Вокруг опять лес. Нормальный, обычный на этот раз. Но зато вполне себе дремучий, хоть и не такой тёмный, как в разломе. Не говоря уж о том, что вокруг ночь. Хотя ночь – это как раз удачно. При свете мой кошак может существовать только в разломе или какой-нибудь норе. А я отлично вижу в темноте.

Окидываю взглядом деревья, выбираю самое высокое и указываю на него коту:

– Вперёд.

Получаю картинку смертельно усталого, замученного котика. И протяжно-возмущённое:

– Хоз-зяин?..

– Так. Давай уже знакомиться, хвостатый. Меня зовут Ник. А тебя?

В четырёх глазах моего нового питомца возникает недоумение.

– Прежний хозяин тебя как-нибудь называл?

Кот злобно фыркает, его зрачки вспыхивают алым. Задумывается, видимо вспоминая, и с запинкой транслирует мне слова:

– Твар-рь… Монс-стр… Ящ-щер-р… Гадёныш-ш…

– Понятно… Нет, это мне не нравится. А как тебя звали в твоей стае?

Он смотрит мне за спину – туда, где несколько минут назад закрылся разлом. И мне в голову опять несутся картинки. Котёнок, спящий под кустом. Котёнок, разгрызающий паучью лапу. Котёнок, крадущийся по обломку стены… Всё время один.

У него не было стаи. По крайней мере он её не помнит.

Опускаюсь перед кошаком на корточки, кладу руку на холку. Смотрю в глаза и говорю:

– Как же тебя назвать, страшненькая ты киска? С чего ты вообще решил, что ты кот? Морда у тебя как у нетопыря, жопа – как у ящера…

Хотя… Осматриваю химеринга и понимаю, что даже сейчас, точно зная, как он выглядит, описал бы его как кота. Странного, но всё же. Есть в нём что-то неуловимо кошачье. Уши, повадки, осанка… Ну и самосознание, конечно. Не знаю, почему сам химеринг ассоциирует себя с котом. Возможно, видел кота у одарённого, к которому был привязан Цепями Души? Жаль, по этому признаку того не найти. Мало ли у кого дома может быть кот или кошка.

– Хочешь быть Крайтом?

– Хозяин? – Из кота буквально плещет…

…радость, однозначно.

– Ник. Я Ник. Ты – Крайт. Согласен?

Ну а что? Есть в этом мире такой ядовитый гад. А в моём мире так называли особый вид драконов.

К тому же когда-то у меня уже был кот с этим именем. Самый обычный, приставший ко мне в одном городке после осады. Прижился… Обожал жить дома – но таскался за мной по всем походам и по всем моим делам. В тапки не гадил, мурлыкал как храпящий после обеда гоблин. После него я питомцев не заводил. Но раз уж так случилось… пусть у этого будет то же имя.

– Кр-райт, – старательно повторяет химеринг. – Ник. Кр-райт, Ник – стая.

М-да. В стае я ещё никогда не был, но почему и не попробовать? Реально вот собрать свою собственную стаю. Шанка вон тоже примем… И, пожалуй, Токсина.

Мысленно хмыкаю и утвердительно киваю:

– Точно, мы – стая. Я – не хозяин. Я – старший.

Кот явно что-то прикидывает. Потом издаёт мурлычущий звук и подтверждает:

– Стар-рш-ший. Кормить. Кр-райт – защищ-щ-щать. С-сим… Симбиоз.

– Договорились.

Шипастый хвост обвивает мои ноги, я чешу первого члена своей стаи за ухом.

И слышу за спиной насмешливый голос:

– Какая трогательная сцена!

Кроме лёгкого шума деревьев я ничего не слышал. Даже треска травы под чужими шагами. И химеринг не слышал тоже.

А незнакомый мужик – вот он. Стоит шагах в пяти от меня. Удавкой дотянусь точно. Но он не нападает. Не двигается вообще и держит перед собой раскрытые ладони, явно демонстрируя отсутствие оружия. Однако, судя по внешнему виду, такой и руками легко заломает.

На руках, кстати, массивные перчатки. Одет в обычную городскую одежду, разве что не по сезону: кожаная куртка, джинсы, берцы. Стрижен почти под ноль.

Мой кот щетинится, припадает к земле. Я молча жду. Мужик точно не одарённый – источника не вижу. Лесник, что ли? Но ведь мы с котом его не слышали…

– Пока я думал, как уничтожить разломную тварь, не задев человека, вы успели договориться… – говорит незнакомец. – Но это не имеет значения. Отойди от твари, парень. С тобой я разберусь потом.

