Ночной альв недовольно заворчал, сменил позу, приподнялся, расправил руки и пробормотал что-то на чужом языке. Рагне видела, как под человеческой оболочкой, в которой он скрывался, светится его собственная белая кожа. Он начал медленно вращаться, и крысы, словно влекомые вихрем, поползли к нему по кругу, который всё больше сужался. Вот первые пересекли внешнюю линию рунического круга, затем следующие, вскоре они уже напирали на мастера, цеплялись за его ноги, взбирались по полам сюртука вверх. Цифер оказался по бёдра погружён в крысиную стаю. Наконец он принялся разбрасывать над тварями чёрную серу. Хотя голос его звучал как шелест, он заполнял весь хлев. Даже Рагне почувствовала, как он пробирается ей в уши, скребётся в мыслях и жаждет, чтобы его впустили. Наконец альв остановился. На миг воцарилась полная тишина. Затем он хлопнул в ладоши, и крысы с писком и свистом на сотни голосов устремились в ночь.

* * *

Айрин не спалось. Она заметила, что знатная гостья намерена тайно ускользнуть, и в одной ночной рубашке последовала за ней в хлев. Тут перед её взором предстало нечто невообразимое: слуга, встав посредине сарая, совершал странные движения, говорил на незнакомом языке, а тело его, казалось, светилось изнутри. Здесь же были крысы, которые, словно по приказу, бросились врассыпную. Айрин оцепенела, когда животные внезапно перепрыгнули через её босые ноги и исчезли во тьме.

– Ищете смерти, Дочь Ворона, – прозвучал рядом приветливый голос.

Айрин обернулась. Возле неё стояла Рагне фон Биал, на вид совершенно спокойная. Но в слабом свете луны казалось, что тёмные глаза чужестранки сверкают от гнева.

– Я лишь… я думала… я просто хотела… Постойте-ка! Не мне надо оправдываться, вы должны объяснить…

– Чш-ш-ш, – прошелестела чужестранка, успокаивающе кладя руку на плечо Айрин. – Нет причин для волнения.

В тусклом свете на рукаве Айрин что-то заискрилось – кажется, паутинка?

– Но…

– Никаких «но», всё так, как и должно быть. А вам следует отыскать вашу названую мать и спросить о той ночи, когда вас нашли. Мне кажется, ей есть что вам рассказать.

Айрин отдёрнула руку. Почему паутинка приклеилась к перчатке чужеземки, а теперь и к её ночнушке?

– Я всем расскажу, чем вы здесь занимаетесь, – пригрозила Айрин.

– Не сомневаюсь, что ты попытаешься это сделать, но у тебя ничего не выйдет, – сказала чужеземка. Её голос внезапно прозвучал очень внушительно. – Нет, долгое время ты не сможешь никому ничего рассказать. И даже потом, когда тебе это удастся, никто тебе не поверит. А теперь иди спать. Тебе предстоят трудные дни.

Последние слова Рагне уже прошептала.

Паутинка осела на волосах Айрин, на её лице. Девушка с отвращением смахнула её, кивнула и, дрожа от холода, вернулась в свою комнату. Она принялась трясти Барена, пока тот не уставился на неё заспанным взглядом. Она собралась было рассказать, что видела, та картина была прямо здесь, в её голове, но какая-то нечёткая, почти как во сне. Ей не удалось даже приблизительно облечь её в слова, фразы вертелись на языке, но Айрин не могла их произнести.

– Крысы, – наконец выговорила она.

– И завтра они будут здесь, – пробормотал Барен, отвернулся и заснул.

Айрин не находила себе места. Нужно что-то сделать! Но что? И – почему? Потому что ей приснилась чужестранка? Это же был сон, да?

* * *

Рагне смотрела вслед девчонке, когда рядом с ней возник Цифер, ведя за собой осёдланных лошадей.

– Почему мне нельзя убить её? Она же может нас выдать!

– Она попытается это сделать, но на этот раз я направила колдовство прямо на неё. Когда девчонка освободится от чар, нас уже и след простынет, а твои друзья завершат дело. Отличная работа. Ты воистину принц крыс, мой друг!

– И мне нечего им дать, кроме смерти, – мрачно пробормотал Цифер.

Рагне провела рукой по чёрным защитным знакам на боках лошади, когда садилась в седло. Они защитят её от проклятья, которое Цифер наложил на деревню.

