Тревога нарастала, накатывая волнами. Что дальше? Жить заново, пытаясь исправить ошибки? Но имею ли я право вмешиваться в ход событий? И главное – зачем? Для чего мне этот второй шанс, если его можно назвать шансом?

Я подошёл к окну. Всё те же пятиэтажки, прохожие, спешащие по делам. Где-то там, в несуществующем пока будущем, дома снесут, построят новые, сверкающие стеклом и бетоном. Люди будут ходить с телефонами, не замечая друг друга. Но сейчас это всего лишь фантомные воспоминания.

Внезапно я ощутил почти физическое одиночество. Никто во всей этой реальности не знал правды, и даже Елена не поверила бы мне. Как объяснить ей, что я помню её смерть через сорок лет, помню больничную палату и её слабую руку в моей?

Голова заболела от круговорота мыслей. Нужно было успокоиться, но как, если жизнь превратилась в абсурд?

Шум воды ворвался в сознание внезапно, как незваный гость. Я не сразу понял его источник – сознание ещё блуждало во времени. Но затем до меня дошло: Елена была в душе. Простой звук струй воды вдруг обрушил на меня воспоминания, которых здесь быть не могло.

Я помнил другую Елену – зрелую женщину с серебряными прядями в волосах. Вечер, когда мне было двадцать пять, а ей почти сорок. Мы пили вино, много вина. Она говорила об одиночестве, и мы смеялись, делясь историями.

Но это было в другой жизни, в будущем, которого ещё нет. Здесь она даже не подозревала, что между нами случится. Для неё я оставался мальчишкой, которого она взяла на воспитание из чувства долга перед погибшей подругой.

Звук воды продолжал течь, тело откликалось на воспоминания. Кровь прилила к паху, дыхание участилось. Это было неправильно, но разум и тело существовали будто отдельно друг от друга. Разум кричал о недопустимости, тело помнило её прикосновения, запах и вкус.

Я встал. Ноги стали ватными. Что я делаю? Это безумие. Но ноги сами понесли меня к ванной комнате, словно имели собственную волю. С каждым шагом звук воды становился громче, отчётливее.

В голове боролись два голоса. Голос разума твердил остановиться, другой – голос памяти и желания – шептал, что это судьба. Может быть, для этого я и вернулся? Может, это шанс прожить всё иначе, без стыда и тайны?

Я замер в коридоре, прислонившись к стене. Сердце билось так сильно, что казалось, Елена услышит его сквозь шум воды. Ладони вспотели, во рту пересохло. Это было похоже на первое свидание – тот же страх, то же сладкое мучительное ожидание.

Но это не свидание, напомнил я себе. Это… что это? Подглядывание? Вторжение в её жизнь? Предательство доверия? Обычные слова здесь не подходили, как не подходили моральные категории к человеку, помнящему будущее. Как судить того, кто знает, что будет потом?

Я сделал шаг. Половица скрипнула, и я замер, вслушиваясь в шум воды. Но он остался прежним – Елена ничего не заметила или не придала значения. В конце концов, я имел право находиться здесь.

Дверь ванной была совсем рядом. Из-под неё пробивалась полоска света, в коридоре стояло влажное тепло и отчётливый запах простого мыла – того самого, которым мы мылись тогда. Никаких гелей и ароматических пен – только мыло, вода и…

И Елена под струями воды. Моё воображение рисовало её тело, до мелочей знакомое мне: каждую родинку, каждую складку, каждое движение в момент наслаждения. Но это было тело взрослой женщины, с печатью прожитых лет. За дверью же стояла совсем другая Елена – молодая, незнакомая мне такой.

Любопытство и желание смешались в голове, кружили её, туманили мысли. Я шагнул к двери, положил ладонь на холодное дерево. Сердце колотилось глухо и часто, кровь пульсировала в висках, заглушая голос совести.

Рука дрогнула, и я заметил, что дверь была приоткрыта. Узкая щель между ней и косяком давала возможность увидеть всё, что происходило внутри. Старые петли, разболтанные временем – мелочь, на которую раньше жаловалась Елена, вдруг показалась знаком судьбы.