Ага, щас. Я выпрямляюсь и загораживаю кота собой. Но его это не устраивает – вылетает чёрной молнией, прыгает…

…и обрушивается на землю, потому что незнакомца уже нет.

Он уже глумливо ржёт у меня за спиной.

Клизма Шанкры!

Швыряю удавку. Но мужик опять исчезает и возникает в другой стороне, чуть дальше, чем нужно. Шагаю вперёд, мгновенно спотыкаюсь, словно перед ногами протянули верёвку.

Извернувшись, удерживаюсь на ногах, и тут в бой вступает химеринг.

Ну как в бой… Он скачет за незнакомцем, как кот, гоняющийся за вороной. Ворона при этом явно развлекается, подпуская его вплотную и тут же отлетая. В нашем случае – пропадая буквально с места. Я выжидаю момент, опасаясь задеть удавкой Крайта.

Наконец кошаку удаётся всадить во врага зубы. Но вместо того, чтобы завопить от боли, незнакомец опять ржёт – да так, что лес вокруг содрогается от эха.

Чёрт… Кот не останавливается ни на секунду. Рычит, рвёт клыками плечо, а мужик хватает его за шкирку, без труда отрывает от себя и отшвыривает.

Срабатываем с котом парой: он вцепляется незнакомцу в ногу, я раскручиваю и запускаю свою удавку. Тьма достигает цели, я чувствую, как она захлёстывается вокруг чужого горла…

– Даже так? – интересуется незнакомец. Хрипло так интересуется, но веселье из его голоса никуда не ушло. Как будто у него на ляжке не висит намертво вгрызшаяся тварь пятидесяти килограммов весом. – Ты смотри, какой экземпляр любопытный. Ну ещё придуши меня, чего там. Давай, малой!

Затягиваю петлю, и тут мой химеринг издаёт визг, будто ему на хвост наступили.

Рывок вперёд – и я вцепляюсь в мужика, бью со всей силы кулаком, коленом в пах, душу его тьмой и…

…падаю навзничь от неожиданности, потому что враг исчезает из рук. И теперь не появляется нигде.

Кручу головой во все стороны, прыгаю к ближайшему дереву, прижимаюсь спиной. Кот повторяет мои действия.

Врага нет.

– Покажись! – требую я.

– А ты наглый… – хмыкает это лесное чудо откуда-то сверху.

Он сидит на ветке надо мной. На тонкой ветке, которая и пацана-то не выдержит, не то что здоровенного мужика.

Мой кошак пружинит тело, но я хватаю его за загривок, удерживая от прыжка.

«Крайт – ловить!» – звучит в голове.

«Нет».

Шипит, недовольный, но остаётся на месте.

– Твой, что ли, химеринг? – спрашивает незнакомец. Прыгает с ветки, мягко приземляется прямо передо мной.

Тьма внутри меня вибрирует, требуя напасть. Но я спокойно отвечаю:

– Мой.

– Так ведь сдохнет он поутру. Как солнце встанет – так и сдохнет, если в нору какую не забьётся. Или ты тут и вышел, чтоб нору ему найти? – неожиданно мирно говорит мужик. И шикает на МОЕГО кота: – А ну цыть! А то яйца вокруг хвоста обмотаю!

– Сначала я твои вокруг дерева, – сообщаю не менее мирно, продолжая удерживать Крайта.

– А осилишь? – хмыкает мужик.

Ну, план-то у меня уже есть. Только стоит ли его воплощать? Если бы этот человек действительно хотел убить химеринга – или меня – он бы уже это сделал. По крайней мере попытался бы. В мобильности мы оба ему уступаем. Но он же явно просто развлекается. А заодно…

…проверяет, чего стоит мой договор с разломной тварью.

Человек… Человек ли передо мной? Источника нет, а вот магия в нём явно есть. А значит… нечисть, что ли?

– Ты кто такой вообще, малой? Вот не думал я, что есть в этом мире мной непознанное…

– А ты кто такой?

– Наглый – сил нет, – задумчиво кивает сам себе незнакомец. – Ладно… Хозяин я местный. Не узнал, что ли?

– А должен?

«Местный хозяин» сплёвывает себе под ноги.

– Докатились, мать вашу… Мало что слабеете с каждым поколением, так ещё и дальше носа смотреть разучились. Маги!.. Леший я! А тебе поклониться бы мне в ноги да милости попросить, сопляк. Или кровушка одарённая мешает, мм? Так я её быстро в обычную превращу. Как вон под дерево вся вытечет – так и пофиг будет, голубая она там у тебя или зелёная. Земля – она всё равняет.

