– Нет, Влад. Не пойду. Муж против. Говорит, что ты красивый засранец, поэтому однажды я в тебя влюблюсь и окажусь в твоей постели. А он – с разбитым сердцем. К тому же помощником судьи мне как-то комфортнее. Ну кто еще станет тебе все про всех сливать и будет на подхвате? Нормально же работаем. Зачем усложнять? А материальную помощь ты мне и так окажешь, да?

– Да, – смеюсь.

Хотя настроение ни к черту. Трястись почти двое суток до гребаного Сочи, который я на одном месте вертел.

– Ну вот и отлично. Билеты скину… Блин, а как я скину, если тебя пасут и к этому номеру ничего не привязано? Так, Влад, давай на Корсакова пересечемся? Я как раз к тете заеду. Там и заберешь. Заодно познакомишься с Ольгой Петровной. Запомнишь?

– Постараюсь.

– Лучше запиши. А то будет как в прошлый раз.

– Ты издеваешься, не пойму? – Я едва сдерживаюсь, чтобы не начать говорить матами.

– Нет, я на полном серьезе. Мне белая пена из твоего рта до сих пор в кошмарах снится. Лояльных помощниц ты бы среди медицинского персонала искал.

– Я только что передумал насчет материальной компенсации.

– Ой, все. – Злата называет адрес и отключается.

А я в очередной раз мысленно ставлю памятник ее мужу. Вся эта семейная хрень не для меня. Одно дело – по работе контакты иметь, но на постоянной основе… Нет.

Скидываю Злате деньги. Доехав наконец до дома, я переодеваюсь и складываю в сумку немного вещей.

Через три часа, аккурат к отправлению поезда, захожу в вагон под именем Алексей Зубарев. Вырубаю телефон, оставляя для связи лишь запасной, – и как в омут с головой в очередной квест.

Обожаю свою работу. И это сейчас без сарказма.

Бросив сумку на диван, я осматриваюсь, вспоминая, когда в последний раз ездил на поезде хоть куда-то. В детстве? Да, точно, с родителями и Геликом на море. Лет двадцать пять тому назад.

Поезд трогается, и тут же дверь в купе открывается. Миниатюрная блондинка застывает в проеме. Смотрит в упор. Опустив глаза, медленно скользит взглядом по моей шее, рукам. Кривит симпатичную мордашку, на которой написано: «Это что еще за урка?», и входить не торопится.

– Здравствуйте, – приветствую я.

А в ответ тишина.

Пожалуй, не буду договариваться с проводницей о пересадке.

Но у девушки свои планы на этот счет. Бросив на меня еще один пренебрежительный взгляд, она резко закрывает дверь.

Да ладно? Настолько отвратительные рисунки? Ну признаю, с шеей перебор. По молодости дураком был.

Я поднимаюсь и выхожу из купе. Даже интересно, что она скажет проводнице. А в том, что блондиночка пошла именно к ней, сомнений нет.

– Можно мне другое место? Не с этим уголовником…

– Каким еще уголовником?

– Там, во втором купе.

Я хлопаю себя по карманам в поисках сигарет, но потом вспоминаю, что забыл их в машине. Надо будет выскочить на ближайшей станции и купить.

– Пожалуйста… Я заплачу…

Даже не скрываю, что рассматриваю аппетитные формы, упакованные в синие джинсы и черную кожанку. Есть в девушке что-то… дурное. Села бы молча. Я же все-таки адекватный. Ну с татуировками. Зато общительный – последнее так и вовсе моя профессия.

– Можно не утруждаться, мест больше нет. Все выкуплены. Только эти остались, – облегчаю проводнице работу.

А если вдруг и есть свободные места, то я готов сам заплатить, чтобы недотрожку оставили со мной. Буду смущать ее до самого Сочи своим видом. Или какая у нее конечная станция?

– Может, поищете? Ну пожалуйста, – просит девушка тише. – Я замужем, а муж безумно ревнивый.

Проводница все же решает помочь. Но через несколько минут сообщает, что все места действительно раскуплены. Сезон.

– Все до единого?

– Все до единого.

Я приветливо улыбаюсь и жестом приглашаю вернуться в купе.

Недотрожка сцепляет челюсти и опять разглядывает мои татуировки. В это мгновение жалею, что до пояса не забил тело рисунками и не снял майку, когда зашел в купе. Обычно мне плевать, какое впечатление они производят, но реакция блондиночки забавляет.

