Первые несколько дней я провел за городом у друзей. Природа и все такое. С этого я когда-то начинал. Не прокатило. Потом я решил вспомнить свои ранние годы и поснимать одну частную тусовку здесь, в Париже. Тоже глухо. Хотя было весело. Особенно после вечеринки. Утром я проснулся голый на какой-то террасе с тремя девушками в обнимку. После утреннего траха снова вышел в город с камерой. Снимал все, что видел и едва не выбросил камеру в Сену. Пленку сразу же уничтожил. Чистая посредственность. Два дня назад случилась моя последняя попытка. Я пригласил к себе одну пару. Мы выкурили косячок, трахнулись. Два раза. Я снимал их обнаженных. Трахающихся. В одежде. Снова трахающихся. И ничего. Со мной, мать твою, точно что-то не так.

Диагноз очевиден – творческая импотенция.

Нам приносят еду и напитки. Я жду. Дана продолжает молчать, выкуривая уже вторую сигарету за вечер. Уверен, ей не терпится спросить насчет Эвы. Но и она ждет. Не могу не улыбаться. Буквально вижу, как мысли крутятся в ее голове без остановки. Любопытство – ее наилучший порок. Именно любопытство сподвигло ее год назад закрутить роман с двумя братьями одновременно. Именно благодаря ему, она трахнула мою ногу на одной вечеринке на глазах у Рафа. Ей просто-напросто любопытно. Все. Всегда. Поэтому она никогда не сидит на месте.

– Мне нужны твои услуги фотографа. – вдруг выпаливает Дана, отпивая вино.

– За просто так? – отвечаю, выгнув бровь, и разрезаю стейк.

– Тебе заплатят.

– Не интересно. – отправляю кусочек мяса в рот.

– Ладно. – фыркает она, со звоном опустив бокал на столик, и хватает еще одну сигарету.

– Уже прочла книгу Рафа? – спрашиваю не без издевки в голосе, лишь бы только она не попыталась узнать о причинах моего отказа.

Она выдыхает дым мне прямо в лицо.

– Нет. Вы с Эвой уже назначили дату свадьбы?

Вот оно.

Подавляю улыбку и делаю глоток виски.

– Нет. Как поживает Рафаэль?

Она поджимает губы, сверля меня взглядом.

Прости, малышка, но у тебя нет права задавать вопросы о моем дерьме, если не готова отвечать на вопросы о своем.

Она стряхивает пепел и снова затягивается сигаретой, раздумывая, стоит ли разговор откровенностей с ее стороны. Моя девочка.

Мы продолжаем играть в гляделки, молча расправляясь со своей едой. Дана тушит очередную сигарету и подается вперед, складывая руки на столе. Официант уносит тарелки и подливает нам еще алкоголя.

– Давай же, дьяволенок, спроси. – подначиваю я. – Знаю, тебе интересно.

– С каких пор у тебя невеста? – тут же выстреливает она, как из автомата.

– Ты мне, я тебе.

Она кивает.

– С выставки. – отвечаю, отпив виски. – Как долго собираешься держать Рафа в друзьях?

– Еще не решила. Зачем тебе вдруг понадобилась невеста?

Расслабленно выдыхаю, вращая жидкость в стакане.

– Скажем, мне скучно. – только часть правды. – Жизнь утратила привычные краски, а наличие невесты ее разнообразит, тебе так не кажется?

Она впивается в меня своими синими глазами. Не такими проницательными, как у Эвы, но не менее умными. Черт, почему я опять думаю об Эве Уоллис? Серьезно. Пора заканчивать с этим дерьмом.

– Дело в Селин, да? – вдруг выдает Дана, и я непроизвольно напрягаюсь.

Неудивительно, что она догадалась. Мы как ни как бывшие.

– Отчасти. – пожимаю плечами. – Да.

На губах Даны появляется дьявольская улыбка, которая мне совсем не нравится. Она вальяжно откидывается обратно на спинку своего стула.

– Тогда у тебя проблемы, Бастьен. – постукивает пальчиками по столешнице.

– Ты о чем?

Она ухмыляется:

– Я сегодня говорила с мамой.

– И? – невольно подаюсь вперед.

– Она спросила, правда ли, что у тебя появилась невеста?

Твою. Мать.

– И что ты ответила?

Дана пожимает плечами.

– Сказала, что твоя душа потемки.

– Но как она?..

– Узнала?

