Что было дальше, Рамад толком не помнил. Хамзакиир, поняв, что у пленника есть дар, стал осторожнее, однако все изменилось. Теперь Рамад знал, кто перед ним – сын Короля Кулашана, маг крови, подчинивший правителя Каимира и угрожавший всему его роду. Правда, знание это было бесполезным, кукольный театр продолжался: Хамзакиир пировал в залах Альмадана, царь Алдуан нахваливал его перед собравшимися, Рамад и Мерьям, неспособные сопротивляться, подыгрывали.

Однажды Рамад услышал, как Алдуан отдает распоряжение готовить корабли к путешествию в пустыню Шангази. Сперва они доедут в экипажах до Ур’бека, а потом уж отправятся бороздить янтарные дюны. Но не само событие обеспокоило Рамада – он понимал, что Хамзакиир рано или поздно захочет вернуться в пустыню, – и не то, что он вознамерился забрать их с собой.

Впервые в жизни царь Алдуан отправлялся в Шангази.

* * *

Дни Рамада проходили как в тумане, ночи полнились ужасом. Порой у него получалось сбросить чары Хамзакиира, но тот быстро научился распознавать эти моменты и немедленно появлялся рядом, нашептывая, убаюкивая.

Рамаду оставалось лишь наблюдать, как они готовятся к путешествию, как покидают Альмадан и углубляются в горы, приближаясь к границе Великой Шангази, минуют Последний приют, выходят на простор пустыни.

Вскоре они достигли Ур’бека – россыпи домов из песчаника, ощетинившихся причалами и молами. Матросы немедленно принялись готовить «Синюю цаплю» к далекому путешествию.

– Прошу, мой повелитель, – взмолился двоюродный брат Алдуана, князь Гектор. – Мы с Мерьям и Рамадом, столько раз бывавшими в Шарахае, готовы избороздить пески по вашей воле!

Алдуан крепко взял его за плечи. Рамад знал, что эти старики искренне любят друг друга, но знал также, что Алдуан лишь играет роль. Трагическую роль.

– Мой добрый князь, – вмешался Рамад. Все, включая Хамзакиира, обернулись к нему.

– Да, Рамад?

Горячий пустынный ветер бил в палубу, вздымая песок волнами. Рамад сглотнул. Это был последний шанс.

«Хамзакиир обыграл нас. Мы теперь его марионетки», – хотел сказать он, но слова не шли.

– Если нужно будет, мы с Мерьям пожертвуем жизнями, но сбережем нашего повелителя. Клянусь в этом вам и всему Каимиру.

Гектор несколько растерялся, но Алдуан улыбнулся и похлопал его по плечам.

– Видишь? Все будет прекрасно!

– А если вы, не дай Алу, не вернетесь?

– Тогда моя дочь Мерьям станет царицей, – ответил Алдуан и, прежде чем Гектор спросил, как же так, ведь Мерьям отправляется с ним, добавил: – Если Короли Шарахая помешают мне вернуться, наследование будет меньшей из наших проблем.

* * *

Качка разбудила Рамада. Они вышли в пустыню, и яхта резво бежала по песку, будто по морским волнам, ныряя с дюны на дюну. Он сел, застонав.

– Дана’ил!

Кезада, сматывавший канат, посмотрел на Рамада как на сумасшедшего. Рафиро, стоявший у руля, бросил быстрый взгляд из-за плеча. И тут до Рамада дошло наконец.

Дана’ила не было. Он погиб в подземелье Виарозы. Из-за него. Хамзакиир убил его, жестоко: может, для того, чтобы запугать остальных, может, в слепой ярости.

Рамад с трудом встал, цепляясь за бочку, и почувствовал, что впервые за много дней вновь владеет собой. Стоять на подгибающихся ногах было тяжело, его шатало, будто желторотого юнца, впервые ступившего на палубу. Места вокруг казались знакомыми, но он не мог вспомнить их, понять, где находится. Где-то у Мазандира?

Хамзакиир стоял на носу, глядя вперед. Рамад подошел ближе, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что смогло бы сойти за оружие. На поясе колдуна висел маленький кинжал, можно схватить его и…

– Будет тебе, – сказал Хамзакиир, не оборачиваясь. – Ты же не дурак. Подойди.

Рамад со всей безнадежностью понял, что ничего не сможет сделать. Путешествие пройдет так, как захочет Хамзакиир.

Он подавил желание выброситься за борт.

– Что ты с нами сделаешь?

