Они происходили из семьи, обязанной своей репутацией скорее доброму имени отца, нежели признанию его заслуг. Мистер Уилкокс был врачом, не известным и модным, но знающим и преданным своему делу. В семье хватало средств послать девочек за границу «приобрести лоск» и оставалось еще немного, чтобы обеспечить их будущее, пусть и не самое блестящее, но мать их была честолюбива и больше всего хотелось ей выдать дочерей замуж удачнее, чем могла рассчитывать. Она вынудила мужа внести новшества в его врачебную практику, продать клинику в бедном районе города и открыть новую, дорогую, в одном из богатых кварталов. Сестры были в Париже, когда отец их умер. Новое несчастье обрушилось на них по возвращении: причиной смерти отца стало не одно лишь больное сердце, но и крушение надежд на успешную практику. Он не обладал льстивыми, угодливыми манерами, которые по нраву людям богатым. Мистер Уилкокс забросил постоянных своих пациентов ради более состоятельных, но в богатых домах начали шептаться, будто новый доктор разносит лихорадку, подхваченную в трущобах. Очень скоро его дорогие приемные опустели. Чтобы как-нибудь перебиться, пока не поправятся дела, он тратил сбережения и входил в долги. Иными словами, юные девицы по приезде домой обнаружили, что остались без отца и без денег.

Но бедность не проходит скоро. И постепенно приходит понимание, что сыр и свиная грудинка не появляются в кладовой сами собой, что туфли и платья, уже надоевшие своим хозяйкам, приходится носить, пока не придут в негодность. Трем элегантным молодым дамам открылась печальная истина: их юная прелесть, что когда-то заставляла сестер едва ли не завидовать друг другу, обречена на долгое одинокое и неприглядное увядание, ибо им недостает того бесценного дара, на котором расцветает любовь, – удачи.

В конце концов сознание, что вскоре они могут лишиться и крова над головой, побудило их начать зарабатывать на жизнь. По совету своего викария, мистера Сесила, они начали давать частные уроки. Скудное жалованье заставляло их отказывать себе во всем, и через пять лет такой жизни вечно поджатые губы их сделались тонкими, а туфли прохудились. Однажды мистер Сесил привел с собой в их дом своего нового приятеля, мистера Эллина и за незатейливым угощением этот джентльмен посоветовал сестрам открыть школу во Фьюша-Лодже. Плата за обучение покроет их расходы и позволит жить в скромном довольстве. Девочки приедут из других городов и не будут знать ни о расстроенных финансах своих воспитательниц, ни о постигшем их несчастье. Сестры, в чьих головах под буйными рыжими волосами скрывался расчетливый ум, ухватились за эту ничтожную возможность поправить свои дела. Мать их приняла известие без всякой радости, заявив, что не переживет перемены, тотчас почувствовала себя дурно и упала без чувств в объятия богатого доктора. К изумлению своих дочерей, в самом скором времени миссис Уилкокс превратилась в леди Хармон Ричардсон. Что же до трех измазанных мелом молодых женщин, она ясно дала им понять, что джентльмену, занимающему достойное положение в обществе, не пристало стеснять себя присутствием в доме старых дев. Им поистине повезло, заметила она, что у них нет брата, который наверняка продал бы дом, не спросив их согласия. С этими словами она удалилась и вскоре вместе с новым мужем переехала в Бат, где поселилась на Куинс-Крессент. Справившись со страхом и тревогой, сестры обнаружили, что унаследовали от матери честолюбие, и твердо решили добиться успеха: превратить школу в процветающее заведение. Пока школа не приносила прибыли: денег хватало только на еду и небольшой запас угля, – блиставшим когда-то живостью сестрам по-прежнему приходилось оживлять свои старые платья лентами, блестящими, как позументы на груди изнуренного в боях генерала.

И все же бедность больно жалит, и не только лицо, но и сердце, душу. И самый ядовитый ее укус часто побуждает тех, чей дом она навестила, презирать и других, кого постигло то же несчастье. Сестры Уилкокс отчасти исцелили раны, нанесенные их гордости, когда украсили свое обиталище хорошенькими юными девицами, подававшими большие надежды. Подчинить своему влиянию столь совершенных молодых дам едва ли не то же, что разделить их счастливую судьбу. При виде бледной изможденной нищей бродяжки, сидевшей перед ней на стуле, мисс Мейбл почудилось на миг, будто она взглянула в зеркало, которое с некоторых пор благоразумно прикрывала драпировкой. Но то было не зеркало, нет: ее зеркало увивали яркие ленты и украшали банты.

