– Хочешь сказать, ты не потаскуха? – повторил он нарочно. – Вот у меня другая информация, мне прислали занятные материалы. Теперь я понял, к кому ты так рвешься, дрянь. Нашла в другой стране себе мужа повлиятельнее?

Пропуская бранные слова мимо ушей, я поднимаюсь с места. Андреа подходит ближе, я смотрю на него и не узнаю того мужчину, который целовал руку моего отца и клялся беречь меня как самый драгоценный камень на Земле.

– Не могу представить влиятельнее моего мафиози Андреа, – пытаюсь смягчить свой голос. – Что происходит, ты перепутал сахар с наркотиками?

– Я не нюхаю эту дрянь! – вдруг заорал Андреа.

– Я знаю, дорогой. Ты клялся в этом моему отцу, поэтому наш брак одобрили.

– Да заткнись ты о своем отце!

Я замолчала, напряженно дыша.

Что-то не так. Сильно не так. Возможно, уже очень давно, но мы с Андреа считали разговоры по душам – чем-то слишком уязвимым и неприемлемым в парных союзах, поэтому ни разу не копались в душах друг друга.

– Как же он меня достал, – цедит Андреа, приблизившись ко мне вплотную.

Поздно замечаю, что в широкой гостиной, нагретой солнцем Сицилии, никого нет. Совсем. Даже людей Андреа.

Только он, я и пистолет в его руке, с которым он не расставался ни на минуту своей жизни.

– Ты говоришь о нем без уважения, хотя он не только мой отец, – напоминаю тихо. – Давид Романо положил все свои годы ради процветания нашего народа. Даже президент стоит после него. Поэтому я прошу тебя извиниться.

– Еще чего, – прищуривается пренебрежительно. – Ты унизила меня своей неверностью, а я должен извиняться? Растоптала мой авторитет своим грязным ртом. О том, что ты легла под русского, говорят даже мои люди! Дрянь!

Я отпрянула.

Вовремя.

Андреа замахнулся на меня с пистолетом, и мне не оставалось ничего больше, как достать свой.

– Ты совсем выжил из ума?!

Мой голос срывается, а в сердце поселяется отчетливый страх смерти.

– Ты же знаешь, я никому не позволяла себя трогать. Даже тебе, – качаю головой. – Если это не показатель моей верности, то что тогда?

– В том и дело, что я тебя не трогал. Сейчас и проверим, как ты была мне верна, – заявляет Андреа, искажая свое красивое благородное лицо похабной ухмылкой.

– Замолчи.

– Сюда иди, – недобро подзывает.

И указывает пистолетом на диван.

На тот самый белый кожаный

– Не хочу в брачную ночь узнать, что мою жену потаскали. Ложись на диван, дорогая.

– Никто не смеет так со мной разговаривать, – напоминаю Андреа ослабевшим языком.

– Да, ты у нас завидная невеста. Прямо холодная и неприступная королева, – плевался Андреа. – Мне твой отец все доходчиво объяснил, но сбавь гонор в моем доме, иначе придется поставить тебя на колени и хорошенько приструнить.

Я поглаживаю металл пальцами и слежу за каждым движением Андреа. Никто и никогда не шел против моего отца, а если такие и находились, то их ждала незавидная участь. Все это знали.

Андреа – сошел с ума, раз решил устроить восстание против него.

Более двадцати лет это никому и никогда не удавалось, но сейчас Андреа был близок к этому как никто другой. Дочь – слабое место всех отцов.

– Я уезжаю, – говорю ему. – Опусти оружие. Это последствия, Андреа.

– Ты никуда не уйдешь. Ложись на диван, Ясмин. Если ты невинна, я заберу свои слова. Если же нет, наш брак станет для тебя адом.

– А тебе ли не все равно? – спрашиваю с иронией, устав оправдываться. – Тебе нужна была поддержка моего отца, чтобы другие главы стали считаться с твоим мнением, вот ты и положил на меня глаз. Не было большой любви, и все здесь.

Сейчас все стало еще очевиднее: ни любовью, ни уважением здесь не пахло.

Андреа взревел и стал нещадно материться, заставляя меня встрепенуться и крепче сжать металл холодными пальцами.

