Вот наконец он подошел к дверям и позвонил. Его впустили в дом и проводили в малую гостиную, комнату уединенную и не такую просторную, как парадный зал. Мисс Уилкокс при виде гостя поднялась из-за письменного стола с надлежащим изяществом и любезным выражением лица, чтобы его приветствовать. Этим грациозным манерам и учтивому обхождению она научилась во Франции, ибо провела полгода в одной из парижских школ, где вместе с азами французского усвоила массу жестов и вежливых знаков расположения. Нет, мы определенно не вправе утверждать, что мистер Эллин не восхищен мисс Уилкокс, в этом нет ничего невозможного. Она, как и ее сестры, не лишена красоты, вдобавок все они умны и блистательны. Им нравится одеваться в ярко-синие платья, которые нередко украшает приколотый для контраста пунцовый бант; вообще они предпочитают сочные, радостные цвета: травянисто-зеленый, фиолетово-красный, темно-желтый; тихая гармония красок у них не в чести. Глядя на мисс Уилкокс в синем шерстяном платье, отделанном лентой цвета граната, многие решили бы, что это на редкость приятная женщина. У нее светлые рыжеватые волосы и хороший цвет лица, черты правильные, хотя нос немного заострен, а губы тонковаты. Мисс Уилкокс чрезвычайно деловита и практична: ни утонченность чувств, ни возвышенность мыслей вовсе ей не свойственны. Несмотря на крайнюю ограниченность, она, однако, представительна, степенна и вполне довольна собой. У нее холодные, бледные, слегка навыкате глаза с острыми узкими зрачками, которым не свойственно ни сужаться, ни расширяться, светлые ресницы и брови. Мисс Уилкокс чрезвычайно высоконравственная и благопристойная особа, но ни деликатность, ни скромность ей не присущи, ибо от природы она начисто лишена всякой чувствительности. Когда она говорит, голос ее не дрожит, лицо ничего не выражает, а в манере держаться нет и тени волнения. Ей незнакомы ни трепет, ни краска смущения.

– Чем могу служить, мисс Уилкокс? – Мистер Эллин подошел к письменному столу и опустился на стул возле него.

– Быть может, вы дадите мне совет или располагаете кое-какими сведениями. Я чувствую полнейшую растерянность, боюсь, дела совсем плохи.

– Но как? И отчего?

– Я бы все исправила, будь это возможно, – продолжила почтенная дама, – но не знаю, как подступиться! Подвиньтесь ближе к камину, мистер Эллин, день выдался холодный. – Они оба подсели ближе к огню, и мисс Уилкокс вновь заговорила: – Приближаются рождественские каникулы, вы ведь знаете?

Он кивнул.

– И вот примерно две недели назад я по обыкновению написала близким моих учениц: указала день окончания занятий и попросила уведомить меня письмом, если кого-то из девочек желательно оставить на время каникул в школе. Все охотно откликнулись на мою просьбу, кроме мистера Конуэя Фицгиббона, эсквайра, отца Матильды, как вам известно.

– Что? Неужели он не позволил ей поехать домой?

– Нет, просто не ответил. Прошло еще две недели, и все это время я каждый день ждала ответа, но письма все не было. Эта проволочка вызвала у меня досаду, и я решила написать еще раз, но сегодня мне доставили с утренней почтой что бы вы думали? Мое собственное письмо! Представляете? Почтовая контора вернула его мне с извещением, да еще с каким! Впрочем, прочтите сами.

Она протянула мистеру Эллину конверт, и тот извлек из него возвращенное послание и короткую записку – пару строк, торопливо нацарапанных чьей-то рукой на листке бумаги. В записке говорилось, что в графстве Мидленд нет поместья Мей-парк и о джентльмене по имени Конуэй Фицгиббон, эсквайр, в тех местах никогда не слышали.

Прочитав записку, мистер Эллин чуть прикрыл глаза:

– Я подумать не мог, что все так плохо.

– Что? Так вам все же приходило такое в голову? Вы подозревали, что дело здесь нечисто?

– Полно вам! Я толком не знаю, что думал или подозревал. Как странно, что поместья Мей-парк не существует! Роскошный дом, дубовые деревья, олени исчезли без следа. А с ними и сам Фицгиббон! Но ведь вы его видели, разве он не приезжал в собственном экипаже?

– В собственном экипаже! – эхом откликнулась мисс Уилкокс. – В великолепной карете, да и сам он человек почтенный. Вы не думаете, что здесь все же какая-то ошибка?

– Несомненно, вышла ошибка, но когда все разъяснится, едва ли Фицгиббон или Мей-парк появятся вновь. Может, мне наведаться в Мидленд и поискать?

