В ожидании мы беседовали. Бриггс и Джойс безоговорочно принимали легенду, согласно которой я был экспертом Госдепартамента по контрразведке, прикомандированным к СРС. Моя фамилия, вероятно, встречалась им в меморандумах из Колумбии или Мексики, где должность всегда указывается туманно. Разговор перешел на опаздывающего писателя: они с Бриггсом оба увлекались стрельбой по тарелочкам и по живым голубям, как в местном клубе, так и на болотах близ Сьенфуэгоса. Пока я, вызывая в уме карту Кубы, вспоминал, где находится Сьенфуэгос, Бриггс начал говорить об охоте на yaguasas^[8] в провинции Пинар-дель-Рио. Да, конечно: Сьенфуэгос – это залив, портовый город и провинция на южном побережье.

Я украдкой взглянул на часы: двенадцать минут одиннадцатого. Меня удивляло, как посол это терпит. Большинство известных мне послов отменили бы встречу, если бы тот, кому назначено, задержался хоть на минуту.

Но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался Эрнест Хемингуэй, покачиваясь на пятках, точно боксер на ринге. Голос его звучал очень громко по сравнению с нашими приглушенными.

– Спруилл, извините меня, бога ради. В клятом «линкольне» бензин кончился, пришлось пилить черт знает куда, за университет, чтоб открытую заправку найти. Боб, Эллис, прошу прощения. – Он пожал руку послу, стиснул ладонь Джойса сразу двумя руками, хлопнул по спине Бриггса и вопросительно, с улыбкой, посмотрел на меня.

– Знакомьтесь, Эрнест, это Джо Лукас. Госдепартамент прислал его в помощь вашей криминальной лавочке.

– Очень приятно, Джо. – Руку он жал крепко, но не сдавливал, улыбался непритворно, однако я уловил и легкую настороженность: что ты, мол, за фрукт в самом деле?

Брейден жестом пригласил всех сесть снова, но Хемингуэя я успел рассмотреть. Рост шесть футов, если не выше, вес примерно 195 фунтов, но большая его часть приходится на верхнюю половину тела. Мы все в костюмах, а он в порядком запачканных чино, старых мокасинах и легкой рубашке навыпуск, гуайябере по-местному. Широкие плечи – из-за них он и кажется таким мощным, – длинные мускулистые руки. Левая немного искривлена в локте, на том месте зубчатый шрам. Выпуклая грудь, намек на брюшко, но бедра узкие – это видно, несмотря на просторную рубашку и брюки. Всё ушло в торс.

Мы сели, и я продолжил осмотр. Прямые темно-каштановые, почти черные волосы, аккуратно подстриженные усы. Седина нигде не проглядывает. Глаза карие. На Карибах он загорел дочерна, но краснота от солнечных ожогов и крепких напитков все же проглядывает. В уголках глаз мелкие морщинки-смешинки. Приоткрытые в улыбке зубы белые, на щеках ямочки. Подбородок четкий, ничуть не тронутый возрастом. Определенно нравится дамам, когда хочет того.

Я, как всегда, оценил его как воображаемого противника в драке. Стойка у него, я заметил, боксерская, даже когда он спокоен. И головой он вертит туда-сюда – и когда сам говорит, и когда слушает. Создается впечатление, что слушает он очень внимательно. Пока они с Брейденом обменивались любезностями, я заметил, что акцент у него, несмотря на долгие годы в Европе и Канаде, так и остался среднезападным, как у истинного чикагца. И есть легкий дефект речи: «л» и «р» немного похожи на «в».

Хемингуэй был выше, тяжелее и мускулистей меня, но намек на брюшко под гуайяберой показывал, что бойцовскую форму он поддерживает не слишком старательно. Старая, по-видимому, рана на левой руке ослабит его джеб и позволит противнику обойти его слева. Я помнил, что на Первую мировую его не взяли из-за слабого зрения. Предпочитает, скорей всего, ближний бой, несмотря на длинные руки: тузит противника и стремится отправить его в нокаут, пока не выдохся сам. Его надо держать в движении, заходить слева, мельтешить у него перед глазами, не давать ему подойти – а когда он устанет, подойти самому и врезать ему по пузу и ребрам…

Я выбросил эти мысли из головы. Джойс и Бриггс смеялись над шуткой Хемингуэя: у посольских, мол, просто мания проигрывать деньги на джай-алай. Он прямо-таки излучал юмор и чувство благополучия. Никакие досье и фотографии не могли передать, каков он вживую – он принадлежал к тем редким людям, которые доминируют в любом помещении, куда входят.

