря, у замка Виароза, Рамад сидел в экипаже, ожидая, когда же их кортеж двинется к Альмадану. Несмотря на ледяной ветер, все обитатели замка вышли проводить своего господина. Они махали на прощание, но было в их глазах нечто… загнанное. Алу всемогущий, что же произошло?

Он обернулся было к Мерьям, чтобы спросить, но высокая фигура господина Хамзакиира появилась в окне, на мгновение заслонив солнце. Сердце Рамада радостно затрепетало, но Хамзакиир, не удостоив их с Мерьям и взглядом, занял место во главе кортежа.

Собравшиеся во дворе пажи, охранники, дворецкий, повара, служанки, кузнец и его полная жена, конюший и множество детей – точно с ума сошли от радости, завидев его. На мгновение Рамад подумал: неужто и он выглядит так же? Мысль была неприятной, но он прогнал ее, помахал всем на прощание и откинулся на мягкую спинку сиденья. Экипаж, захрустев гравием, покатил за ворота.

Сидевшая напротив Мерьям вновь начала расковыривать ногти.

– Перестань, – сказал он. – Ты повредишь руки.

На ее ногтях уже запеклась кровь от сорванных кутикул. Мерьям сложила было руки на коленях, пачкая голубое платье рыжими пятнами, но тут же снова принялась расцарапывать пальцы.

– С ним что-то не так.

– С Хамзакииром? Не глупи и говори тише, – он кивнул на козлы, где сидели кучер и охранник. – Ты же знаешь, что говорят остальные и как они ему преданы.

– Я знаю, – тихо сказала она. – Но… что-то случилось, я просто не могу понять что.

Статный мужчина смотрит Рамаду в глаза, сжимая нож…

– Мерьям, перестань.

– Дана’ил спустился со мной в подземелье. Ты пошел плавать. Я говорила с Хамзакииром… Но почему в подземелье?

Тот же мужчина лежит на грязном полу как тряпичная кукла. Черты лица искажены, будто он умер от ужасной боли.

– Мерьям, я же сказал, прекрати.

– Мы смотрели друг другу в глаза. Я говорила с ним, а он… он шептал. Сперва я не могла расслышать… но потом его голос заполнил мой разум…

Как его звали? Мерьям ведь только что говорила. Он был дорогим другом, а теперь у него нет могилы, потому что Рамад о ней даже не подумал.

Ярость вспыхнула в его душе, хоть он и не мог объяснить почему. Он ударил Мерьям по лицу, чтобы она перестала. Ее голова мотнулась, глаза расширились от гнева и ужаса. Она попыталась заговорить снова и получила новую пощечину. Кровь потекла из ее рассеченной губы, закапала с подбородка, добавляя платью новых рыжих пятен. Мерьям стерла ее, лизнула палец… и ужас промелькнул в ее глазах.

– Что мы наделали, Рамад.

Теперь и Рамад почувствовал. Холодок пробежал по спине.

– Мы ничего не сделали. У тебя снова были кошмары?

Мерьям съежилась, глядя в угол невидящим взглядом.

– Они со мной всегда.

Она говорила с таким отчаянием, что Рамаду захотелось плакать.

Влажный ветер налетел, взлохматил ее волосы, но она даже не заметила. Не стерла слезу, катившуюся по щеке.

– Я все время вижу их… но ничего не могу вспомнить. Только какие-то вспышки, обрывки прошлой жизни.

– Это просто сны, Мерьям. У нас выдались тяжелые времена, но теперь они закончились. Мы съездим в Альмадан, раз такова воля господина, а потом полюбуемся садами Даласеры.

– Он сделал что-то ужасное.

– Я же сказал тебе, помолчи, – прошипел Рамад.

– Он что-то сделал с Дана’илом. Заставил его…

Человек на полу, в окровавленной руке нож, на животе алым полумесяцем зияет рана…

Рамад почувствовал, что вновь начинает злиться, и отогнал странное воспоминание. Он не понимал до конца, почему так зол, но точно знал, что виновата Мерьям, это случалось только рядом с ней, и ярость копилась, копилась с каждым разом, пока не обрушилась лавиной.