– О! Вы окажете мне такую любезность, мистер Эллин! Я знала, что вы бесконечно добры. Самому все разузнать – что может быть лучше?

– Это сущая безделица. А между тем что вы намерены делать с этой девочкой, с мнимой наследницей, если она и впрямь мнимая? Вы измените свое отношение к ней, дадите понять, где ее место?

– Пожалуй, нет, – задумчиво ответила мисс Уилкокс. – Не теперь. Не хочу действовать в спешке, сперва следует навести справки. Если в конце концов выяснится, что положение девочки таково, как мы полагали вначале, лучше не предпринимать ничего, о чем впоследствии я могла бы пожалеть. Нет, я не изменю своего обращения с ней, покуда не получу от вас вестей.

– Хорошо. Как вам угодно, – ответил мистер Эллин с тем холодным равнодушием, что делало его в глазах мисс Уилкокс столь желанным советчиком.

В его сухом лаконизме она находила созвучие своей погруженности в заботы суетного мира. Если мистер Эллин не возражал ей, директриса полагала, что он уже достаточно высказался. Замечания, которые он так скупо отпускал, она не желала слушать.

Мистер Эллин решил, как выразился, «наведаться» в графство Мидленд. Поручение, казалось, пришлось ему по вкусу, ибо он отличался довольно необычными пристрастиями и для осуществления своих желаний прибегал к весьма своеобразным средствам. Тайные поиски ему нравились: как видно, было в нем что-то от сыщика-любителя. Он мог провести расследование, не привлекая к себе внимания. Бесстрастное лицо мистера Эллина никогда не выражало любопытства, но ничто не могло укрыться от его недремлющего ока.

Он пробыл в отъезде около недели, и на следующий день после возвращения, как всегда невозмутимый, появился у мисс Уилкокс, словно расстался с ней только накануне. Представ перед ней с непостижимо загадочным видом, который любил при случае напускать на себя, он прежде всего сказал, что ничего не добился.

Но сколь бы ни старался мистер Эллин изобразить таинственность, ему никогда не удавалось обескуражить мисс Уилкокс. Она не находила в нем ничего загадочного. Некоторые побаивались мистера Эллина, поскольку не понимали его, ей же в голову не приходило разгадывать его характер или размышлять над особенностями натуры. Если у нее и сложилось представление о нем, сводилось оно к тому, что это человек ленивый, но любезный, предупредительный, незлобивый и немногословный, что часто бывает удобно. Что же до того, ощущается ли в нем острый ум и глубина мысли или, напротив, скудоумие и ограниченность, замкнутый он или открытый, необыкновенный или заурядный, она не видела практической пользы в ответах на эти вопросы, а потому не задавалась ими.

– Почему же мистер Эллин ничего не добился? – осведомилась мисс Уилкокс.

– Главным образом потому, что ничего нельзя было сделать.

– Так значит, он не может сказать ничего нового?

– Почти ничего, одно только: на самом деле Конуэй Фицгиббон – подставное лицо, а Мей-парк просто выдумка. Ни в Мидленде, ни в одном другом графстве Англии нет такого человека. Предания не сохранили ни такого имени, ни места. Сам оракул, хранитель памяти о событиях былых времен, сверившись со своими записями, не нашел ответа.

– Но кто же тогда тот человек, что приходил сюда, и кто это дитя?

– А вот этого я вам сказать не могу. Собственная несостоятельность заставляет меня признаться, что я ничего не добился.

– И как же мне получить свои деньги?

– Этого я вам тоже не могу сказать.

– Но мне причитается плата за жилье и обучение, вдобавок нужно выплатить жалованье учителям, – не унималась мисс Уилкокс. – Какое бесстыдство! Ущерб слишком велик, я не могу себе такого позволить.

– Живи мы в добрые старые времена, что подошло бы нам как нельзя лучше, – ответил мистер Эллин, – вы бы просто отослали мисс Матильду в Виргинию на плантации, продали бы по сходной цене и возместили затраты.

– Матильда, как же! Да еще Фицгиббон! Маленькая лгунья! Хотела бы я знать ее настоящее имя.

– Бетти Ходж? Полл Смит? Ханна Джоунс? – предположил мистер Эллин.

– Однако же признайте, – воскликнула мисс Уилкокс, – в проницательности мне не откажешь! А все-таки странно: как бы я ни старалась – а я не щадила усилий, видит бог, – мне так и не удалось полюбить это дитя. В моем доме потакали всем ее капризам. Могу сказать с уверенностью, я принесла великую жертву, поступилась своими чувствами во имя долга и уделила этой девочке должное внимание, хотя никто бы не поверил, сколь сильна была неприязнь, которую все это время я испытывала к ней.