– Хорошо, Эрнест, – сказал посол, когда все отсмеялись, – а теперь поговорим о криминальной лавочке.

– Я поменял название.

– Простите?

– Да. На Хитрую Контору. «Криминальная лавочка» слишком претенциозна.

– Хорошо, пусть будет Хитрая Контора, – улыбнулся Брейден. – Эллис и Боб изложили мне ваше предложение в общих чертах, но вы, может быть, хотите что-то добавить.

– Конечно. – Хемингуэй встал. Он все так же вертел головой, когда говорил, и делал плавные жесты. – Господин посол, этот остров, расположенный в девяноста милях от побережья США, заполоняется нацистской пятой колонной. Паспортный контроль на Кубе анекдотичен. Агенты ФБР малочисленны и у всех на виду, как гробовщики на уличном карнавале. Мы с Бобом полагаем, что в Гаване больше трех тысяч жителей сочувствует фалангистам, и многие из них занимают должности, позволяющие ввозить на Кубу немецких шпионов и помогать им внедриться. – Он стал расхаживать туда-сюда, не отрывая глаз от посла. – Черт возьми, Спруилл. Большинство испанских клубов на острове не скрывает своих антиамериканских настроений, а здешние газетенки при каждом удобном случае превозносят успехи Оси. Не читали еще сегодняшнюю?

– «Диарио де ла Марина»? Да, просмотрел. Редакция, похоже, не слишком сочувствует США.

– Редактор, он же владелец, будет плясать на улицах, если наци войдут в Нью-Йорк. – Хемингуэй выставил вперед мозолистую ладонь. – Это было бы еще не так страшно, если б Карибы не кишели волчьими стаями субмарин. Союзные танкеры тонут чуть ли не каждый день. Удочку на марлина нельзя закинуть, не задев рубку немецкой подлодки.

Посол потер щеку.

– И как же ваша криминальная лавочка… Хитрая Контора… намерена бороться с немецкими подлодками, Эрнест?

– Не хочу навязываться, но у меня, знаете ли, есть лодка. Дизельный катер тридцати восьми футов в длину, купленный в тридцать четвертом. Два винта, запасной мотор. И команда хорошая. Если появится какая-то информация насчет субмарин, могу сходить и проверить.

– Эрнест, – сказал Боб Джойс, – расскажите послу, как создавали в Испании подпольную сеть.

Хемингуэй скромно повел плечами. Насколько я знал из его досье, скромность здесь была только к месту.

– Рассказывать особенно не о чем, Спруилл. В Мадриде, в тридцать седьмом, я помог организовать частную разведоперацию. Около двадцати профессиональных разведчиков и вдвое больше гражданских источников. Собрали кой-какую полезную информацию. Любительщина, конечно, но в случае провала нас мигом бы расстреляли.

Говорил он теперь отрывисто, рублеными фразами. Может, он всегда так говорит, когда врет?

Брейден кивал, слушая его.

– А с кем вы будете работать здесь, Эрнест? Эллис упоминал о священнике.

– Дон Андрес Унцаин^[9], – усмехнулся Хемингуэй. – Мой близкий друг. Глядишь, епископом когда-нибудь станет. Был пулеметчиком у республиканцев. Пристрелить нациста для него не труднее, чем грехи ему отпустить. Может сделать то и другое, если успеет.

Я старался не показывать своих чувств, хотя Хемингуэй в этот момент повернулся ко мне спиной. Называть имена своих агентов или источников, когда тебя даже и не просят об этом, – тяжелейшая форма любительского идиотизма.

Брейдена это, похоже, позабавило и удовлетворило одновременно.

– Кто еще у вас есть?

Хемингуэй развел руками.

– На Кубе у меня десятки контактов, Спруилл. Сотни контактов. Официанты, проститутки, газетчики, пьяницы, джай-алаисты, рыбаки, то и дело видящие немецкие субмарины, испанские аристократы, рвущиеся отомстить ублюдкам, отправившим их в изгнание… все они готовы вступить в игру и дать прикурить нацистским крысам, которых прибивает к нашему берегу.

Посол сложил пальцы домиком.

– И во сколько это нам обойдется?