Они пришпорили коней и погнали их в холодную ночь, и уже скоро спящий Хальмат остался далеко позади.

Колдовская чума

На следующее утро Айрин встала с трудом.

– Я, конечно, уже привыкла, что твоего брата приходится будить трижды, но чтобы тебя! – ругалась Грит. – Поднимайся же! Полы надраить, залы проветрить, работа сама собой не сделается. Да что с тобой стряслось, Айрин Дочь Ворона? Неужто заболела?

– Нет, нет, всё хорошо…

Айрин зевнула. Она не могла по-настоящему проснуться и всё ещё находилась под гнётом странного сна. Ей снились крысы, пауки и тёмные фигуры в хлеву, но едва она пыталась в точности вспомнить кошмар, как видения тут же улетучивались.

– А как чужестранка? Она ещё здесь?

– Нет, уехала, прямо посреди ночи. Но оставила немаленькую сумму серебром и ещё написала несколько строк, которые я, правда, не могу прочитать. Придётся подождать, пока дядюшка проснётся, тогда узнаем, что там написано.

Айрин выскочила из постели.

– Наконец-то действительно хорошая новость!

Грит сморщила нос:

– Что эта госпожа тебе сделала? У нас испокон веков не было такой щедрой гостьи. Ты же не ревнуешь к ней?

Айрин собралась было возразить, но промолчала. Очевидно, никто, кроме неё, не увидел в чужестранке опасности и никто, кроме неё, не мог знать, что она руками Барена натворила. Айрин оставалось лишь радоваться новости, что Рагне фон Биал покинула «Голубой дракон» и Хальмат. А ещё Айрин чувствовала, что она непременно должна поговорить об этой странной гостье с Нуррой.

Навестить крёстную ей удалось только ближе к обеду. Хотя был черёд Барена относить похлёбку, которую повар Лель каждый день оставлял для старухи, Айрин отправилась сама.

– Куда же делся твой брат? – проворчала старуха.

– У него сегодня много дел, – объяснила Айрин.

– Надеюсь, он помнит, что собирался наколоть мне дров. А ты садись-ка к печи да обогрейся, пока есть жар.

– Но, крёстная, я ведь тоже могу наколоть тебе дров.

– Не сомневаюсь, но нам обеим есть о чём поговорить.

Нурра поставила горшок на плиту и долго не отводила взгляда от пахнущей горохом и салом похлёбки.

– О чём же? – поинтересовалась Айрин, но не получила ответа. Какое-то время тишину в хижине нарушало лишь бульканье похлёбки на плите. Айрин покашляла. – Странно, но и у меня такое чувство, что мы должны о чём-то поговорить, вот только не знаю о чём.

– Что? – Нурра очнулась от своих мыслей. – Ах, хватит и того, что я знаю. Однажды я поклялась хранить тайну. Именем Фронара и Умоны принесла клятву, но вчера нарушила её.

– Что за тайна, крёстная?

Нурра пристально посмотрела на неё:

– А то, что я нарушила священную клятву, тебя, по-видимому, не тревожит? Теперь неизвестно, найду ли я когда-нибудь дорогу из царства мёртвых к пиршественному столу богов. – Её взгляд смягчился и стал печальным. – Речь идёт о тебе и твоём брате и о той ночи, когда вас оставили на пороге нашего трактира.

– Ты всегда говорила, что нас просто подбросили… – медленно произнесла Айрин. Она чувствовала, как что-то предостерегающе колотится у неё в груди. Сердце билось всё быстрее. – Если это касается нас двоих, мне нужно привести сюда Барена.

– Нет, не надо. С тобой говорить уже тяжело, а от простодушного взгляда твоего брата я и слова не смогу вымолвить. Мне стыдно, что все эти годы я обманывала вас.

Она взяла деревянную ложку и тщательно перемешала похлёбку.

Айрин уставила на ложку. Нурра никогда не была особенно пылкой названой матерью, и всё же она была доброжелательна и всегда честна, несмотря на свою ворчливую натуру. О каком обмане она говорит?

