DARKER: Бесы и черти (страница 7)
«Этот вибратор сложнее космического корабля и стоит почти столько же. Вот что с ним сделала наша фотографиня». Подпись в аккаунте секс-шопа предваряла вовсе не шикарные фото Славы, а снятые на мобилку использованные игрушки из коробки.
Магазин разогнал волну хайпа: история фотографа-осквернителя пошла по интернету, попала в телек. Славу отменили в профессиональных сообществах, ей посвящали фотожабы и предлагали деньги за секс. Внесли в национальную базу мошенников – ее фамилия оказалась рядом с домашним кондитером, испекшим сальмонеллезный торт для вечеринки дошколят. Кто-то сочинил байку, что Слава портит оборудование в студиях, а ее фото в два раза обрушивают продажи брендам, и эту нелепицу перепечатали в каждой статье, заметке и посте о вибраторной катастрофе. Коллеги, которых Слава считала своими друзьями, по-шакальи набросились на ее постоянных клиентов и растащили все заказы.
«Ну как же вы так, – писала эсэмэмщица секс-шопа, – вы бы их хоть помыли! Там все равно встроенная камера снимает, но хотя бы не так позорно…»
– Мамочки, только бы видео не слили… – выла, колотя головой об стену, Слава.
Слили.
Славина реплика «А Гошка-то застрял» стала мемом.
– Я все переживу, заказы будут, у меня ледяная мята вместо крови, я еще устрою пожар что надо, – успокаивала себя Слава, покупая бич-пакеты.
Но заказов у нее с тех пор не было.
Однажды, еще до вибраторного кризиса, менеджер богатого бьюти-бренда спросил, как Слава снимет свотч их мицеллярной воды. Капнул средством на стол, и оно сразу расползлось аморфной лужей. Слава тут же придумала, что надо капать на липкую сторону прозрачного скотча, тогда форма уцелеет. Получила заказ, перепрыгнув сильных конкурентов.
Сейчас она снова была готова сокрушать и прыгать.
– Скажите, какие у вашего… м-м-м… продукта цвет и текстура?
– Еще неизвестно, процесс идет.
«У китайцев что-то заказали? И сомневаются, выдержат ли дизайн? – подумала Слава. – Значит, фоткаем для маркетплейсов. Понятно…»
– Предлагаю съемку на белом фоне. Два импульсных источника света. Один с софтбоксом – подбиваем тени. Второй – основной, без насадки, с жестким светом, чтобы красиво и рекламно. Объектив – «полтос», даст нормальное фокусное…
– А это, – человечек потянулся к Славе, так искорежившись, что перестал быть буквой «Г» и зазмеился типографской тильдой, – ярко?
– Не поняла.
– Ярко будет?
– Что ярко?
– На съемках будет ярко?
– Ну да.
– А жарко?
– У вас там что-то растаять может? – удивилась Слава. – Не, не жарко. Это же импульсный…
– Надо ярче.
– Без проблем. – Слава так хотела этот заказ, что приказала себе не удивляться. – Бюджет?
– На деньги я плюю. – К удивлению Славы, человечек действительно харкнул на пол, едва не попав на туфлю официантки.
– Ну, если бюджет не ограничен и нужен имиджевый арт, то делаем так. Ставим фрост-раму сто на сто, за ней постоянный источник света. Второй источник – фокусируемый, на него проекционную насадку. На третий накидываем гелевый фильтр, чтобы дать цвета на фон. Камеру на штатив-колонну, объектив – «макрик» с…
– А еще ярче?
Слава догадалась, что человечек ее не понимает и мелет ерунду, что он просто сумасшедший и никакого заказа не будет, что впереди булка и ругань с хозяйкой из-за оплаты…
– Вы стебетесь, да? – устало спросила она у человечка. – Ну, можно ярче. Арендуем студию, берем киношный постоянный свет, три штуки…
– Можно четыре?
– Блин, можно! – разозлилась Слава. – Но снимать придется голой. И я все равно, на хрен, сварюсь – пекло будет.
– Подходит, – задвигал челюстью человечек, и Слава поняла, что он не буква, а муравей.
Круглая головенка, усыпанная маковыми зернами под корешок срезанных волос, щетина, худые ручки, насекомьи движения. Славе захотелось, чтобы исполинская ладонь смахнула человечка на пол, туда, где зеленел его плевок.
