– Если собираетесь работать в Хитрой Конторе, надо и жить при ней. Уложите чемодан, а я часа в три за вами заеду. Поживете на финке, пока мы не выловим всех шпионов или не надоедим друг другу. – Он кивнул послу и ушел.

6

Выйдя из посольства, я пошел к отелю «Амбос Мундос» кружным путем. Купил газету в табачной лавочке, направился к гавани, повернул на Обиспо. За мной кто-то шел.

В девяти кварталах от отеля я увидел черный «линкольн», подъехавший к тротуару. Хемингуэй, Джойс и Бриггс вышли из него и вошли в бар «Флоридита» – в одиннадцать утра, заметим себе. Посмотревшись в витрину, я убедился, что хвост не отстает, и снова повернул к гавани. Хвост, как положено, не приближался ко мне и на меня не смотрел, но ему было явно все равно, знаю я о нем или нет.

У Соборной площади я зашел в другой бар, «Бодегита дель Медио», и сел у открытого окна. Мой филер, прислонившись снаружи к подоконнику, развернул «Диарио де ла Марина». Я мог вдоволь любоваться его рыжим бритым затылком – линия загара проходила как раз над белым воротничком.

Подошел официант.

– Un mojito, por favor^[12], – сказал я.

Он отошел к бару, я раскрыл собственную газету на таблице американских боксерских матчей.

– Ну как? – спросил человек за окном.

– Порядок, – сказал я. – Хемингуэй везет меня к себе на финку, буду жить там.

Он кивнул и перевернул страницу. Панаму он надвинул так низко, что даже видимые мне подбородок и щеку скрывала тень, и курил кубинскую сигарету.

– Для контактов буду использовать явку, – сказал я. – Насчет расписания мы условились.

Дельгадо снова кивнул, бросил сигарету, свернул газету.

– Присматривай за этим писакой. Era un saco de mandarrias^[13], – сказал он, глядя в сторону, и ушел.

Официант принес мой мохито – рекомендованный Дельгадо ромовый коктейль с мятой и льдом. Вкус у него был как у лошадиной мочи, да и не люблю я пить до полудня. Era un saco de mandarrias. Крепкий орешек. Ладно, посмотрим.

Я оставил коктейль на столе и пошел в отель по Обиспо.

С Дельгадо я встретился вчера вечером. Прошел из отеля по старому городу, где многоэтажки чередовались с хибарами. Куры и голопузые детишки бегали в сорняках, пролезая сквозь дыры в заборах.

Узнав явку по описанию в инструкции, я нашарил под осевшим крыльцом ключ и вошел. Электричества нет, тьма кромешная, воняет плесенью и крысиным пометом. Дошел ощупью до стола в центре комнаты, нащупал на нем фонарь, засветил его своей зажигалкой. Свет, хотя и слабый, резал глаза после темноты.

Футах в четырех от меня, верхом на стуле, повернутом спинкой вперед, сидел человек. В руке он держал «смит-вессон-38» с длинным стволом, целя мне прямо в лицо.

Я поднял правую руку, показывая, что резких движений делать не буду, достал левой из кармана половинку долларовой банкноты и положил на стол.

Человек не моргнув глазом разжал кулак и положил свою половинку рядом с моей. Я, не опуская правую руку, сложил их. Они совпали.

– Просто удивительно, сколько тут можно купить на такие деньги, – сказал я.

– Хватит на подарки для всей семьи. – Человек спрятал револьвер в наплечную кобуру под белым пиджаком и представился как Дельгадо. Его не смущало, что имя это явно фальшивое, и он не извинился, что целил мне в голову.

– Лукас.

Даром слов он не тратил – говорил коротко, почти грубо. В отличие от многих агентов ФБР или СРС Дельгадо не любил говорить о себе и посторонних вещах. Назвал места запасной явки и тайников, предупредил, что гаванских фэбээровцев надо избегать как чумы, упомянул, что здесь много профашистов и сочувствующих Германии, но о немецкой шпионской сети не сказал почти ничего. Описал мне финку Хемингуэя, сказал, где найти телефоны-автоматы и по каким номерам звонить, предостерег от контактов с местной полицией.

Он говорил, а я смотрел на него. Не слышал, чтобы кого-то из агентов СРС звали Дельгадо. Серьезный, похоже, профессионал. Опасный.