– Мне не нужна потаскуха в женах, чтобы меня потом все…

Задыхаюсь. От его слов, от его чуждости.

Андреа не любил меня, но я и не просила. Мне просто нужно было пристроиться. Нужно было завести семью, как и все. Большего от Андреа не просила, хотя могла, потому что взять в жены дочь Давида Романо было большой честью.

Но теперь Андреа даже слушать меня не желает, а на просьбы показать материалы – матерится и осыпает угрозами.

Приблизившись, он толкает меня пистолетом прямо на белый кожаный диван.

Я вдруг понимаю: если Андреа Вентури достает пистолет, то он обязательно выстрелит. Так папа говорил о моем женихе. Говорил с гордостью, тем более что мой жених отличался не только хорошей репутацией, но и внушительной фигурой. Папа считал, что Андреа – идеальный защитник для единственной дочки.

А теперь он поднял пистолет на меня. Папа этого не переживет.

– Меня, наверное, подставили…

Я не оправдываюсь. Я просто ищу причины не стрелять, не зарождать войну между кланами.

Я не хотела создавать проблем для своего немолодого отца.

– Вот сейчас и проверим, – отвечает Вентури.

Андреа избил меня в тот день. Бросил на диван, как куклу, но не торопился, решив сначала как следует поизмываться – он таскал меня за волосы, выворачивал руки за спину, ломая меня изнутри, но не трогая лицо снаружи – чтобы я ничего не доказала отцу. Он любыми методами заставлял меня кричать, лишь бы доказать своим людям – тем самым, пускающим сплетни, что его невеста понесла заслуженное наказание, раскаивается и, наконец, покорилась Андреа Вентури.

Он пытался в меня стрелять, оставив самое сладкое по его мнению – на потом.

Но в тот день я нажала на курок первой. Добралась до оружия, пока он купался в своем превосходстве и целился в меня как в животное, и выстрелила.

Люди Андреа, услышав выстрел, появились в зале скоропалительно.

Я выбралась оттуда чудом. Валентино в перерывах между извинениями всячески пытался донести до меня, что нам помогли неизвестные, что в доме появились люди из чужого клана, которых он не знал, что это они положили людей Вентури.

Но мне было все равно. Меня трясло, кости болели, а как вспомню, что Андреа планировал совершить насилие, и вовсе страшно мутило.

Вернувшись в отцовский особняк, я бросилась отцу в ноги, умоляя не верить в те слухи, что распускались возле дома Вентури, и в тот же день слухов больше не было. Их искоренили из уст, разносивших сплетни, потому что папа мне верил.

Я знала, что мой отец – не ангел и даже не дьявол. Он хуже. Но он справедлив – это я тоже знала.

– Прости меня, – обратилась я к отцу. – Если бы я не стреляла, все могло бы обойтись.

Давид Романо посмотрел на мое бледное лицо, погладил щеку и сказал:

– Я тобой горжусь. Ты все сделала правильно.

Я качала головой, жалея, что допустила новую войну на острове. Я не любила Андреа, как-нибудь бы пережила и проблем бы – тоже не было. Без сильных чувств нет и боли. Пережила бы.

– Он тебя не… тронул?

– Хотел, – признаюсь с содроганием. – Не успел, меня Валентино спас.

На следующий день поднялась смута. Андреа требовал меня, он поднялся против нашей семьи, собрал возле себя некоторые недовольные семьи и решил, что сможет одолеть моего уже не молодого отца.

Перед отцом встал вопрос: оставить меня здесь или отправить на вторую родину, но выбор за него сделало его пошатнувшееся здоровье. В тот день, когда вся Сицилия разделилась на несколько слоев, у папы случился приступ.

Он заперся в своем кабинете и не пускал ни меня, ни Эмиля. Когда у брата лопнуло терпение, он вынес дверь ногой и чуть ли не силой заставил отца сесть в машину скорой помощи.

Для Давида Романо это был удар – перед всеми отправиться в машину скорой. В такой ответственный момент он показал свою слабую человеческую сторону.

– Ни о чем не думай, – сказал ему Эмиль. – Я справлюсь.

Я жалобно посмотрела на брата, но в его взгляде, как и у отца, не было осуждения. Он поцеловал меня в лоб и попросил беречься, а сам ушел в кабинет отца и чуть позже провел собрание, на котором он с другими главами стал решать, как утихомирить тех, кто вздумал под общий шум восстать против Романо.