Мисс Уилкокс потрясла девочку за плечо, чтобы разбудить, но, должно быть, ей снился кошмар, и она, испуганно закрыв лицо руками, пробормотала:

– Нет, мама! – В следующее мгновение она проснулась окончательно, широко раскрыла глаза и удивленно выдохнула: – О, мисс Уилкокс, это вы…

– Тебе удалось одурачить мистера Эллина, но даже не пытайся проделать это со мной.

– Мистер Эллин был добр ко мне. – Матильда устало потерла глаза, горькое осознание действительности медленно возвращалось к ней. – Ко мне давно никто не был так добр.

– Неблагодарная девчонка! – Мисс Уилкокс едва сдержалась, чтобы не отвесить ребенку пощечину. – Никто не был к тебе добрее, чем я. Меня даже упрекнула в пристрастности куда более достойная особа, чем ты.

Матильда медленно кивнула, и движение это придало ей сходство с древней старухой.

– Вы притворялись, так же как и я.

– Значит, тебе все известно! – вскричала мисс Уилкокс с торжеством. – Я с самого начала это подозревала. А теперь ты все мне расскажешь, или тебе придется искать себе другую попечительницу. Вот когда пригодится твое своеволие. Матильда – твое настоящее имя?

– Нет, мэм. – Девочка нахмурилась, словно пыталась собраться с мыслями, потом вздохнула. – Это имя мне как будто знакомо, но оно не мое.

– Я хочу знать твое имя, полное имя, уж будь так добра. – На этот раз директриса выступила вперед, схватила девочку за плечи и встряхнула. Жертва не испугалась и не задрожала. Лицо ее оставалось безучастным. – Ты хоть понимаешь, что это в твоих же интересах? – Матильда равнодушно пожала плечами, и мисс Уилкокс отпустила ее. – Я еще тобой займусь. Можешь не сомневаться. – Однако пока она не представляла себе, что делать с девчонкой. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с таким упорством и безразличием. – Кто твой отец? Только не пытайся меня убедить, что это тот мошенник, который доставил тебя сюда.

– Нет, мэм. – Матильда заметила, что от гнева лицо наставницы приняло багровый оттенок, который никак не сочетался с цветом ее волос и банта. – Что же до имени моего отца, сказать по правде, мне оно неизвестно.

Для мисс Уилкокс это было уже чересчур, и она возмущенно воскликнула:

– Ты совсем стыд потеряла?

– Нет, – спокойно ответила юная особа. – Но стыжусь я лишь того, за что в ответе.

– Так ты, похоже, ничего не боишься?

– Больше не боюсь, – кивнула девочка. – С тех пор как поговорила с мистером Эллином.

– Он не сумеет тебе помочь.

– Я знаю, мэм, именно так ему и сказала.

Мисс Уилкокс начинала побаиваться эту девчонку, которая противостояла ей с твердостью стоика.

– Значит, ты упорно не желаешь подчиняться?

– А зачем, если происходящее уже не имеет значения? Мне больше нечего терять.

– Ну, это мы еще посмотрим, – произнесла с угрозой мисс Уилкокс. – Оставайся здесь и не сходи с места, я скоро вернусь.

Глава 6

Мейбл отправилась к сестрам. Три женщины, чьи пути и представления о жизни, возможно, разошлись бы под влиянием семьи, оставшись в девицах, напротив, сплотились, ибо их объединяла общая беда – финансовые трудности. Разочарование и страх связывают людей куда более крепкими узами, нежели приязнь или взаимный интерес. Им недоставало средств, чтобы поправить свои дела, хоть немного приукрасить унылое прозябание. Все говорило о том, что в старости, если ветер судьбы не переменится, горечь и зависть добавят немного гущи в жидкую сестринскую похлебку. Пока же они вместе противостояли враждебному миру и готовы были тотчас ополчиться на всякого, кто задел одну из них.