– Это будет бесплатно, – хмыкнул писатель. – Такой дешевой контрразведки у правительства США еще не бывало. Основные расходы я беру на себя. Да, нам могут понадобиться кое-какие мелочи… рации или оснащение для «Пилар», но все остальное будет делаться добровольно или оплачиваться мной.

Брейден поджал губы и побарабанил пальцами по столу. Хемингуэй наклонился к нему, упершись в его стол руками. Сильные волосатые руки – не так я представлял себе писателя-романиста.

– Господин посол, – тихо произнес он, – я верю в этот проект. Это вполне серьезно. Я не только готов платить за него – я отклонил предложение Голливуда писать сценарий для их дурацких серий «Марш времени» про Летающих Тигров^[10] в Бирме. Сто пятьдесят тысяч долларов за две недели работы, но я сказал «нет», потому что Хитрая Контора для меня намного важнее.

– Понимаю вас, Эрнест, – сказал посол нависшему над ним тяжеловесу. – Для меня это тоже важно. Мне нужно будет еще попросить разрешения у кубинского премьер-министра, но это просто формальность. С госдепом и ФБР я уже договорился.

Хемингуэй кивнул и вернулся на свое место.

– Отлично.

– При двух условиях. – Посол уставился в бумаги у себя на столе, точно условия были напечатаны где-то там.

– Я весь внимание. – Хемингуэй улыбнулся и сел поудобнее.

– Первое: вы будете регулярно докладывать мне. Можно коротко, но не реже раза в неделю. Боб и Эллис подберут безопасное место для встреч.

– В мой кабинет на четвертом этаже ведет отдельная лестница, – сказал Джойс. – Зайдете в угловой магазин, подниметесь, и никто не будет знать, что вы были в посольстве.

– Отлично, – сказал Хемингуэй. – Никаких проблем, господин посол.

– Второе: вы примете в свою организацию мистера Лукаса.

– Да? – Хемингуэй, продолжая улыбаться, вперил в меня тяжелый холодный взгляд. – Для чего это нужно?

– Джо – консультант госдепа по контрразведке и опытный полевой агент. Я знаю его по Колумбии, где он принес много пользы.

– Какая польза будет от него здесь, Спруилл? Кубу хорошо знаете, мистер Лукас?

– Нет, – сказал я.

– Раньше здесь не бывали?

– Нет.

– Habla usted español?

– Sí. Un poco.

– Un poco^[11], – с легким отвращением повторил он. – Есть у вас оружие, мистер Лукас?

– Нет.

– Стрелять умеете?

– В теории да.

– В теории. Но немецких шпионов, видимо, наперечет знаете.

Я пожал плечами – рабочее собеседование слишком уж затянулось. Посол, вероятно, тоже так думал.

– Это непременное условие, Эрнест, – сказал он. – Госдеп настаивает. Им нужен связной.

– Связной. – Хемингуэй просмаковал это слово, как неприличное французское выражение. – Перед кем же будете отчитываться вы, Джо, – можно вас так называть?

Я изобразил улыбку.

– Только перед вами – по крайней мере, до конца операции. Когда она закончится, напишу рапорт своему руководству.

– Табель свой им пошлете, – сказал он, больше не улыбаясь.

– Рапорт, – повторил я.

Хемингуэй потер нижнюю губу согнутым пальцем.

– И больше никому не будете докладывать, пока мы работаем вместе?

Я потряс головой.

– Значит, договорились, Эрнест, – сказал посол. – Будете информировать Боба и Эллиса – или непосредственно меня, если потребуют обстоятельства. А Джо будет вашим замом… впрочем, решайте сами, как лучше его использовать.

Хемингуэй встал, подошел ко мне.

– Покажите-ка руки, Джо.

Я вытянул руки. Он повернул их ладонями вверх.

– Вижу, вы не только рапорты печатаете. Это ведь от троса следы?

Я кивнул.

– Значит, в морском деле что-то смыслите?

– Кое-что.

– Хорошо, – сказал он послу. – Условия и новый матрос принимаются. Когда моя контора сможет открыться, Спруилл?

– Хоть завтра, Эрнест.

– А может, прямо сегодня? – широко улыбнулся он. – Боб, Эллис, с меня ланч и выпивка. Вы где остановились, Джо?

– В «Амбос Мундос».

– Я тоже в нем жил. Почти всю книжку там написал, чертовски хорошую. Но теперь вам придется оттуда съехать.

– Да?