Он схватил Мерьям за горло, сжал, притиснув к спинке экипажа. Она выпучила глаза, бессильно царапая его окровавленными ногтями, попыталась пнуть, но он был слишком близко. Ее лицо побурело, она боролась, боролась, но Рамад не отступал. Волосы, встрепанные ветром, упали ей на лицо, и это напомнило Рамаду…

Напомнило, как он стоял на просторной веранде, и там же была Ясмин, его давно умершая жена, погребенная в пустыне, и рядом девочка… Алу всемогущий, Реханн, его дочь Реханн. Он и забыл, какая она была малышка! Ясмин учила ее танцевать сегидилью, а они с Мерьям смотрели и хлопали в такт, напевая мелодию. И когда Реханн закончила кружиться, Мерьям сказала с гордостью:

– Прекрасно, малышка! Однажды ты затмишь всех!

Он навсегда запомнил счастливую улыбку Реханн. В тот день было ветрено, и когда его малышка подбежала к столу, доедать медовые финики, Мерьям подхватила ее и усадила на колени. Ветер играл с ее волосами, бросал в лицо…

Как же Мерьям из прошлого, прекрасная, луноликая, отличалась от нынешней, болезненно тощей, будто шарахайская нищенка! Она все царапала его, но ее силы убывали, веки затрепетали как крылья бабочки…

Рамад резко отпустил ее. «Боги всемогущие, что со мной? – подумал он, чувствуя, как дрожат губы. – Почему я так злюсь? Почему виню во всем Мерьям? Это ведь не ее вина… Но если не ее, то чья же?»

Мерьям засипела, вдыхая, закашлялась, глядя на него покрасневшими, слезящимися глазами, полными страха и боли. Рамад вновь откинулся на сиденье. За окном сияло солнце, они как раз проезжали живописную ферму. Фермер с сыном, бросив работать, махали кортежу, и Рамад помахал в ответ. Как можно злиться в такой чудесный день?

– Не волнуйся, – сказал он Мерьям. – Мы скоро приедем в столицу, и все забудется. Мы чудесно проведем время!

Мерьям ничего не ответила, но Рамад знал, что все так и будет. Как же иначе!

* * *

Через четыре дня они наконец увидели Альмадан, лежащий среди зеленых лесов и полей как величественный левиафан. По широким городским улицам они поднялись на холм и доехали до замка Сантрион, однако дверь экипажа открыл не лакей Рамада, а Хамзакиир.

– Господин… – начал было Рамад, но Хамзакиир коснулся его затылка и что-то прошептал на ухо. Мир вокруг поплыл.

Их ввели в замок, какие-то разодетые мужчины и женщины приветствовали Рамада. Он был уверен, что знает их, но не мог вспомнить ни имен, ни лиц. Впрочем, у него как-то получалось поддерживать с ними разговор, будто кто-то подсказывал, что говорить.

Весь следующий день, а может, и несколько дней, он ездил по чьим-то домам, ел, пил, болтал с гостями, даже танцевал на каком-то балу, но все было как в тумане, вроде тех, что приходили с моря и накрывали Виарозу на много дней.

Лишь когда отец Мерьям, царь Алдуан, позвал на аудиенцию, все изменилось.

Мерьям и Хамзакиир тоже были приглашены. Они ужинали в зале с гобеленами, позади Алдуана потрескивал огонь камина. Подавали оленину в черничном соусе, черные грибы, начиненные рисом, манго, сладкое мясо лобстера, тыквенный суп-пюре со специями… О, как он скучал по этому супу в пустыне!

Наконец царь, плотный мужчина с черной бородой и глазами, так похожими на глаза Мерьям, велел прислуге выйти. Он почему-то не обращал внимания на Хамзакиира, но долго расспрашивал Мерьям и Рамада о том, как они изловили колдуна и о чем допрашивали, рассказал ли он что-то о Королях Шарахая, как удалось сломить его волю…

«Что за глупый вопрос», – подумал Рамад. Они никого не ломали, просто сопроводили его в столицу. Он ничего никому не рассказывал, да и зачем? Но Мерьям почему-то сказала отцу, что Хамзакиир сломался, и рассказала о том, как они заточили его в подземелье, а после долгих попыток измотать, обманом захватили его волю, использовав Рамада как приманку.

– Я уничтожила стены, защищавшие его разум, и ему негде стало прятаться.

– А что с твоими руками? – спросил Алдуан, явно обеспокоенный окровавленными ногтями Мерьям.

Мерьям спрятала руки между колен.

– Мне пришлось нелегко, отец.

Алдуан поморщился от плохо скрываемого отвращения.

– Но теперь-то все закончилось. Будь сдержаннее.

