Крестовский не стал нажимать на кнопку звонка – просто толкнул незапертую дверь и пропустил Яну в просторный светлый холл. Она была здесь не в первый раз и даже не в десятый. За эти месяцы Сергей приглашал ее не просто приезжать на выходные – он всерьез предлагал переехать к ним жить. Правда, на вопрос Яны, как он собирается объяснить это Лене, их общий дядя не нашел что ответить. Просто потому, что не было в нем никакого двойного дна и он совершенно не умел продумывать хитроумные планы. Чем ближе они общались, тем сильнее Яна удивлялась тому, что могла всерьез подозревать его в разворовывании денег компании и в желании угробить родных племянников. Впрочем, как выяснилось, всем этим занималась Янина мама, а вот ее она в подобном заподозрить точно не могла. Да что там заподозрить? Даже когда факты уже буквально кричали о причастности ее мамы к странным стечениям обстоятельств, которые едва не обернулись гибелью Димы, Яна ведь продолжала считать, что маму кто-то заставляет, что есть какая-то причина, по которой она это делает. Самое смешное, что в глубине души она до сих пор так считала. И даже однажды сказала об этом Роману.

Тот в свойственной только ему манере внимательно на нее посмотрел, а потом неловко похлопал по плечу и произнес:

– Чувствую, что должен сейчас соврать, чтобы тебя поддержать, но, блин, Ян, прости: я правда не думаю, что за Полину Викторовну может решать кто-то другой. Она слишком… Не знаю, как объяснить… Мы мало общались, но она показалась мне человеком, который точно знает, что делает.

Яна тогда лишь кивнула в ответ. Нашла у кого попросить поддержки! У Крестовского, который однажды на какую-то Димину довольно едкую шутку насчет рыжих сначала прыснул, а потом сконфуженно произнес: «Ян, ты не очень рыжая, ну то есть… Блин».

Роман правда нравился Яне своей честностью, но иногда хотелось, чтобы кто-то помог ей спрятаться от реальности, а не вытягивал на свет из безопасных иллюзий.

– Добрый день! – громко сказал Роман в пустоту дома: встречать их по-прежнему никто не вышел.

Яна в знак солидарности тоже громко поздоровалась.

– И незачем так орать, – раздалось из кухни. – Я и в первый раз прекрасно слышал.

Вышедший в холл Дима сжимал стакан с соком.

– Заходите уже! Чё вы там жметесь, как неродные.

Яна улыбнулась про себя и Диминой хмурой физиономии, и тому, что Роман помог ей снять куртку.

– Сергей, у нас гости! – заорал Дима так, что Яна едва не оглохла. – Если хотите кофе или чай, сами.

Он указал пальцем себе за плечо.

– Само гостеприимство, а не… Дима, – заметила Яна, в последний момент заменив именем слово «брат».

Оно едва не вырвалось само собой. И за это она себя тоже ругала не в первый раз. Лена не знала об их родстве, да и Дима не давал поводов думать, что будет рад подобным напоминаниям.

Роман отправился на кухню, и в это время на верху лестницы появилась Лена собственной персоной. Каждый раз при виде ее Яна испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она пыталась убедить себя в том, что именно ради этой девочки она и пошла однажды против мамы, что это ее сестра, что ей всего пятнадцать и она очень одинока и несчастна. С другой – Лена Яне… не нравилась. Как человек взрослый, она пыталась найти причину в себе: думала про дочернюю ревность, которая была ее спутницей большую часть жизни и умело подкреплялась постоянными напоминаниями мамы о том, что у Волкова есть семья и дети, которые едят с золота и не знают ни в чем отказа. Яне было плевать на золото, но вот то, что ее папа дарит куклы другой девочке, сажает ее к себе на колени, слушает ее рассказы, не причиняло боль, нет, – в детстве Яна не мыслила такими категориями, – но вызывало зависть.

Сейчас дело было уже, кажется, не в зависти: Лена не нравилась Яне как человек. Если бы у Яны и были подруги, такая, как Лена, никогда не вошла бы в их число. Потому что она была маленькой эгоисткой, которая упорно не замечала того, как сильно ее любят брат и дядя и как много они для нее делают, зачастую переступая через себя.