– Выпей чаю. – Тонкая, как стебелек, мисс Люси, полная любопытства, с веселой живостью захлопотала вокруг сестры. – Входи, погрейся у огня.

– Какие новости, сестрица? – спросила мисс Аделейд, уютно устроившись рядом с сестрой на диване. – Что рассказал тебе мистер Эллин о притворщице?

– Он хочет, чтобы мы держали ее у себя до конца рождественских каникул. – Мисс Мейбл из осторожности говорила по-французски, на случай если любопытные enfants ^[12] станут подслушивать. – Он снова уехал, пообещав разузнать о ее прошлом.

– Так он до сих пор ничего не выяснил? – резко осведомилась мисс Аделейд. – Он провел с ней полчаса.

– Мистер Эллин отказался рассказать. – Тонкие губы мисс Мейбл так сжались, что превратились в нитку. – Он обещал заплатить за ее содержание.

– Сколько? – уточнила практичная мисс Аделейд.

Говоря откровенно, спорить о шиллингах и пенсах не было надобности. Сестры хорошо знали мистера Эллина: он заплатит ровно столько, сколько они потратили, не больше и не меньше. Понимали они также, что выплаченная сумма способна многое изменить в их стесненном положении и убогое Рождество превратить в более-менее приличное, если бы не мысль, что ради праздничного обеда придется смириться с присутствием загадочной угрюмой особы, томившейся в холодной гостиной: это оскорбляло их чувство справедливости.

– Мистер Эллин слишком полагается на наше добросердечие, – произнесла мисс Люси.

– Да, в самом деле, – подхватила мисс Аделейд. – Что бы он ни собирался нам предложить, этого будет мало, чтобы покрыть издержки, ведь мы подвергаем себя угрозе, укрывая в своем доме неведомо кого. Не стоит забывать: мы по-прежнему ничего о ней не знаем.

– Ну, кое-что я все же знаю. – Мисс Мейбл достала наконец карту из широкого рукава. – После ухода мистера Эллина я поговорила с ней сама.

– И что же ты услышала?

– Она призналась в обмане и сказала, что никогда не знала своего отца. – Обе сестры мисс Мейбл отшатнулись и тотчас подались вперед, словно змеи под звуки свирели. – А кроме того, она нисколько этого не стыдится.

– Какой ужас! – Гневное шипение мисс Аделейд еще больше усилило ее сходство с рептилией. – Вы знаете, я никогда не обманывалась на ее счет. Волосы ее острижены куда короче, чем того требуют приличия.

– Да, вдобавок в ней вовсе нет детского простодушия. Она слишком дерзкая и взрослая для такой пигалицы. Подозреваю, что всему виной безнадзорное чтение.

– Ее нельзя подпускать к хорошим детям.

– Нам следует обратиться к властям, – заключила мисс Люси. – Посмотрим, как понравится мадемуазель провести Рождество в Болк-Хилле, что она тогда скажет. – Все три мисс Уилкокс с удовольствием вообразили избалованную юную особу одетой в лохмотья, в очереди за миской жидкой овсянки в работном доме, но тотчас эта благостная картина сменилась другой, где они сами сидели за праздничным столом с солониной и кувшином воды. – Но если ты уже обещала мистеру Эллину позаботиться о ней, что было весьма опрометчиво с твоей стороны, тогда, конечно, было бы бесчестно нарушить слово, – пошла на попятную мисс Люси.

– Он вынудил меня пообещать, – пожаловалась мисс Мейбл.

– И с этим придется примириться, – вздохнула мисс Люси.

Не первый год им приходилось со многим мириться и терпеть.

– Почему бы нам не извлечь выгоду из создавшегося положения, – вставила слово мисс Аделейд. – Давайте-ка все хорошенько обдумаем сообща: три головы выход непременно найдут.

Три рыжеволосых головы, сами по себе не лишенных приятности, являли собой зрелище довольно унылое, когда их занимали заботы о земных благах, но не станем их принижать! Достоинства сестер Уилкокс взращивались в суровой школе невзгод и лишений, а это лучшие из учителей, и ученицы их усерднее и сметливее всех других. Довольно скоро мисс Мейбл произнесла:

– Кто соберет вещи мисс Фицгиббон в сундук и отнесет его вниз, ко мне?