Я отшатнулся, словно получил ожог. В груди сжалось от осознания возможности. Стоило только чуть наклониться, и я увижу то, что не должен был видеть – не сейчас, не здесь.

Секунды тянулись бесконечно долго. Я стоял, вцепившись пальцами в дверной косяк, борясь с собой. Это неправильно. Подло. А если она специально оставила дверь приоткрытой? Нет, глупость, конечно же нет…

Звук воды изменился – теперь струи падали не на металл ванны, а на что-то мягкое, живое. Я сглотнул, горло пересохло от предвкушения. Один взгляд – и уйду. Просто проверить, всё ли с ней в порядке. Разве это преступление?

Самообман, жалкий и низкий. Но я уже наклонился, приблизив лицо к щели. Сначала видел лишь пар – мутную дымку, заполнившую ванную, потом взгляд прояснился.

Елена стояла спиной ко мне, подставив тело под горячие струи. Вода скользила по её плечам, сбегала вдоль позвоночника. Кожа блестела, как влажный мрамор. Она подняла руки, убирая волосы наверх, и тело её плавно изогнулось, обнажив линию талии и бедра.

Я прижался лбом к дверному косяку, чувствуя прохладу дерева. Вид был одновременно знаком и непривычен. Я помнил это тело – но не таким юным и упругим. Сейчас оно было молодым, почти незнакомым.

Елена повернулась чуть боком, и я увидел её грудь – небольшую, аккуратную, с сосками, напряжёнными от прикосновения воды. Её рука медленно скользнула по животу, размазывая пену, и простое бытовое движение в моих глазах стало танцем соблазна.

Я понимал, что должен уйти, но тело не слушалось. Оно застыло, словно статуя, способная лишь наблюдать, как Елена подставляет лицо струям воды, закрыв глаза от удовольствия.

В этот момент она казалась существом из другого мира – русалкой, наядой, чем-то сказочным. Движения её были плавными, естественными, как течение ручья. Я видел, как напрягались мышцы её спины, когда она тянулась за мочалкой, как капли воды цеплялись за ресницы.

Жар в моём теле нарастал волнами, джинсы стали мучительно тесны. Я осознавал, что веду себя отвратительно, но не мог противостоять первобытному желанию, затмившему разум.

Когда она повернулась лицом к двери, я отпрянул, боясь быть замеченным. Сердце едва не вырвалось из груди. Но нет – глаза Елены были закрыты, лицо спокойно и доверчиво.

Снова приблизив взгляд к щели, я видел её всю – воду, сбегающую по животу и теряющуюся в тёмном треугольнике внизу, длинные стройные ноги, напрягшиеся мышцы бедра. Я помнил их иначе – обнимающими моё тело, согревающими его, родными до боли.

Но сейчас она была просто женщиной, принимающей душ. Женщиной, которая не подозревала, что рядом, всего в нескольких сантиметрах, стоял человек, раздираемый противоречиями – памятью и настоящим, любовью и похотью.

Елена подняла ногу на край ванны, чтобы намылить её, и в этот миг открылась самая интимная часть её тела – розовая, влажная, нежная. Мочалка скользнула по коже, заставив её вздрогнуть от лёгкого прикосновения грубой ткани.

Дыхание моё стало прерывистым, шумным. Я пытался дышать тише, боясь выдать себя, но воздух словно застревал в горле, вырываясь хриплыми вздохами. В висках стучало, перед глазами плыли тёмные пятна – то ли от недостатка кислорода, то ли от прилива крови. Но я не мог оторваться, не мог даже моргнуть, боясь пропустить хоть мгновение.

Елена опустила ногу и повернулась боком, открывая новый ракурс. Теперь я видел изгиб её ягодиц – округлых, упругих, с маленькой ямочкой у основания спины. Когда она наклонилась за упавшим мылом, эта ямочка углубилась, а ягодицы раздвинулись, обнажая сокровенное. На секунду мелькнула тёмная щель между ними, и я едва не застонал вслух.

Правая рука моя непроизвольно скользнула к ширинке, надавила на болезненно твёрдый член сквозь ткань джинсов. Прикосновение отозвалось острой вспышкой удовольствия, заставившей прикусить губу. Это было безумием – стоять здесь, в коридоре, подглядывать и… Но рука уже расстёгивала ремень, уже тянула вниз молнию, уже проникала внутрь.