– Я… я тут постою. – Она остается у окна напротив первого купе и демонстративно отворачивается.

– Ну постой. Когда надоест, приходи.

Дверь в купе опять открывается аж через полтора часа. Много же этой недотроге времени понадобилось, чтобы решиться. Или смириться. Я хочу съязвить, но она так нервно поправляет волосы, откидывая их назад, так суетливо осматривается, прежде чем снять кожанку, что решаю промолчать. А то бедолага всю ночь проведет в коридоре.

Поезд внезапно дергается, и, не удержав равновесие, она падает на диван напротив. Грудь в топике красиво вздымается. Без бюстгальтера. Изгибы что надо, и размер тоже…

Хочется дать себе подзатыльник, чтобы не пялиться. Но это выше моих сил. Еще и пахнет от девушки хорошо, а я в последнее время работой был завален по горло. Не помню, когда устраивал себе полноценный отдых и разрядку. Надо было с Мариной перед поездкой встретиться.

– Хватит меня смущать, – произносит моя случайная попутчица.

Но я лишь пристальнее разглядываю. Эмоции так и хлещут через край.

В чуть покрасневших глазах недотрожки стоят слезы. Или она недавно плакала? Выглядит обезоруживающе хрупкой и чувственной, и это рождает нездоровые ассоциации. К похоти еще и охотничьи инстинкты подключаются. Девушка зареванная, вроде пожалеть надо, а у меня мысли не в ту степь. Бля-ядь.

– Пялиться прекрати, – просит она тверже.

– Что случилось? Ты из-за нашего соседства так расстроилась?

– Да! – Недотрожка всхлипывает, однако в ее голосе вызов.

Ну нет, так дело не пойдет. Что ни взгляд, что ни слово – барьер. По своему опыту знаю: те, кто ни в какую не идет на контакт, чего-то боятся. Или защищаются. Только я ведь не нападаю.

– Хватит так смотреть. – Девушка отводит глаза к окну.

– Вл… Алексей, – поправляю себя в последний момент и протягиваю руку.

– Нет, Алексей. Я не хочу знакомиться. – Губы недотроги еле шевелятся.

Шумно вздыхаю и осматриваю ее еще раз. Внимательно. Кольца на безымянном пальце нет, а проводнице можно наплести все что угодно. Но исключать замужество нельзя.

Казалось бы, какое мне дело до ее слез? Вот только ехать вместе больше суток. От нервов я на работе устал. Да и не помню, когда хоть с кем-то просто общался. Обычно потрахались и разбежались. Без слов. А тут внештатная ситуация. Как и моя спонтанная поездка.

– Есть хочешь? – Достаю из сумки пакет, который Злата передала через тетку вместе с билетами.

– Нет, спасибо.

– Может, передумаешь? Вкусно.

Недотрожка оглядывает мой набор. А там домашние пирожки, картошка, яйца, курица, даже вина немного. У самого слюнки текут.

– Жена собирала?

– Холост.

Она опять глазеет на татуировки. Ничего не говорит, но я будто мысли читаю: «Еще бы. Да кто за тебя такого пойдет?» И наверное, она права. Никто.

– Бросили меня. И напоследок сказали, что с таким мужиком жить невозможно.

– Почему?

– М-м-м… – Беру пирожок и смачно откусываю. – Если я один буду есть и откровенничать, не комильфо.

– Откровенничать? С незнакомцем?

– Вообще-то я представился, а ты нет.

Ну и что, что не настоящим именем.

– С незнакомцем даже лучше, – продолжаю рассуждать. – Через несколько станций разошлись и забыли о существовании друг друга. Приставать не буду. Если сама не попросишь.

– Не попрошу.

– Тогда ешь.

Девушка опять разглядывает мою шею и руки. И не надоело ей? Даже впервые задумываюсь, что надо бы правдоподобную историю придумать, со смыслом, почему я такой разрисованный. По факту-то его нет.

К моему удивлению, недотрожка решается на «смелый шаг» и берет пирожок. Откусывает, медленно жует, смотря в окно. И вдруг начинает плакать. Беззвучно, тихо. Жалобно. Скулит, как щенок. И эти звуки до ужаса напоминают, как умирала собака моего соседа.

Через несколько мгновений девушка успокаивается.

– Лучше бы мне отдельное купе, правда… – Ее голос дрожит.

