Февраль принес новую череду бурь – менее сильных, но более частых, и уцелевший скот оказался уже просто в отчаянном положении. Умирающие животные забредали в городки в поисках пищи и крова. Быки и коровы бились головами в застекленные окна фермерских домов или пытались протиснуться в двери, от мучительного голода объедая толь^[17] со стен хозяйственных построек. Люди в домах слышали отчаянное мычание коров, и осознание того, что они ничего не могут сделать для их спасения, разрывало их сердца. Многие из них будут слышать эти ужасающие звуки во сне еще долгие месяцы.

Смертоносная зима продолжалась – почти библейская по своей жестокости и продолжительности, – словно намереваясь смирить и пристыдить всех, кто участвовал в великом скотоводческом буме.

Когда наконец в апреле наступила оттепель и стаял снег, воздух наполнился смрадом смерти. Овраги и высохшие русла рек были завалены телами погибших животных, трупы также устилали ковром бескрайние поля. Туши свисали даже с деревьев, к которым животные подбирались по снежным сугробам, пытаясь обглодать ветки. Трупы лежали в дренажных канавах и весенних ручьях, они забивали целые участки рек. По словам Линкольна Лэнга, «достаточно было постоять несколько минут на берегу реки и понаблюдать за мрачной процессией, непрерывно двигающейся по течению, чтобы осознать всю глубину трагедии, разыгравшейся в последние несколько месяцев»^[18]. Ковбои быстро придумали название для этой трагедии – Большой падёж.

Тедди Рузвельт вернулся в Бедлендс, чтобы оценить ущерб, и, как говорят, три дня ехал на лошади, не увидев ни одного живого бычка.

Поначалу потери животных, как и финансовые потери, казались неисчислимыми. По словам Грэнвилла Стюарта, «это был похоронный звон для скотоводческого бизнеса в тех масштабах, в которых он велся раньше… Бизнес, который увлекал меня, вдруг сделался мне неприятен. Я больше не хотел им заниматься. Я не хотел снова оказаться в ситуации, когда не мог обеспечить своим животным корм и убежище»^[19].

Рузвельт, потерявший более двух третей своего стада, сообщал своему другу Генри Кэботу Лоджу: «Потери сокрушительны. Впервые я совершенно не мог наслаждаться посещением своего ранчо. Буду счастлив вернуться домой». Своей сестре Анне он писал: «Я крайне опечален из-за этого скота; все еще хуже, чем я боялся; хотел бы я быть уверенным, что потеряю не больше половины вложенных денег. Теперь планирую, как из этого выбраться»^[20].

Один из крупнейших спекулятивных пузырей позолоченного века^[21] сдулся. Однако его влияние на американскую идентичность, развитие промышленности, природоохранное движение и даже на внешнюю политику США еще только предстояло ощутить. Пожалуй, ни один цикл подъема и спада не оказал такого длительного влияния на американское общество, как возвышение и падение скотоводческого царства, однако, как ни странно, эта эпическая сага сегодня в значительной степени забыта.

Итак, перед вами история эры скотоводства на открытых пастбищах, рассказ о том, как на территории, некогда считавшейся Великой американской пустыней, возникла целая отрасль фермерского животноводства и как крупный рогатый скот вытеснял бизонов, стадо за стадом, пока «скотоводческая лихорадка» не сменилась бегством капитала.