Яна невольно усмехнулась. Видимо, все-таки дело было в ревности. Ей хотелось, чтобы они так же любили ее, но соревноваться с пятнадцатилетней девочкой было глупо.

– Привет. – Лена легко сбежала по лестнице и, едва удостоив Яну взглядом, направилась на кухню.

Рома Крестовский был центром притяжения вселенной Лены Волковой.

Сергей как-то обмолвился, что раньше было хуже, и Яне стало искренне жаль Ромку, потому что, по ее мнению, понятие «хуже» было чем-то, в чем вообще не выживают.

Когда Яна вошла в просторную кухню-столовую, Лена уже колдовала над кофеваркой, а Рома подпирал подоконник. На его скуле красовался отпечаток светлой губной помады.

– Яна, тебе сделать кофе? – Лена бросила на нее взгляд через плечо.

Она искренне считала, что Яна – Димина девушка, хотя, как она себе объясняла их отстраненность друг с другом, было непонятно. Впрочем, влюбленные девочки, вероятно, живут в какой-то своей реальности.

– Да, капучино, если можно.

– Дим?

– У меня сок. – Дима продемонстрировал сестре стакан, который сжимал в руке, и отодвинул для Яны стул.

Пришлось садиться. Сам он плюхнулся рядом и уставился на Рому, который наморщил лоб и поджал губы, всем своим видом демонстрируя неловкость. Тишину в кухне нарушало только жужжание кофемашины.

– А Сергей дома? – наконец подала голос Яна, чтобы хоть как-то снять напряжение.

Словно в ответ на ее мысли от двери раздался привычно бодрый голос дяди:

– О, как вас много. Привет!

Проходя мимо Яны, он потрепал ее по плечу, затем протянул руку Роману. Для рукопожатия тому пришлось отлепиться от подоконника.

– Кофе будешь? – спросила Лена.

Сергей отрицательно качнул головой, и Лена, передав Яне чашку с капучино, устроилась на подоконнике рядом с тем местом, где до этого стоял Роман. Тот словно невзначай подошел к столу и сел напротив Димы. Танцы с бубнами, которые начинались в доме Волковых с появлением Крестовского-младшего, могли бы показаться увлекательными. Если ты любитель сериалов про подростков.

– Откуда вы такой дружной компанией? – Сергей, старательно делая вид, что не замечает неловкости, налил себе чаю и достал из холодильника упаковку с пирожными.

С исчезновением мамы в жизни Яны пирожные стали появляться, кажется, слишком часто, но отказаться она от этого пока не могла.

– Жизнь слишком коротка, Янкин, – однажды сказал ей Лев Константинович, когда она заикнулась при нем про диету.

И это не звучало призывом пуститься во все тяжкие. Босс сказал ровно то, что сказал. Мама ограничивала Яну почти во всем, но, оказывается, можно было жить иначе. Главное – научиться. Потому что жизнь действительно слишком коротка и никто не знает, как и когда она закончится. Алексей Волков был тому отличным примером.

– Мы устраивали гонки по городу, – отхлебнув сока, заявил Дима.

Лена с Сергеем заметно напряглись, а Роман закатил глаза.

– Учитывая, что за рулем была Яна, думаю, гоняли вы со скоростью двадцать километров в час.

– Обижаешь, – хмыкнул Дима. – Сорок. А иногда даже разгонялись до сорока пяти. Только перестраивались от балды.

Яна покачала головой и пояснила Сергею:

– Я решила начать водить.

– А права есть? – тут же осведомился он, и Яна невольно улыбнулась.

Она все никак не могла привыкнуть к тому, что о ней он тоже заботится.

– Ром, пойдем поговорим, – негромко сказала Лена, и все дружно перестали дышать.

Крестовский перестал дышать особенно выразительно. Однако из-за стола встал и даже прихватил с собой чашку расслабленным жестом.

Яна про себя вздохнула. Каждый раз, когда Сергей или Дима начинали проявлять интерес к Яне, Лена перетягивала внимание на себя. Если рядом был Роман, то она демонстративно звала его поговорить либо начинала что-то ему шептать. Все остальные темы тут же отходили на второй план, потому что, хоть Яна и не знала подробностей, невозможно было не заметить, как все напрягаются, стоит Лене оказаться слишком близко к Роману.