Хамзакиир обернулся, отвел с лица длинные, по плечи, волосы.

– Мерьям талантлива, ее отец ей в подметки не годится. Но ты… Почему родители не развивали твои способности?

– Моя мать была из Илиаторе.

– О… – Хамзакиир понимающе кивнул. Он провел достаточно времени в Каимире, чтобы научиться магии крови и узнать об Илиаторе, восточной провинции, где таких, как он, избегали.

– И твой отец не пытался ее переубедить?

– Пытался, но не смог. Она всегда стояла на своем.

Хамзакиир усмехнулся.

– Я знаю таких женщин.

– Каимир однажды пришел к тебе на помощь. Думаешь, что можешь теперь вот так похитить нашего царя и его дочь?

– Я – сын Кулашана, Короля-Странника, законный наследник его трона. Если ваша царевна желала дружбы, ей не следовало похищать меня. И не притворяйся, что они с отцом не заодно. Он знал, чего она хочет, и поддерживал каждый ее шаг. Лишь ты, Рамад Амансир, вызываешь у меня хоть какую-то симпатию. Ты просто пешка, понятия не имевшая об их планах. Когда-то и я был таким… Но стал игроком. И ты можешь.

– Я никогда не стану твоим союзником, – зло бросил Рамад.

– А знаешь, Мерьям с отцом ведь часто говорили о тебе. Считали, что ты слишком упертый, слишком зациклен на Масиде Исхак’аве. Вечно упираешься, когда повелитель пытается тебя направлять.

– Масид убил моих жену и дочь.

Хамзакиир кивнул.

– Я понимаю твою боль, но знай: они обсуждали, не бросить ли тебя. «Отдать пустыне», как выразилась Мерьям.

Рамад знал это выражение. В Шарахае оно означало обычай кочевников хоронить своих мертвецов в песках, возвращая Шангази ее детей. В Каимире же так говорили о тех, кто отвернулся от дома, выбрав пустыню. Тех, кого решено было забыть и изгнать из своей жизни.

– Мерьям любит меня.

– Разве мы не способны предавать любимых ради великой цели? А твой царь? Он-то от тебя не в восторге.

Это была правда. Алдуан выдал за него Ясмин лишь потому, что, боясь угрозы с моря, хотел заиметь флот Амансира-старшего. Это не прибавило царю Каимира любви к Рамаду. Пусть то был удобный шаг, но Алдуан сознавал, что пришлось выдать старшую дочь за князька, с которым в ту пору в Сантрионе едва здоровались.

– Ты позвал меня, чтобы помучить? – спросил Рамад.

– Я позвал тебя, чтобы даровать правду. Только в таких условиях можно принимать важные решения. У тебя ведь все еще есть цель, не так ли? Ты хочешь отомстить, но возможность сделать это все отдаляется.

– Я не стану служить тебе.

– Не служи. Забери свою награду и возвращайся домой.

– Мою награду?

– Масида.

Леденящие душу воспоминания пролетели перед глазами Рамада. Вот Ясмин бежит по песку, стрела вонзается ей в грудь. Вот Реханн умирает от жажды, пока выжившие бредут по пустыне в поисках караван-сарая… Он зажмурился, отгоняя видения, насланные, конечно, Хамзакииром.

– Ты отдашь мне Масида и отпустишь?

– Если таково твое желание. Однако я способен на большее. Я способен подарить тебе весь Каимир.

«Синяя цапля» взлетела на дюну, Рафиро отдал команду держать нос по ветру.

Конечно, Рамад, как любой аристократ, думал порой о том, каково это было бы – взойти на трон Каимира. Но не этого он желал. Он закончит все дела и вернется домой, найдет жену, заведет детей, если боги позволят.

– Зачем тебе помогать врагу?

Хамзакиир обернулся, окинул его взглядом.

– Я не считаю тебя врагом. Ты мотылек, попавший в паутину. Если не желаешь оставаться в пустыне, прими мой дар и уходи. Или останься со мной – и мы узнаем, как у тебя выходит… отвергать меня. Скажи «да», и все будет так, как ты пожелаешь.

Алу всемогущий, на мгновение он и вправду об этом задумался! Он устал от боли и пыток, ему хотелось, чтобы все это наконец прекратилось. Но за свободу придется дорого заплатить. Может, Мерьям и Алдуан не всегда были с ним честны, может, собирались пожертвовать им, как пешкой, но Рамад знал свое место и принял бы эту участь ради своей страны. К тому же… как он мог бросить верную команду? А Дана’ил…

– Зачем ты убил Дана’ила?