Читатель может спросить: зачем нужно вновь возвращаться к событиям, связанным с малоизвестным скотоводческим бумом, на нынешнем этапе американской истории? Возможно, достаточной причиной является то, что последний раз эти события должным образом освещали более 40 лет назад^[22]. Можно привести и еще четыре причины. Во-первых, недавние финансовые пузыри в сфере нефти, недвижимости и доткомов^[23] напомнили всем американцам, что наша система свободного предпринимательства часто приводит к потрясениям, обусловленным циклами подъема и спада. Одна из целей этой книги – пролить свет на психологию и жадность, которые порождают инвестиционную манию, а также на финансовые и человеческие катастрофы, к которым приводит схлопывание пузырей в какой-либо области. Из этого можно извлечь определенные уроки. Во-вторых, автору, бывшему финансовому журналисту и инвестиционному менеджеру, живущему после выхода на пенсию в Вайоминге и разыскивающему идеи для литературного творчества, эта тема показалась подходящей нравоучительной историей о том, какую цену приходится платить тем, кто игнорирует экономические и экологические реалии в своем неуемном стремлении к американской мечте. В-третьих, ретроспективный взгляд и более глубокое понимание мира природы дают нам более широкий контекст для изучения такой катастрофы, как Большой падёж. И наконец, рассказ об этой эпохе позволяет коснуться такой примечательной темы, как история ковбоя и его возвышения до статуса мифического героя.

В этой книге рассказывается об изнурительных перегонах лонгхорнов^[24] от мескитовых зарослей на юге Техаса до скотоводческих городков Канзаса. Затем в ней описывается их путь через ворота кровавых чикагских скотобоен Union Stock Yards, откуда говядина отправляется в знаменитые нью-йоркские рестораны братьев Дельмонико, которые первыми стали популяризировать американский стейк. Вы узнаете, какой на самом деле была жизнь ковбоя на пыльных скотопрогонных тропах и в салунах и как миф, выросший вокруг него, удивительным образом расходится с реалиями его обычного существования. Миф о ковбое, несмотря на свое несоответствие действительности, оказался удивительно живучим, особенно после того, как его окончательно приукрасил писатель Оуэн Уистер. Этот миф не только породил новое направление (вестерн) в приключенческой литературе, кинематографе и индустрии развлечений, но и удивительным образом повлиял на нашу национальную политику.

В нашем путешествии мы посетим город Шайенн (штат Вайоминг) – крупнейший из скотоводческих городов на севере, с магазинами и величественными особняками, построенными в эпоху бума. Побывав в элитарном Шайенском клубе, мы увидим богатых скотоводов за работой и игрой, а также станем свидетелями того, как после периода небывалого подъема они пришли к таким сомнительным делам, как самосуд.

Что касается отдельных судеб, эта книга рассказывает, какие возможности и проблемы возникали у молодых людей, богатых и бедных, недавних выпускников Гарвардского университета или фермеров, таких как Тедди Блю Эбботт, отважившихся заняться скотоводством на Великих равнинах. Среди прочего мы проследим карьеры трех 25-летних аристократов, которые, поддавшись скотоводческой лихорадке, решили попытать счастья в этой области: англичанина Мортона Фрюэна, француза маркиза де Мореса и ньюйоркца Теодора Рузвельта. Отчасти благодаря опыту Теодора Рузвельта в годы его работы на ранчо на Территории Дакота в ту эпоху было положено начало американскому природоохранному движению.

Временами наше повествование отходит от этих событий, чтобы мы могли рассмотреть более масштабные силы, стимулировавшие индустриализацию сельского хозяйства и непосредственно влиявшие на нее. Мы увидим, что мировая торговля и потоки капитала определяли происходящее не меньше, чем сами скотоводы, способствуя привлечению инвестиций шотландских и английских финансистов, стремившихся получить более высокую прибыль на вложенный капитал. Связи скотоводческой отрасли с другими странами и рынками расширяли границы национальной торговли, вовлекая ее в зарождающийся глобальный рынок, а благодаря мультикультурному характеру торговли скотом – с ее разношерстными группами ковбоев и скотоводов и их конкуренцией с переселенцами, состав которых был не менее разнообразным, – эта отрасль не только помогла преодолеть региональные разногласия, возникшие в результате Гражданской войны, но и заложила основы той мультикультурной нации, которой сегодня является народ Соединенных Штатов. Эра скотоводства в гораздо большей степени, нежели золотая лихорадка, сформировала романтическое представление о предпринимательстве: то самое стремление к личной свободе и экономическим возможностям, которое сегодня заставляет молодых выпускников колледжей устремляться в Кремниевую долину.