Леший, значит. Тогда это действительно хозяин леса. Высшая нечисть.

«Ник! Пор-рвать его?» – возмущённо транслирует мне химеринг.

«Нет».

С С высшей нечистью шутить не стоит. В моём мире уж точно. Магия у них сильная и толком никем не изученная. Но дело даже не в том. Это его территория. Я здесь гость.

А законы гостеприимства одинаковы во всех мирах. Причём с обеих сторон.

– Я на тебя не нападал, дедуль.

– Тамбовский волк тебе дедуля! – снова сплёвывает леший. На вид ему от силы лет сорок. – Ну, не нападал. Факт. А вот из разлома вышел. Живой-здоровый. И тварь с собой вывел.

– Это мой питомец.

«С-стая!» – недовольно поправляет химеринг, и я треплю его за ухом. Стая, стая.

– А в разлом я не по своей воле попал. А там… повезло. Дедуль, – добавляю я. Надо ж быть вежливым. А что до тамбовских волков – ну… кто знает, может, и затесались какие в роду Каменских. В этом мире оборотней мало, но ведь есть.

Леший кривится.

– Семён Феоктистович я. Повезло, говоришь? Так у тебя эфир тёмный, парень. Конечно, повезёт, чего уж там. Правда, странный какой-то эфир… Ты из какого рода? Вас таких мало… Дербенёв, что ли?

– Каменский, – говорю я, переваривая неожиданную новость. То есть в этом мире существуют источники с тёмным эфиром?

Как там сказала Зефирка: «В твоём мире почти нет нужного эфира, чтобы поддерживать мой облик».

Когда я попал в тело Никиты Каменского – его каналы были забиты тьмой Карха. Она попросту выжила эфир мальчишки. Я толком и не видел его из-за тьмы. И не сомневался, что эфир был светлым – как у всех в этом мире. Но если не у всех… Если эфир Никиты был тёмным… То тьма ничего не выживала. Она попала туда, где ей комфортно. Наверняка я потому и прилетел именно в это тело. По воле божков мне следовало попасть в какого-нибудь сопливого калеку из нищей семьи – но сворованная мной тьма Карха рассудила иначе.

А раз так, значит родовой источник Каменских – источник тёмного эфира. Которых в этом мире, по утверждению Зефирки, «почти нет». Ключевое слово – почти.

– Ах, Каменский… – с непонятной интонацией тянет леший.

– Феоктист Семёнович…

– Семён Феоктистович! – рыкает леший.

– Да, дедуль. Тьфу ты, Семён Феоктистович! – поправляюсь я. – Мы с питомцем очень вам благодарны за гостеприимство, – хмыкаю. – Но нам бы теперь из леса выйти, если вы не против.

– Рассвет скоро, – хмыкает леший.

Да. Это проблема. Химеринг не выносит солнечного света, и как решить эту проблему – я пока не представляю.

– Могу помочь, – продолжает он.

Неожиданно. Хотя нет, вполне себе ожиданно. Может, я лешему и любопытен, но дело явно не только в этом. Что-то ему нужно от парня, который выжил в разломе да вдобавок вывел оттуда химеринга для личного пользования.

– Есть один метод. Хотя лучше бы твою тварь прикончить.

В мозг тут же прорывается картинка от взбешённого кошака: леший, у которого, по мнению Крайта, есть хвост, примотан этим самым хвостом к дереву, а рядом, с предвкушением облизываясь, сидит кошак.

«Ты же мясо не жрёшь», – напоминаю ему.

«Мяс-со – гадос-с-ть. Он – не мяс-со», – отвечает Крайт.

«Не мясо? А что?»

«Вкус-сно».

То ли леший тоже ловит картинку, то ли впечатляется вспыхнувшими зрачками химеринга, но опять ржёт на весь лес.

– Ладно уж. Чем бы маг ни тешился, лишь бы дерьмом не вонял! Значит, слушай, Каменский. Никита, да? Я твою тварь в приличный вид приведу. Сможет на свету жить и народ не пугать. А ты мне за это навку мою освободишь. Из рук злодейских. Похитили её.

Навку, значит…

Навка – это лесной дух. Людей она не любит, может и порчу наслать, и мертвяка привязать к дому, и мороками не брезгует. Но просто так не пакостит, не охотится за людьми без причины. Лес от них охраняет – это да. Сильная нечисть, но есть у неё слабое место: одежду человеческую любит. На шмотки любую навку приманить можно, ума у них не много.