Елена выпрямилась и снова оказалась лицом к двери. Её груди чуть покачивались от движений, соски стояли твёрдыми горошинами. Она провела ладонями по животу, поднялась выше, обхватила груди, словно оценивая их вес. Большие пальцы скользнули по соскам, и она чуть заметно вздрогнула. Это было мимолётное движение, возможно, случайное, но оно ударило по мне как электрический разряд.

Я сменил позицию, присев на корточки, чтобы лучше видеть через щель. Колени заныли от неудобной позы, но я не обращал внимания. Всё моё существо сконцентрировалось в глазах, жадно впитывающих каждую деталь. Вот она намыливает живот круговыми движениями, и пена собирается в пупке. Вот проводит рукой между грудей, и они чуть расходятся в стороны. Вот…

Она издала тихий звук – не стон, скорее довольный выдох – и запрокинула голову. Вода хлынула на лицо, потекла по шее, разделилась на два потока у ключиц. Рот её приоткрылся, являя ровные белые зубы и кончик розового языка. Это было так эротично, так невыносимо соблазнительно, что я почувствовал, как подгибаются ноги.

Пришлось ухватиться за косяк, чтобы не упасть. Движение вышло резким, неосторожным. Дерево скрипнуло, и Елена замерла. На мгновение мне показалось, что она смотрит прямо на меня, что видит меня сквозь щель. Ужас ледяной волной прокатился по телу. Но нет – она просто прислушивалась, потом пожала плечами и вернулась к мытью.

Облегчение смешалось с разочарованием. Часть меня – безумная, безрассудная часть – хотела быть пойманной. Хотела, чтобы эта пытка прекратилась, чтобы что-то произошло, что угодно, лишь бы разрядить невыносимое напряжение. Но другая часть, трусливая и осторожная, радовалась, что пронесло.

Елена повернулась спиной и потянулась выключить воду. От этого движения её тело вытянулось, обозначив каждый позвонок, каждое ребро. Я видел, как играют мышцы под кожей, как чуть подрагивает плоть на ягодицах. Вода выключилась, оставив звенящую тишину, в которой моё дыхание казалось оглушительно громким.

Она стояла несколько секунд неподвижно, позволяя последним каплям стечь с тела. Потом встряхнула головой, и брызги разлетелись во все стороны, некоторые долетели до щели, коснулись моего лица. Эти капли казались горячими, обжигающими, несущими в себе её тепло, её запах, её суть.

Я облизал губы, пробуя её воду на вкус. Солоноватая от пота, сладковатая от мыла, с едва уловимым привкусом железа – вкус жизни, вкус женщины, вкус запретного плода. Голова кружилась, реальность расплывалась, оставляя только это – щель в двери, женское тело за ней и моё неконтролируемое, животное желание.

Елена провела ладонями по мокрому телу, сгоняя воду, и это движение казалось обыденным, пока её руки не задержались на груди чуть дольше необходимого. Пальцы скользнули по соскам, обвели их ореолы, и я увидел, как она чуть прикусила нижнюю губу. Это был первый сигнал, первый намёк на то, что сейчас произойдёт нечто, к чему я совершенно не был готов.

Её правая рука медленно поползла вниз по животу, в то время как левая продолжала ласкать грудь. Движения стали более целенаправленными, более откровенными. Она больше не делала вид, что просто вытирается – теперь это было осознанное прикосновение к собственному телу, поиск удовольствия.

Шок прокатился по мне волной, смешиваясь с возбуждением в коктейль такой силы, что пришлось вцепиться в косяк обеими руками. Елена… строгая, правильная Елена, которая читала мне нотации о морали и приличиях… Она стояла в ванной и… Мой мозг отказывался принимать увиденное, но глаза продолжали жадно следить за каждым движением.

Её пальцы достигли тёмного треугольника волос и замерли на мгновение, словно она сама колебалась. Потом раздвинула ноги чуть шире и медленно, почти нерешительно, скользнула рукой между бёдер. Я видел, как напряглись мышцы её живота, как чуть подогнулись колени, как приоткрылся рот в беззвучном вздохе.