Действительно, именно предприниматели в сфере холодильной и мясоперерабатывающей промышленности, такие как Густавус Франклин Свифт и Филип Данфорт Армор, заложили основу для «американского века», использовав новаторские методы управления, благодаря которым их предприятия превратились в первые в стране промышленные гиганты с полным циклом производства. Благодаря царству скотоводства и попыткам как можно быстрее кодифицировать разведение, убой и транспортировку животных, страна сделала гигантский шаг на пути к превращению в преимущественно индустриальное общество.

Этот период американской истории изобиловал инновациями и отличался быстрым развитием в области медицины и технологий животноводства, что позволяло сколачивать состояния и спасать жизни. Не менее значимым событием стало изобретение колючей проволоки, которая буквально изменила ландшафт Запада и создала предпосылки для окончательного завершения той эпохи – ценой огромных личных проблем для многих ее ключевых игроков.

Сегодня нам приходится находить компромиссы между экономическими устремлениями и политикой в области общественного землепользования, которые противоречат друг другу – в немалой степени в результате влияния того скотоводческого царства. Мы также вынуждены искать равновесия между неограниченной эксплуатацией наших природных ресурсов и необходимостью бережного отношения к окружающей среде. Все эти проблемы начались в конце 1860-х гг. на открытых пастбищах.

Хотя царство скотоводов формально не прекратило свое существование после Большого падежа, он сильно пошатнул отрасль. По мнению большинства историков, настоящий конец той эпохи обозначила самая известная из последовавших далее земельных войн – кровавый запутанный конфликт, получивший название «война в округе Джонсон». Именно здесь ковбой и скотовод, олицетворяющие соответственно утрачивающую свою ценность рабочую силу и капитал, наконец сталкиваются в жестоком финале этой схватки, достойном голливудского вестерна.

Только трое из тех людей, о которых пойдет речь в этом повествовании, дожили до конца эпохи открытых пастбищ. Это ковбой Тедди Блю Эбботт, выпускник Гарварда Хьюберт Тешмахер и практичный шотландец Джон Клей. Возможно, их помнят не так хорошо, как других героев того времени, но личные истории этой троицы позволяют более полно продемонстрировать все стороны опыта, с которым приходилось сталкиваться молодым людям в этом коварном бизнесе.

Когда в конце весны 1887 г. было окончательно подсчитано число погибших животных, оказалось, что Большой падёж унес около миллиона голов – от 50 до 80 %^[25] в различных стадах на северных пастбищах, что стало самой масштабной потерей животных^[26] за всю историю пастбищного животноводства. По количеству смертей с ним может сравниться только одно событие. Оно произошло в том же ландшафте всего 20 годами ранее, в начале великой эры скотоводства: речь идет об истреблении американского бизона.

Часть I. Начало бума

1
Гибель бизонов

13 января 1872 г. в Норт-Платте (штат Небраска) на частном поезде в сопровождении свиты придворных в расшитых золотом мундирах прибыл 22-летний великий князь Алексей Романов, четвертый сын русского царя. Великий князь приехал поохотиться на бизонов.

Для торжественной встречи князя на вокзале собрали две пехотные роты, два эскадрона кавалерии, армейский оркестр, а также поваров и курьеров. Среди представителей принимающей стороны были такие знаменитости^[27], как герой Гражданской войны генерал-майор Филип Генри Шеридан (в то время командующий военным округом Миссури), подполковник Джордж Армстронг Кастер, прославившийся в войнах с индейцами, и Уильям Фредерик Коди по прозвищу Буффало Билл, впоследствии ставший знаменитым благодаря гастролям его странствующего шоу «Дикий Запад».