Я молчу. Правило трех минут. Заодно проверяю степень готовности к манипуляции. Если не задает вопросов сама и не отвечает – значит, держит себя в руках. Не ломается. Такие сложнее, но в этом и есть интерес.

– Кто-то умер? – спрашиваю я, когда пауза затягивается.

Девушка отрицательно качает головой.

– Неизлечимая болезнь?

Снова отрицает, не говоря ни слова.

– Руки, ноги, голова на месте?

На ее лице появляется намек на улыбку.

– Я знаю эту уловку. Типа когда начинаешь ныть, чего у тебя нет, ты перечисляешь то, чего действительно нет.

– Умница.

– Возможно, кто-то умер… – наконец приоткрывается недотрожка.

Понятно. Бытовуха. Нашла, из-за чего сырость разводить.

– Через год будешь вспоминать с недоумением, из-за чего так переживала, спорим?

– А тебя почему бросили? – отвечает она вопросом на вопрос.

– Работаю много.

Про припадки решаю тактично умолчать. Не шокировать. Вроде только на контакт пошла.

– И всего-то?

– Порой этого достаточно. Плюс я косячил постоянно. Со здоровьем не все гладко. Вот и бросила. Большинство из нас обычные конформисты, которые живут в собственных тюрьмах. Придуманных на ходу. Зачастую не мир к нам несправедлив, а мы сами.

Девушка разглядывает меня уже без пренебрежения, с интересом. Затем отворачивается к окну и сидит так какое-то время. Молчит и молчит, а я не знаю, как разговорить. Давить тоже не хочется. Чем-то зацепила. Пока лишь внешне, но и это – что-то из разряда фантастики. Со мной такого давно не случалось.

6 глава

Таня

Уже несколько часов я пытаюсь понять, как справиться со всем этим: с мужем, его изменой и угрозами, которые он сегодня озвучил. Как объяснить Алисе, почему мы больше не сможем жить вместе с ее папой? И главное, куда идти и как строить жизнь дальше?

Ощущение, будто меня сбросили с огромной высоты, и я все еще падаю, но земля уже близко. Хуже всего, что в голове без конца прокручиваются события прошедших лет. В какой момент я допустила ошибку? Сколько времени Толя мне изменяет? Может быть, с тех пор, как у него появились большие деньги? Говорят, богатство меняет людей… Других объяснений у меня попросту нет.

– Жалость и вина – самые разрушительные чувства для человека. Это факт. У тебя и то и другое налицо. Прекращай, – произносит мой сосед по купе.

Я поднимаю голову, и в глаза снова бросаются его ужасные татуировки. Как можно было забить свое тело этими страшными рисунками? Внешне ведь такой симпатичный… Даже чуть-чуть в моем вкусе.

– Вот так еще сделай. – Вскидываю руки и щелкаю пальцами. – Тогда точно прекращу.

Грубить не хочется, но этот разрисованный тип начинает нервировать. Ему, может, скучно, и он скрашивает дорогу, подкатывая к плачущей бедняжке, а мне бы просто выплакаться. Без посторонних глаз. И ничего в этом постыдного нет. Сейчас я уязвима. Самооценка… она просто валяется где-то на земле, а по ней на огромной скорости мчится поезд.

Алексей наливает в одноразовый стаканчик вино и протягивает мне:

– Много не пей. По глоточку.

Сначала собираюсь отказаться. Пить в купе с незнакомым мужчиной, тату которого навевают определенные ассоциации, – сомнительная идея. Но потом одергиваю себя. Приставания попутчика – это не самое страшное, что может мне грозить. После возвращения предстоит найти жилье и работу, возможно – отбиваться от нападок мужа и давления его матери. А это в разы неприятнее. Уже сейчас знаю, что Елена Николаевна скажет: «Таня, да закрой ты глаза на измену, ничего страшного не произошло. Все гуляют! Надо терпеть, воспитывать дочь, ты замужняя женщина».

А как? Как закрыть глаза, когда у меня отвращение к мужу? Даже не верится, что так бывает. Еще утром любила, а теперь ненавижу и тошнит от него. Особенно когда представляю, как Толя с какой-то девицей… Противно!

Делаю глоток вина, потом еще. Алексей предлагает долить, но я качаю головой:

– Больше не буду.

– А что так? Боишься, что воспользуюсь ситуацией?

Его прямолинейность раздражает. Вот! Со своими разговорами он будто в душу хочет залезть, а у самого взгляд то и дело тонет в вырезе моей кофточки.