– Сделаем, – сказала она. – Но нужен аванс. Плюс на бронь студии, на аренду света, на…
– Да, да, – ответил человечек, достал красный денежный кирпич и принялся откалывать от него купюры. – Хватает?
Денег оказалось много. Одеревенелыми губами Слава забормотала слова благодарности, но человечек ее прервал:
– Пишите адрес, вам привезут… продукт. Я дошлю инструкции.
Он вывалился из-за столика и зашаркал к выходу. Пульс у Славы зашкаливал, в горле пересохло и хотелось в туалет. Она встала, бросила в окно взгляд на уползающего человечка, подумала: «Я – машина, не прошибешь, ледяная мята вместо крови, еще устрою пожар что надо». И неожиданно для самой себя заплакала.
В студии было жарко. Администратор с сомнением наблюдал, как ставится киношный свет, потом подошел к Славе и сказал:
– Явно будет пересвет. А ты вообще зажаришься. – Он присмотрелся и, поморщившись, уточнил: – Слушай, а ты не «Гошка застрял»?
Слава не ответила. Вчера она выслала маме денег, оплатила жилье и наполнила холодильник едой. «Плевать на травлю, – думала Слава. – Если заказчик хочет фотки мешка в пекле, единственное, что спрошу, в Сахару нам или в Каракумы».
Продукт действительно напоминал вытянутый мешочек с хвостиком, перевязанный похожими на говяжьи жилы веревками. От него едко пахло, внутри бултыхалось.
Слава разделась до трусов и спортивного бра, врубила весь свет. Мысленно выдала панч про колбасную форму продукта, скривилась от неловкости, наложила на себя епитимью: не шутить. Принялась работать.
Фотографии получались ужасными. Жара стояла невыносимая. Мешочек вонял. Когда стало совсем тяжко, Слава побежала в киоск за ледяной водой.
Мальчишка лет двенадцати с восторгом смотрел на жадно припавшую к бутылке тетю в трусах. Слава хотела на него шикнуть, а потом махнула рукой, мол, чего уж теперь.
У дверей студии она остановилась, чтобы допить воду. И заметила, как по потрескавшейся стене ползет муравей и тащит в челюстях белесый кокон.
Жара стала невыносимой, и Слава подумывала выключить один осветитель – все равно клиент не узнает, – когда пришло сообщение. «Взкрывайти реторту, – писал человечек. – Ешо сабщенье галосовое будит, ЗОПУСТИ над ретортой!!!!»
«Грамотей», – подумала Слава и окончательно решила, что все это – арт-проект. Возможно, пранк конкретно над ней.
Но уплаченные деньги были настоящими, и только это имело значение. Поэтому Слава выудила из студийных инструментов канцелярский нож, на всякий случай проложила круг из скотча липучкой вверх и полоснула раздутую реторту. Завоняло стократ сильнее, на скотч плеснула мутная белесоватая жидкость, сразу же сформировавшая ровную каплю.
Слава сделала еще несколько фото.
Снова пиликнул телефон – голосовое. Слава, памятуя о наказе заказчика, тут же его воспроизвела.
– А Гошка-то застрял! – застонал телефон ее собственным голосом.
– Ну конечно… – поморщилась Слава.
И вдруг поняла, что открыла не то сообщение. За секунду до послания заказчика пришло голосовое с мемом – оно-то случайно и запустилось.
«Так и знал, что это ты! – Админ студии, а сообщение отправил именно он, подписал мем. – Ты, кстати, в черном списке нашей сети, ты оборудование портишь. Проваливай».
– Ничего страшного, переделаем, – попыталась успокоить себя Слава.
Собралась запустить правильное голосовое, но услышала со стороны стола гортанный хрип:
– А госька-та засряль. Госька сряль. Сряль. Госька.
Со столика на пол с хлюпаньем упал… маленький, в две ладошки длиной, головастый уродик. Он принялся судорожно кататься по линолеуму, оставляя жирные пятна. Огромная голова почти не двигалась, а вот тщедушное тельце извивалось в червячьих па.
– Агоська сряль. Госька-то засряль. – Существо рвало словами.
– Я м-м-машина… – напомнила себе Слава.
Стало полегче, и она включила голосовое от заказчика.
– Я, гомункул, принимаю женскую жертву, – нараспев пробубнил динамик. – Я убью всех врагов хозяина моего.