Любопытно сравнить свои первые впечатления от разных людей. Эдгар Гувер смахивал на толстого вредного мальчишку в нарядном костюмчике, на злопамятного слюнтяя, усвоившего словарь и манеры крутого пацана. Хемингуэй показался мне сложным, харизматичным, могущим быть как интереснейшим собеседником, так и невыносимым занудой.

Дельгадо был опасен.

Плоское загорелое лицо, сломанный кривой нос, старые шрамы на скулах и левом ухе, тяжелые брови, тоже в рубцах, глядящие из-под них острые крысиные глазки. Интересней всего рот: чувственный, с юмористической складкой. Жестокий.

Когда он наконец встал, я увидел, что он примерно на дюйм выше меня, но ниже Хемингуэя, а жира у него и грамма не наберется – вон как висит на нем его белый костюм. Но руки мускулистые – я разглядел это, когда он клал на стол свою половинку доллара и убирал оружие в кобуру. Двигался он в целом совсем непохоже на Хемингуэя – берег энергию, как и слова. Мне представлялось, что он способен одним плавным движением сунуть нож тебе под ребра, вытереть его и спрятать в карман.

– Вопросы есть? – спросил он, уточнив время прихода на явку.

– Я знаю почти всех, кто здесь работает из СРС, – сказал я. – Ты новенький?

Он слегка улыбнулся.

– Еще вопросы?

– Я перед тобой отчитываюсь, а взамен что?

– Буду тебя охранять в Гаване и на финке. Ставлю три к одному, что он тебя туда пригласит.

– А еще?

– Мне приказано снабжать тебя любой информацией, которую ты потребуешь.

– Досье тоже?

– Само собой.

– Конфиденциальные в том числе?

– Да, если надо.

Я моргнул. Если Дельгадо может обеспечить мне секретные досье Гувера, вряд ли он подчиняется кому-то из ФБР или СРС здесь, на Кубе. Скорей всего, он получает приказы напрямую от Гувера и ему же докладывает.

– Что-нибудь еще, Лукас? – В его голосе слышался легкий сарказм и легкий акцент, который я никак не мог опознать – что-то с американского Запада.

– Можешь порекомендовать хороший ресторан или бар? – Мне хотелось выведать, знает Дельгадо Гавану или такой же новичок в городе, как и я.

– «Флоридиту» не рекомендую, хотя Хемингуэй с дружками ходит как раз туда. В «Бодегите дель Медио» делают коктейль под названием «мохито». Раньше назывался «дрейк» в честь Фрэнсиса Дрейка, теперь «мохито».

– И как он? – Я продолжал разговор, надеясь определить, что у него за акцент.

– Вроде лошадиной мочи, – сказал он и вышел в жаркую, заросшую сорняками ночь.

Хемингуэй сказал, что заедет за мной в три. Я думал, что приедет, скорее всего, шофер, и в три уже сидел в вестибюле с вещами, но ни писатель, ни шофер не показывались. Зато прибежал менеджер с листочком в руке. Из его стремительного испанского и частых поклонов я уловил, что стал куда более важным гостем, получив телефонограмму от самого сеньора Хемингуэя; какая трагедия, что в «Амбос Мундос» не знали, что я его друг, – они сделали бы мое пребывание в отеле еще более приятным.

Я поблагодарил его – он пятился от меня задом, как от королевской особы, – и прочел: «Думаю, вам не помешает местный колорит, Лукас. Езжайте на автобусе до Сан-Франциско-де-Паула и поднимайтесь на холм. Жду вас на финке. Э. Х.».

Когда я пошел к двери с сумкой и вещмешком, ко мне снова подскочил менеджер с двумя носильщиками. Не позволит ли сеньор Лукас донести его багаж до такси?

Но сеньору Лукасу требовался автобус, а не такси.

До деревни, близ которой жил Хемингуэй, около двенадцати миль, но ехал я больше часа. Обычная южноамериканская история: скрежещущий автобус с такой подвеской, что того гляди опрокинется; остановки через каждую сотню ярдов; орущие пассажиры, кудахчущие куры, по крайней мере одна хрюкающая свинья; храп, пердеж, смех; выхлопы автобуса и тысячи других транспортных средств, поступающие в открытые окна; людские грозди в открытых дверях и закидываемый на крышу багаж.