Я киваю, сжав стакан с виски так крепко, что он просто чудом не треснул у меня в руке.

– Ты просто идиот.

– Скажи мне то, чего я не знаю.

– Ты хоть помнишь, кто такая Эва Уоллис? Точнее, кто ее родители?

На самом деле мне всегда было глубоко плевать на то, кто чьи родители. Поэтому нет. Я не просто не помню. Я понятия не имею.

– Какие-нибудь богатенькие ребята из Нью-Йорка?

– Нефтяные магнаты, Элиот. – протягивает Дана. – Эва Уоллис, твоя невеста, одна из наследниц много миллиардного состояния.

– Ближе к сути.

– Эвелина Уоллис, ее мать, занимается одним международным фондом, с которым сотрудничает моя мама плюс еще несколько громких имен включая, угадай кого?

Дана уже не скрывает своего восторга, а я начинаю осознавать, что моя невинная ложь по воле судьбы или еще какой хрени приобрела размеры вселенского масштаба.

– Вивьен де Шар. – добивает подруга. – Мать твоей бывшей девушки, Селин.

Может ли мир быть еще меньшей задницей?

Правильный ответ: Нет.

И кажется, я только что залез в нее без смазки по самые яйца.

Дана не единственная, кого я игнорировал всю эту неделю. Звонки от Селин я тоже сбрасывал. Думал, что прийдя завтра в компанию, буду чувствовать себя победителям. Но не учел, что жизнь тоже умеет трахать. Жестко. Неожиданно. Без твоего согласия. И завтра мне прийдется широко раздвинуть булки, потому что единственный вариант разгрести это дерьмо – признать, что я соврал. Признать, что Селин, мать ее, де Шар схватила меня за яйца.

7

Эва

Большая часть моей жизни была…Была. Просто. Без каких-либо прилагательных. Одним словом все равно не опишешь. От меня многого ждали. Но от себя я не ждала ничего. Я шла, куда говорили и делала то, что говорили. Когда ты подросток, тобой либо управляют гормоны, либо родители. Мой случай как раз второй. Меня насильно пытались подогнать в рамки. Даже не так. Не в рамки. А под рамки. Чтобы красиво смотрелось.

Общаться полагалось только с детьми определенных родителей, и моей семье было плевать, что эти дети меня не принимали. Они не знали, что это самое «правильно окружение» измывалось надо мной ежедневно. Способы, надо признать, были необычными. Иногда пассивно-агрессивными. Иногда просто агрессивными. Однажды меня заперли в бассейне на всю ночь. Буквально. Пристегнули запястья к лестнице. А все потому что я должна была заполнить расписание кружками и по глупости выбрала плавание, где мне очевидно не было места. Ни отец, ни мать не заметили моего отсутствия, потому что их не было в городе. А я знала, что не могу никому рассказать о том, что произошло. О том, что происходило. Стало бы только хуже.

Хотя однажды я все же попыталась.

Мам, мне не нравится эта школа…

Не драматизируй. Оливию же все устраивает.

Да, Оливию всегда все устраивало, ведь она вписывалась. Она общалась с теми, с кем нужно. Играла в то, что нужно. Ей не было равных в нашем мире, где деньги и статус определяют твою жизнь на годы вперед. Она выучила правила и использовала их. Я же не смогла научиться. Я была чужой в своем мире, чужой в собственном теле. Мир начал сужаться, когда я впервые это осознала.

Мне было пятнадцать. Первая неудачная попытка наглотаться таблеток.

Не драматизируйте. – говорила мама доктору в больнице, где меня чудом откачали. – Она просто перепутала лекарство с витаминами.

Никто не узнал о том, что произошло. Это был бы скандал, а скандалы в нашей семье не приветствуются. За них наказывают. Жестко.

Мне было семнадцать. Вторая неудачная попытка освободиться. Вмешалась тетя. Не знаю, как, но Амелия убедила мою мать и забрала меня во Францию на лето. Это было лучшее лето в моей жизни и первый переломный момент. Виток, за которым последовали остальные крошечные.

Я впервые познакомилась с «изгоями» нашей семьи. Их было двое. Моя двоюродная бабушка Роза и тетя Амелия. Я стала одной из них. Стала изгоем. И теперь горжусь этим. Да, я Эва Уолли, и я рада, что являюсь изгоем в собственной семье. Я сумела построить свою жизнь вокруг себя. Исцеляя. Восстанавливая. Маленькими шажочками.