Два и два сложились: это, вероятно, были первые слова, которые полагалось услышать крохотному мерзавчику. Но вместо них он услышал…
– Госька сряль. – Уродец попытался встать на ножки, но голова перевесила, и он опять упал.
– Погоди-ка, – вслух сказала Слава. – Женская жертва? Это я, что ли?
– Сряль, засряль, сряль… – бормотал гомункул, ползая по полу.
Он запутался в проводах, задергался и повалил стойку со светом. На шум примчался администратор.
– Я ведь сказал, ты в черном списке, пакуй… Бля, это ты чё, родила тут, что ли?!
– Чего родила?
– Ну, вот этого. Э! Гля! Твой мелкий свет расхреначил! Во ты попала…
Гомункул перевел взгляд мутных глазок на админа и скривился. А потом прыгнул головой вперед.
Слава застыла в ужасе. Тело админа осело на пол, из кровяного омлета на месте смятого ударом лица густо потекло. Гомункул радостно закряхтел и начал есть мясную кашицу.
– Кабздец! – простонала Слава.
– Госька. – Гомункул тихонько отрыгнул.
Слава потянулась дрожащей рукой к дверной ручке, повернула и… И в студию просочился заказчик. Он окинул муравьиными глазками помещение, взглянул на застывшую у стены Славу, на админа с треснувшим лицом, на вылизывающего кровавое пюре гомункула и всплеснул руками:
– Все не так! Что наделали-то, а! Вы очень плохой фотограф…
И страх оставил Славу.
– Я охрененный фотограф, – твердо сказала она. – Просто невезучий.
Заказчик махнул рукой и нагнулся к гомункулу.
– Столько работы погубила. – Заказчик потыкал пальцем в живот гомункула и остался разочарован. – Погляди, он дефективный. Кого такой для меня убьет?
– Засряль! – угрожающе отрыгнул гомункул.
– Год в коровьем навозе, год в сперме…
– В сперме?
– Год в лошадиных внутренностях, год в реторте… Всего-то и оставалось семь часов света, жар, нужные слова, женская жертва. Для такого первое услышанное – наставления Бога, задача на будущее. И насмарку. – Заказчик закрыл лицо ладонями. – А знаете, как тяжело было достать каплю плодных вод уже рождавшегося гомункула?..
– То есть вы меня наняли, чтобы я несколько часов светила, голосовое запустила и стала «женской жертвой»?.. – Слава чувствовала себя хуже, чем в вечер вибраторной катастрофы.
– Чего я вообще ждал? – ныл заказчик. – Вы мусор, я гений…
– Гений! У вас в каждом слове по три ошибки, и вы на пол харкаете. Да вы алхимический дегенерат.
– Пошла вон! – взвизгнул заказчик.
Гомункул поднял на него мутные глазки, оскалил перемазанный мозговой кашкой ротик, заклекотал и снова прыгнул. И они сцепились – муравьиный человек и гомункул. Творец и его нелепое создание…
«Да он же меня защищает!» – осенило Славу. Стало горько: вырожденец был единственным в мире существом, вступившимся за нее.
– Госька… – засипел гомункул, когда заказчик зажал в кулак его тонкую шейку.
И тогда Слава сорвала со штатива фотоаппарат, размахнулась и со всей силы заехала заказчику по затылку.
Хрустнуло. Заказчик, угловато замахав руками и ногами – как есть подбитый муравей, – свалился на пол. Из кармана его пиджака выпала пожелтевшая книга, заполненная рукописным текстом, изображениями перегонных кубов и органов.
– Я охрененно работаю камерой, – сказала Слава, потом опустилась на пол и тихонечко заплакала.
Гомункул сипло продышался и пополз, сжимая и выбрасывая большеголовое тело, к Славе. Потом он приткнулся к ее теплому бедру, лизнул кожу и забормотал:
– Агоська-та засряль. Госька сряль.
Слава всхлипнула и вдруг ощутила, как маленькая ручка стягивает с нее трусы.
– Госька засрял.
Она вскочила и пинком отправила уродца в стену. Тот сполз по штукатурке и назидательно залопотал:
– Госька нада засряль.
Неуместно пиликнул телефон. Слава утром откликалась на хороший заказ – сейчас прочитала ответ: «Это же вы, Мирослава, были фигурантом известного скандала? Извините, с моральными уродами не работаем».