Отец позвал меня на следующий день, велев приехать к нему в больницу. Минуя десятки наших людей, я увидела отца – слабого, больного, и сердце мое облилось кровью. Я так боялась его потерять.

– Со мной рядом останутся сыновья. Ты должна покинуть Италию.

– Что? Нет, папа, я туда не хочу, я с тобой хочу!

Отец слабо поднял руку, и я замолчала.

– Я отыскал контакты родственников твоей матери. Они согласились принять и беречь тебя. Ты переждешь там бурю и вернешься только тогда, когда я скажу.

– Папа, я тебя не брошу.

– Без споров, Ясмин. Я не хочу, чтобы тебя убили! – повысил голос отец.

Я закрываю рот, сдерживая слезы. Я не верила, что папа, мой вечно молодой и красивый папа сдает позиции.

– Мне хватит за сыновей переживать, еще ты… Нет, ты не останешься, – решил он. – Я бы Софию с ребенком тоже с тобой отправил, но Эмиль сразу в отказ пошел, не хочет ее в Волгоград везти. Видно, у них с Шахом еще дела остались.

Отец замолчал, вспоминая что-то неприятное его сердцу. Нахмурился, помрачнел…

В последнее время у Эмиля с отцом разладились отношения.

– Я думал, у Жасмин родственники где-то в Сибири, но оказались возле столицы, – отец поморщился, вероятно, снова вспомнив не лучшие времена. – Ты давай собирайся, Ясмин. С тобой полетят Валентино, Кармин и еще люди.

Я кивнула.

– И послушай внимательно: ни при каких обстоятельствах в Волгоград не суйся. Там сученыш Шах живет. Мне Эмиля хватило, когда он туда свернул. Дай слово, Ясмин.

– Даю слово, отец, – я киваю, потому что совсем не планирую в Волгоград, и отцу не о чем было переживать.

Я улетела.

Но родственников в Сибири и след простыл, там не оказалось никого и ничего, и на связь они больше не выходили. Когда я позвонила отцу, он был встревожен исчезновением Андреа и спросил, как я добралась. Никто не ожидал, что Андреа бросит все и поедет мстить мне на другой конец Земли.

– Тебя выписали из больницы, папа?

– Нет еще. Врач сказал, что меня вовремя до больницы довезли. Могли не успеть.

– Папа… – выдыхаю с испугом.

– Все в порядке. Как тебя приняли? Ты добралась до родных матери?

«Врач сказал, что меня вовремя до больницы довезли».

«Могли не успеть».

С шумом выдохнув, я решаю лгать:

– Да… Добралась… – отвечаю на автомате, стоя перед чужим домом, в котором мне сообщили, что Литейниковы съехали отсюда полгода назад.

Я не смогла сказать правду.

У отца было больное сердце и шаткое здоровье, старший брат вынужденно находился рядом с ним пока младший набирался опыта, чтобы когда-нибудь заменить отца.

Я соврала, сказав, что я в безопасности. И заставила молчать Кармина с Валентино. Они приглядывали за мной с юных лет, особенно Валентино, и договориться с ними не составило труда.

Я считала свой план идеальным: я полагала, что от гнева главы влиятельного клана можно спрятаться только в сердце другого влиятельного клана.

Эльман был тем, у кого можно было просить покровительство.

Тем, кто однажды вытащил моего брата из тюрьмы и имел достаточную власть для этого.

Тем, кто имел широкое влияние. Вес в обществе и авторитет.

Он был первым. Первым после своего чудовищного отца из Волгограда, разумеется, к которому я бы не пришла даже под дулом пистолета.

Решение было принято.

Я в нем не сомневалась. До поры до времени – пока этой ночью я не оказываюсь у Шаха.

Я заканчиваю свой рассказ ровным голосом и почти не смотрю в глаза Эльману.

Почему-то кажется, что он смотрит на меня безотрывно.

Кажется, что он взглядом прожигает.

Нервничая, я кладу руки на стол, но тут же убираю их. Тем не менее, взгляд Эльмана успевает скользнуть по моему кольцу на левом безымянном. Я понимаю, что все еще не сняла помолвочное кольцо…