– Да. Охотно верю. Я это видел.

– В самом деле? Ну, это лишь доказывает, что прозорливость редко меня подводит. Однако игра ее окончена, довольно. Я еще ничего ей не говорила, но теперь…

– Вызовите ее, пока я здесь, – предложил мистер Эллин. – Ей известно об этом деле? Она посвящена в тайну? Сообщница она или лишь слепое орудие? Пригласите ее прийти.

Мисс Уилкокс позвонила, потребовала к себе Матильду Фицгиббон, и мнимая наследница вскоре явилась: с завитыми локонами, в нарядном платье с оборками и лентами – увы! – теперь уже неуместными и недозволительными.

– Стой там! – строго распорядилась мисс Уилкокс, подошла к камину и окинула девочку цепким взглядом. – Встань по ту сторону стола. Я задам тебе несколько вопросов, и твой долг – отвечать. И смотри, говори правду. Мы не потерпим лжи.

С того дня как с мисс Фицгиббон случился припадок и ее нашли в глубоком обмороке, лицо ее приобрело необычайную бледность, а вокруг глаз залегли тени. Услышав слова директрисы, она задрожала и побелела; казалось, весь ее облик выдавал сознание виновности.

– Кто ты? – потребовала ответа мисс Уилкокс. – Что ты знаешь о себе?

С губ девочки сорвалось невнятное восклицание: в этом звуке слышался и страх, и глубокое душевное потрясение, которое случается, когда давно ожидаемое бедствие наконец внезапно обрушивается на нас.

– Стой смирно и будь любезна отвечать! – продолжила мисс Уилкокс, которую никто не решился бы упрекнуть в недостатке жалости, ибо природа не наделила ее состраданием. – Как тебя зовут? Нам известно, что у тебя нет права называться Матильдой Фицгиббон.

Девочка не ответила.

– Ну же, я хочу услышать ответ. Рано или поздно ты заговоришь. Лучше бы тебе сделать это сейчас.

Строгий допрос, как видно, сильно подействовал на ту, которой его подвергли. Она стояла неподвижно, словно пораженная параличом, пыталась заговорить, но не могла произнести ни слова.

Мисс Уилкокс не впала в ярость, но тон ее сделался еще суровее и настойчивее. Она слегка повысила голос, и его резкий, грозный рокот, казалось, бил по глазам и затуманивал разум. Случившееся затронуло ее интересы, нанесло ущерб кошельку, и теперь она отстаивала свои права, слепая и глухая ко всему, кроме единственного вопроса, ее занимавшего. Что до мистера Эллина, тот, как видно, полагал себя лишь сторонним наблюдателем и безмолвно стоял возле камина.

Наконец подсудимая заговорила. Голос ее звучал чуть слышно, когда она сдавленно вскрикнула, вскинув руки ко лбу:

– О, моя голова!

Пошатнувшись, она ухватилась за дверь, но все же удержалась на ногах. Иные обвинители, пожалуй, вздрогнули бы от этого крика, пусть и приглушенного, но не мисс Уилкокс. Не будучи ни жестокой, ни свирепой, она, однако, не обладала чувствительностью, поэтому лишь перевела дыхание и сурово продолжила дознание.

Мистер Эллин отступил от камина и неторопливо пересек комнату, словно устал стоять в одной и той же позе и решил для разнообразия пройтись. Когда он повернул назад и прошел мимо преступницы, стоявшей у двери, ушей его коснулось слабое дыхание, послышался тихий шепот:

– О, мистер Эллин!

С этими словами ребенок повалился на пол. Чей-то чужой, странный голос, исходивший, впрочем, изо рта мистера Эллина, попросил мисс Уилкокс прерваться и умолкнуть. Гость поднял с пола упавшую девочку. Она выглядела обессиленной, но не лишилась чувств. Через несколько минут, цепляясь за мистера Эллина, она снова вздохнула и подняла на него глаза.

– Ну же, малышка, не бойся, – ободрил он дитя.

Приникнув к нему головой, девочка понемногу успокоилась. Ее не пришлось утешать, даже сильная дрожь унялась, стоило ребенку почувствовать в нем защитника. С великолепным спокойствием, однако же весьма решительно, мистер Эллин сказал мисс Уилкокс, что девочку следует тотчас уложить в постель.

– Больше ничего ей не говорите. Остерегитесь, или вы, сами того не желая, натворите больше бед, чем можете представить. Ее натура вовсе не сходна с вашей. Вам это, безусловно, не по вкусу, но оставьте все как есть. Мы поговорим обо всем завтра. Позвольте мне расспросить ее.