– Кого?

– Того человека в подземелье Виарозы. Зачем ты заставил его убить себя?

Хамзакиир пожал плечами.

– Я гневался.

– Нет. То был не гнев, а жестокость. Дана’ил был мне верным другом. Я любил его, а ты выпотрошил его, как крысу.

– Что ж, – разочарованно вздохнул Хамзакиир. – Вижу, ты принял решение.

Рамад почувствовал, что Хамзакиир вновь сковал его волю, отобрал речь. Загнал его под палубу, в каюту на корме, где на полу ютились Мерьям и Алдуан. Разум его укрылся словно бы за стеной: то ли Хамзакиир не смог сломать его защиту до конца, то ли в собственных мысленных лабиринтах мага нашлась лазейка… У Хамзакиира были свои пределы, он выглядел усталым. Пусть он и обретал власть над теми, чьей крови испил, но требовалось слишком много усилий, чтобы держать в повиновении всех. День ото дня он слабел и, возможно, поэтому предложил Рамаду свободу, оставил разум.

Алдуан с Мерьям сидели, прислонившись к стене. Туск-лый свет из крошечного окошка едва пробивался в каюту, но Рамад видел их загнанные взгляды. Они будто просили его сделать хоть что-нибудь… Но что он мог? Они были в ловушке. Даже ослабевший Хамзакиир для них слишком силен. И все же, шатаясь от качки, он смог процедить:

– Как долго?..

Мерьям и Алдуан непонимающе уставились на него.

– Как долго? – сказал он снова, громче.

Их глаза заблестели от непролитых слез, губы дрожали… Наконец Мерьям смогла выдавить:

– Семь недель.

Рамад опешил. Алу всемогущий, семь недель… Как такое возможно? Значит, вся эта боль тянулась неделями, а не несколько дней, как ему казалось? Значит, они уже миновали Зубы Ири, и это не Мазандир. За семь недель можно было дойти до Шарахая… И все же эта часть пустыни казалась ему знакомой, очень знакомой.

Увидев ужас на лице Мерьям, он вспомнил почему.

Жар пустыни, нужно выбираться. Нужно освободиться прежде, чем они дойдут до этой проклятой пустоши! Он принялся бороться с волей Хамзакиира так, как никогда не боролся до этого, ужас придал ему сил, но этого едва хватило, чтобы потянуться к Мерьям.

Она не потянулась в ответ, лишь смотрела на него, и слезы лились по ее лицу. И раз она ничем не может помочь, значит, это его битва. Он должен одолеть Хамзакиира. Любой ценой.

Сквозь волны боли он побрел к двери, дрожа, обливаясь потом, отворил задвижку. Кое-как добрался до каюты на носу, чувствуя, будто молния бьет в него раз за разом. В сундуке нашелся кинжал – подарок от Королей Шарахая послу Каимира.

Он выполз на палубу. Команда увидела его, но никто не издал ни звука. Хамзакиир так и стоял на носу, глядя вперед, на темную, каменистую пустошь, гладкую, как стекло. Нужно было бежать к нему, вонзить лезвие поглубже… Но, не сделав и пары шагов, Рамад упал на пол, съежившись от боли.

Яхта замедлилась.

– Ведите их, – велел Хамзакиир, и Рамад понял, что потерял сознание, потому что теперь яхта стояла неподвижно у самого края черной каменной пустоши. Их с Мерьям и Алдуаном бросили на песок, протащили по камням, рвущим одежду, царапающим кожу.

– Достаточно. Поставьте их на ноги.

– Есть, – отозвался Рафиро неживым голосом и, вместе с Кезадой и Эрнаном, помог им встать, придерживая, словно пьяниц.

Хамзакиир забрал у Рамада кинжал и уколол палец. Подошел к Мерьям, прошептал что-то и нарисовал символ у нее на лбу.

Рамад вспомнил, как месяцы назад стоял здесь вместе с Мерьям, вспомнил, как она так же рисовала кровью привезенного из Шарахая кожевенника, чтобы вызвать эрека Гулдратана. Но тогда она делала это, чтобы защитить их и придать сил. Хамзакиир же помечал их как жертв, как подношение эреку. Возможно, в уплату своего долга. Давным-давно он заключил с Гулдратаном какую-то сделку, которая и помогла ему выжить в подземельях Кулашана. Однако Мерьям говорила, что он нарушил уговор…

Впрочем, какая разница. Им троим теперь придется дорого заплатить.