– Меня прощает лишь то, что я очень смутно помню ту ночь. Вас не подкинули. Кто-то передал вас, двух маленьких крикунов, мне и дядюшке. И дал ещё кучу денег и письмо. Мы с дядюшкой должны были поклясться, что никогда не расскажем о той ночи. Как и требовалось, мы всегда утверждали, что нашли вас на пороге трактира. Видят боги, я так часто твердила это, что в конце концов поверила сама. И только вчера с появлением здесь этой странной госпожи я снова вспомнила, что это была женщина. Она много плакала и потребовала от нас принести клятву, но её лица или даже имени я не помню.

Айрин, раскрыв рот, во все глаза глядела на Нурру. Она никак не могла взять в толк, о чём говорит старуха, и вместо этого спросила:

– Рагне фон Биал была у тебя?

– Она, казалось, не на шутку заинтересовалась вами и как-то уговорила меня выболтать старую тайну. Нарушенную клятву не восстановить, и раз уж я рассказала ей всё, что знаю, пора поведать тайну и тебе.

– Ты говорила ей что-то о куче денег и… письме?

– Да, надеюсь, Гренер Стаак ещё хранит его, чего вряд ли скажешь о деньгах. Он наверняка давно уже их просадил.

– А письмо?

– На нём были написаны ваши имена, Гренер прочёл их мне. Ниже был отмечен день, когда мы должны передать письмо вам. Помню, тогда я ещё подсчитала, как ужасно далёк этот день… Тогда я впервые держала вас на руках, а вы глядели на меня своими большими глазами. Теперь, когда я больше не могу убеждать себя, что забыла условленный день, я должна сознаться, что он был в прошлом году, в ваш шестнадцатый день рождения. В тот день Гренер Стаак был здесь. Он запретил мне когда-либо говорить с вами об этом.

Нурра на миг умолкла. В хижине пахло горелым. Похлёбка…

– Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Айрин видела в глазах Нурры страх. Девушка сидела, открывала рот, но не могла произнести ни слова. На неё враз обрушилось столько всего. Их не подбросили, а отдали, и есть письмо, в котором наверняка написано, откуда они. Её названая мать скрыла это от неё… из страха перед дядюшкой? Нет, его она никогда не боялась. Тогда почему? Не говоря ни слова, Айрин вышла из хижины. Нурра не пыталась её удержать.

Айрин прошла через деревню. У кузницы её окликнул мастер Рамольд. Она не услышала. Хальмат остался у неё за спиной, когда она взобралась на курган. Потрёпанная ветром сосна пустила там корни. Айрин села под деревом, оперлась на искривлённый ствол и уставилась невидящим взглядом на Серогорье. В её мыслях и чувствах царила полная неразбериха. Айрин ощущала жгучий гнев, но было что-то ещё – холод, сидящий камнем в груди и мешающий двигаться. Даже дышать было трудно.

Дядюшка взял за них деньги, а теперь заставляет отрабатывать мнимые долги, платя жалкие гроши? И что было в том письме, которое от них утаила крёстная? Дядюшка тоже скрыл, но, разумеется, у него были на то причины. Он обокрал и обманул их. Всё в ней требовало пойти к нему, призвать к ответу и потребовать отдать деньги и письмо – но она продолжала сидеть. Гренер Стаак был не из тех, кто легко во всём сознается. И если сейчас она в страшной ярости потребует от него ответа, он не только будет всё отрицать, нет, он ещё, может, уничтожит письмо – доказательство против него. Или он уже давно это сделал? Айрин обняла колени. Что ей сказать брату? Она долго сидела под сосной и совсем не заметила, что замёрзла.

– Что с тобой? – спросил знакомый голос.

За спиной стоял Барен и, скрестив руки, внимательно наблюдал за ней. Северный ветер гнал одинокие снежинки по вечнозелёному холму.

– Ничего, – ответила Айрин.

– Ну, это «ничего» принесёт тебе кучу неприятностей. Дядюшка уже три раза спрашивал о тебе, и вовсе не потому, что беспокоится. Наверняка сегодня он тебе ничего не заплатит.

– Он ничего… – начала было Айрин, но замолчала.

– Сестра, скажи, что с тобой? Ты вся дрожишь, – сказал Барен, снял плащ и накинул ей на плечи. – Что-то случилось?

Она посмотрела на брата и помотала головой. Барен был само спокойствие, но если его разгневать, мог натворить глупостей. Айрин решила сперва выяснить, что было в том письме.