День был погожий, и я охотно насладился бы местным колоритом, если б не едущий за нами белый седан. Я по привычке сел сзади и посматривал в заднее окно, не поворачивая к нему головы; машину я заметил, как только мы отъехали от автовокзала. Белый «форд-38», внутри двое мужчин – грузный за рулем, худощавый в фетровой шляпе на пассажирском сиденье. Оба смотрели на автобус с наигранным безразличием. Такую слежку трудно вести незаметно, особенно при хаотичном гаванском движении, и они старались как могли: отставали, сворачивали в боковые улицы, когда мы останавливались, заговаривали с уличными торговцами на перекрестках – но следили, несомненно, за нами. Вернее, за мной. Из-за отсвечивающего ветрового стекла я не мог разглядеть их лица, но был уверен, что никто из них не Дельгадо. Кто же тогда?

ФБР, возможно. Я, согласно инструкции, не доложился старшему спецагенту Ледди и вообще ни с кем в Гаване не виделся, кроме посла и Дельгадо, но в местном офисе ФБР почти наверняка слышали, что в прожект Хемингуэя внедрили человека из СРС. Но зачем им за мной следить? Гувер должен был распорядиться, чтобы меня не трогали. Тогда немцы? Я так не думал. Дельгадо подтвердил, что они на Кубе плохо организованы, и вряд ли кто-то из пятой колонны мог так рано на меня выйти. Люди Дикого Билла Донована? Я не знал, сколько их на Кубе, но в Колумбии, Мексике и прочих знакомых мне регионах, где преобладала гегемония ФБР и СРС, они старались не пересекаться с Гувером. Что же остается? БСКБ Йена Флеминга? Гаванская или национальная полиция? Кубинская военная разведка?

Я усмехнулся про себя. Ситуация из легкого фарса переходила в откровенную буффонаду. Хемингуэй послал меня на автобус, чтобы показать, кто здесь главный. Мне еще повезет, если меня его бассейн не заставят чистить – если у него есть бассейн. И пока я удаляюсь от собственного профессионализма в вонючем, пыхтящем автобусе, целых два платных агента какой-то правительственной спецслужбы тащатся за мной по такой жаре.

Остановок так через двести мы выехали из города. Водитель прокричал что-то, я схватил свои вещи и слез. Две женщины и свинья, сошедшие со мной вместе, быстренько перешли шоссе, а я все стоял, дыша пылью и выхлопами уехавшего автобуса. Белой машины не было видно. Я стал подниматься в гору.

Можно было подумать, что я снова в Колумбии или Мексике. Те же запахи пива и стряпни из открытых окон, белье на веревках, старики на углах, те же улицы, поначалу мощеные, а ярдов через двадцать уже нет. С дерева соскочил мальчуган и помчался вперед, поднимая босыми пятками пыль. Один из тайных агентов Хемингуэя? Вполне возможно.

Сан-Франциско-де-Паула – совсем небольшая деревня. Скоро я оставил ее кривые улочки позади и пошел по единственной дороге, ведущей на холм. Там виднелись какие-то домики, но мальчуган пробежал между двумя столбами к дому побольше, и я повернул туда же.

Хемингуэй вышел мне навстречу в баскских сандалиях и мятых бермудах. За широким ремнем поверх утренней, сильно пропотевшей гуайяберы торчал пистолет 22-го калибра. В правой руке он держал стакан, левой потрепал мальчишку по голове.

– Muchas gracias, Santiago^[14].

Мальчик, посмотрев на него с обожанием, побежал назад.

– Добро пожаловать, Лукас. – Не предлагая взять мой багаж, хозяин повернулся и пошел по пыльной аллее к дому. – Как доехали?

– Местный колорит, – сказал я.

– Точно, – усмехнулся он. – Я сам иногда езжу на автобусе – помогает от зазнайства перед кубинцами.

Я посмотрел ему в глаза.

– Ладно, – засмеялся он. – В жизни на этой колымаге не ездил, но идея хорошая.

Мы подошли к парадной двери. Огромная сейба затеняла широкие ступени крыльца. На ее стволе росли орхидеи, корни выпирали сквозь плиты террасы. Дом рядом с деревом выглядел не слишком внушительно.

– Идемте. – Хемингуэй обошел дом сбоку. – Поселим вас в гостевых покоях, и я покажу, где тут что.