– Разумеется, отец.

– Ты уверена, что он нам подчиняется?

Мерьям кивнула, радостно, будто девушка, которую впервые пригласили на танец.

– Хочешь, я покажу?

– Конечно, – кивнул Алдуан, глядя на нее с некоторым любопытством.

– Что ж, – Мерьям обернулась к Хамзакииру. – Подойди. Царь желает убедиться.

Хамзакиир встал из-за стола и послушно подошел к ней.

– Поклонись своему повелителю.

Он склонился в глубоком поклоне, но не опустил глаз, как принято, – так и смотрел на Алдуана голодным взглядом. Царя это как будто не тронуло, но Рамад забеспокоился. Что-то было не так. Все было не так. Почему не получается думать как следует…

– Налей ему вина.

Хамзакиир встал, гордо выпрямив спину, подошел к царскому креслу во главе стола. Рамад, не в силах сдерживать страх, приподнялся на стуле, с трудом встал, дрожа, опираясь на подлокотники… и снова сел. Хамзакиир был его повелителем. Хамзакиир был его врагом.

Я не могу этого допустить. Не могу.

Хамзакиир взял с серебряного блюда графин с вином и наполнил бокал Алдуана.

– Честно говоря, я думал, что его придется убить, – Алдуан поднял бокал.

Хамзакиир поставил графин обратно, однако, вместо того чтобы вернуться на место, обошел кресло…

– Нет! – крикнул Рамад. Но взгляд Хамзакиира приковал его к месту, и он умолк, беспомощно глядя, как Алдуан оборачивается посмотреть, из-за чего шум, как Хамзакиир зажимает царю рот, хватает его руку и вонзает острейший коготь в запястье.

Кровь потекла из раны. Алдуан пытался бороться, свободной рукой царапая лицо Хамзакиира, но тот был слишком силен и даже внимания не обратил: держал запястье короля над бокалом, чтобы кровь лилась в вино.

Алдуан на мгновение перестал биться, глядя на бокал, как завороженный, но, поняв, к чему все идет, принялся бороться с новой силой. Подошла Мерьям, крепко прижала его руку к столу.

– Ш-ш-ш, скоро все закончится.

Под рукой Алдуана затеплилось пламя. Он был умелым кровавым магом, но его окружали двое более опытных. Мерьям наклонилась и одним выдохом потушила огонь.

Хамзакиир же не отрывал глаз от Рамада, его взгляд пригвоздил к месту.

«Борись, – хотелось крикнуть Рамаду. – Борись с ним, или мы проиграли!» Но губы не шевелились. Хамзакиир сковал его разум еще там, в подземелье Виарозы.

– Я впечатлен, – сказал он, все так же удерживая Алдуана. – Ни разу еще не встречал подобных тебе.

Сперва Рамад не понял, о чем он… Но потом осознал. Неужто никто раньше не мог сопротивляться воле Хамзакиира? Значит, поэтому он не стал слишком стараться, накладывая на них с Мерьям чары…

– Однако, – продолжил Хамзакиир, – время двигаться дальше.

Он схватил бокал, все так же зажимая царю рот. Тот попытался выбить бокал и даже задел его, расплескав вино по скатерти, но Хамзакиир осушил бокал в три глотка. Алдуан забился вновь, от его сдавленных криков Рамада замутило.

У царя наконец получилось оттолкнуть Мерьям. Он бился как рыба на дне лодки, но постепенно его движения становились все медленнее, слабее, пока он не замер, бездумно глядя в пространство и моргая, словно только что пробудился от ужасного сна.

Хамзакиир отпустил его. Алдуан оглядел скатерть, запятнанную вином, свои перепачканные одежды и, схватив салфетку, принялся яростно оттирать кровь с пальцев.

– Позови-ка прислугу, – велел он Мерьям. – Пусть подают десерт.

Мерьям послушалась. Слуги внесли печеные груши под ванильно-имбирным кремом и, удивленно поглядывая на собравшихся, принялись убирать беспорядок. Алдуан на них даже не смотрел, он был слишком занят, оттирая с себя кровь.

Мерьям и Рамад переглянулись. Рамад чувствовал себя одновременно актером и зрителем: он играл роль, выданную Хамзакииром, но внутри осознавал все и по взгляду Мерьям, по ее дрожащим губам понимал, что она чувствует то же самое. Хамзакиир же выглядел таким довольным, что хотелось размозжить ему череп.