– Тут везде камеры, если что, так что ведите себя прилично, – заявил Димка, на что Крестовский что-то сказал ему на английском, а Лена звонко рассмеялась.

– Блин, – вырвалось у Романа уже по-русски.

Видимо, на то, что ругательство поймет Лена, он не рассчитывал.

– Что у них происходит? – не выдержала Яна.

– Излечение от большой несчастной любви, – медленно и торжественно произнес Сергей и сделал глоток чая.

– А что за намеки про камеры?

Сергей с Димой переглянулись, и Яна почувствовала неловкость. Зря она пытается играть в семью. Невозможно стать своей людям, для которых ты была чужой большую часть их жизни.

Дима вздохнул и взъерошил челку, а потом повернулся к Яне. Отчего-то она вспомнила, как первый раз ехала с ним на заднем сиденье машины Романа и он смотрел на нее вот так же: сердито, нагловато и растерянно. На его живой мимике невозможно было не залипать взглядом.

– Лялька много лет была влюблена в Ромку. Мы думали, что это несерьезно, но она… Короче, сложно ей, – сказал Дима наконец.

– Подождите. У нее же сейчас мальчик есть.

Взгляд Димы стал тяжелым.

– Да, она дружит с Гришей, – примирительно произнес Сергей, и Дима выразительно скривился. – Но Рома у нас – особая история.

– Но он же вроде как в отношениях.

– А кого это когда-нибудь останавливало? – раздраженно воскликнул Дима и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. И сказано это было так, будто он вообще не имел ни малейшего понятия о чести.

– Тебя, например. – Яна тоже сложила руки на груди.

Намекать на его симпатию к Маше, учитывая, что та теперь чуть ли не живет с Крестовским, было немного подло. Дима несколько секунд ее изучал и, когда она уже собиралась извиниться, фыркнул.

– Блин, а вот помилее сестры не нашлось? Только такие были? – язвительно поинтересовался он, повернувшись к Сергею.

Тот смерил Яну оценивающим взглядом, дожевал пирожное и произнес:

– Поменять хочешь? По гарантии?

На этот раз фыркнула Яна.

– Поменяешь тут, – буркнул Дима, вставая из-за стола. – Небось еще хуже подсунут. – С этими словами он вышел из кухни. – Крестовский, раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто целуется по углам, я не виноват.

– Придурок временами, – вполголоса произнес Сергей то, что не решилась сказать про недавно обретенного брата Яна. – Но он знает, что делает. Сейчас Лена разозлится, убежит, а у Ромы появится шанс отбиться от притязаний.

– Придурок! – раздался откуда-то из глубины дома Ленин голос.

– Ну я ж говорил. – Сергей флегматично откусил от второго пирожного.

– Как ты с ними выживаешь?

– Менять не буду. Вдруг еще хуже подсунут, – с набитым ртом ответил он, и Яна не могла не улыбнуться.

Она не знала, каким человеком был ее отец, но его брат был классным. Самым лучшим в мире.

Глава 4

И ты ищешь ответ на вопрос всех потерянных: «Кто ты?»

В субботу Юла проснулась только к обеду – дурацкая разница во времени.

Лежа в постели, она прислушивалась к давно позабытым звукам большого города. Москва жужжала, как растревоженный улей. В Сан-Диего было не так.

Переезжать в Америку Юла не собиралась, но у отца как раз заканчивалась очередная командировка, ему нужно было возвращаться во Флориду, поэтому он забрал Юлу с собой. Как чемодан. Просто приехал к ней в клинику неврозов с пакетом одежды, собранным бабушкой, и сообщил, что у них через четыре часа самолет. Если бы Юла была в другом состоянии, она бы, конечно, выяснила, на каких условиях забирает ее отец, что она там будет делать, но в тот момент мир опять рухнул в вязкое черное болото и у нее не было сил даже встать с постели.

Она смутно помнила прощание с бабулей, прямо там – в ВИП-палате клиники. Помнила, как бабуля протянула ее смартфон, а Юла оттолкнула его, потому что там ведь были фотки, переписки – все то, что больше не имело смысла, от чего становилось только хуже. Телефон почему-то оказался у нее в руках, а на экране светилось мамино фото. Юла не стала с ней говорить. Маме ведь и без нее было о ком заботиться. Она ведь даже не приехала.