Но вот сейчас я стою перед зданием Роше, и внутри такое чувство, будто снова вхожу в тот мир, из которого сбежала. Да, в университетские годы всем по большей части было плевать на меня. Я старалась сильно не выделяться и как можно реже контактировать с людьми. Я училась шить. Училась работать с цветом. Училась создавать. Да, создавать мне нравилось больше всего. Однако весь этот модный мир очень похож на тот, в котором я выросла. Он жесткий. Не терпит провалов. И только и ждет возможности сожрать тебя.

Новый виток. Сильный. Мощный. Я ощущаю это всем телом. Переломный момент. Авроре пришлось остаться со мной на все выходные, потому что я два раза порывалась позвонить Клоду и все отменить. На самом деле мысленно я сделала это множество раз и только дважды набралась сил и взяла телефон в руки.

Сделай это для себя. Тебе не нужна эта работа, но это хорошая возможность потренироваться в коммуникации. Ты будешь каждый день выходить из дома с определенной целью. Глядишь, втянешься.

На фразе «каждый день выходить из дома» я схватила телефон в первый раз. Рори пришлось отвлекать меня мороженным и любимыми ромкомами нулевых.

Тебе необязательно вписываться. Будь таинственной и молчаливой. Будь собой. Спросят, отвечай. Нет? Да и хрен с ними. У тебя получится, ты готова. Вон даже твой психолог так сказала. Ты готова.

На фразе «спросят, отвечай» я потянулась к телефону во второй раз, но Рори опередила меня и засунула его между подушек дивана.

Ты готова.

Я не готова. Во всяком случае не ощущаю себя таковой. Но назад дороги нет. Я не даю себе повернуть назад, хотя очень хочется. Хочется вернуться в свою уютную квартирку, включить какую-нибудь лекцию по истории, сесть за холст или приготовить себе печенье. Хочется сделать что-то знакомое, понятное. Меня всю жизнь пытались вытолкнуть из зоны комфортно насильно. И вот, как только я сама обрела этот самый комфорт, собственноручно выталкиваю себя. Просто не верится.

Если первый день будет ужасным, уйдешь, тебя там никто держать не будет.

Эти слова были последним козырем в рукаве Авроры Монреаль. И они сработали. Да, я уйду, если будет плохо. Нет. Не уйду. Всего месяц. Неужели не продержусь месяц? Четыре недели. Я справлюсь. Я смогу.

Ты сможешь, Эва Уоллис. Давай же, сделай шаг.

Люди продолжают обходить меня на тротуаре, точно воды камень.

Я смогу.

Стиснув кулаки, подхожу к зданию одного из самых старинных парижских домов моды. Одета я не совсем к месту. Но мне плевать, потому что под черным длинным пиджаком мое тело уже извергает всю воду, что есть в организме. Кажется, будто даже скальп потеет. Уж лучше мне будет неловко из-за своего совершенно немодного образа, чем от кругов пота по всему телу.

Толкаю тяжелую дверь и попадаю в немного прохладное помещение. Это радует. В отличии от молодой женщины на ресепшен, с которой мне предстоит говорить.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Девушка поднимает глаза и тут же замечает меня, на ее губах появляется вежливая улыбка. Отлично. Не люблю грубых людей.

– Здравствуйте. – протягивает она на французском. – Чем могу вам помочь?

– Меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Ни разу не запнулась. Хорошо. Но кажется, забыла поздороваться. Ничего. Не страшно. Девушку это не смущает. Она только кивает и начинает звонить кому-то, а я тем временем осматриваюсь по сторонам. Здесь светло. Много воздуха. Сердце выбивает чечетку, и я стараюсь дышать. Успокоиться точно не получится. Не в моем случае. Лучшая тактика для меня – просто делать, не думая, пока мозг не испугал себя еще больше.

– Прошу. – девушка встает и указывает на два лифта слева от меня. – Поднимайтесь на четвертый этаж. Мсье Клод ожидает вас.

Киваю и быстро направляюсь к лифтам, но не успеваю нажать кнопку, как створки сами открываются. Оттуда выходит несколько человек. Мое тело рефлекторно сжимается, и я буквально отпрыгиваю в сторону.

Черт.

Выдыхаю, прижав ладонь ко лбу. Потом поднимаю глаза и замечаю, что та девушка за стойкой смотрит на меня с явным недоумением.