Похлопав по спинке дивана, что стоял в другом конце кабинета, Эльман спокойно ждал.

Ждал, пока я подойду.

Поднявшись на ноги, неровно ступаю к нему. Чего ожидать – не знаю. Что будет через минуту, две – не знаю. Кольцо на пальце – душит шею, изматывает душу и служит спусковым крючком для тысячи вопросов.

Я делаю, как он велит, ибо не понимаю, чего ожидать дальше – ласк или боли.

– Кольцо только для Камаля? – спрашиваю тихо, без сил.

Крепко обняв меня за талию, Эльман притягивает мое тело к себе.

Широкую ладонь он запускает мне в волосы, заставляет поднять лицо, а потом целует меня. В висок, в щеки, в скулы и в губы.

– Это все не по-настоящему? Потому что я запуталась, Эльман, – произношу отстраненно.

Поцелуй в губы заставляет замолчать.

Но кольцо – по-прежнему давит. Давит на все.

Я вяло отвечаю на поцелуй, а стою на ногах лишь благодаря хватке Эльмана. Несильно надетое кольцо стало тем звеном, что заставляет задавать уйму неугодных вопросов, ни на один из которых Эльман не отвечает.

– Ты не отвечаешь, – произношу неравнодушно.

– Я хочу взять тебя, Ясмин. Хочу смыть чужой запах и запах долбанных сигарет. Поэтому хватит упрямиться, – раздражается с шумом.

– Иначе, как и с кольцом, возьмешь меня силой? Ты чертов эгоист, Эльман.

– Я чертов эгоист. А ты принадлежишь мне.

Один щелчок.

И застежка на моей одежде под давлением сильных рук – скользит вниз. Как и мое платье. Переступив через него, оказываюсь обнажена – и телом, и душой.

– Я не понимаю, это все не по-настоящему? Для чего кольцо, Эльман?

– Хочу, чтобы ты была моей, – произносит тяжело, с надрывом, и расстегивает ремень на своих черных брюках.

На диване мы оказываемся очень быстро.

Эльман – в дурмане своих чувств, а я просто в дурмане. Запутавшись окончательно, я пытаюсь сопоставить все происходящее с нами, но оно совсем не сопоставляется с тайной, временной связью.

Кажется, что это – навечно.

Но Эльман не подтверждает мои догадки, он молча раскатывает презерватив по твердому члену, молча приподнимает меня за ягодицы и молча насаживает мое тело на себя.

Короткий вдох.

Выдох.

Я прикрываю глаза, пытаясь достучаться до собственного разума, но с первым толчком разум покидает наши тела. Как и все вопросы. Остается только необузданное желание и жажда обладать друг другом.

И на сколько дней и как серьезно – становится не столь важно.

Открыв глаза, я ловлю на себе одурманенный взгляд Эльмана. Кажется, что он тоже ничего не понимает. Кажется, мы оба жили здесь и сейчас – без предохранителей и тормозов.

– Ты моя, Ясмин, – припечатывает со свистом.

Ему во мне хорошо. Очень.

Влажно, глубоко, тесно…

Каждый толчок приносит нам эксклюзивное удовольствие и уносит от тысячи сомнительных вопросов.

У Эльмана закатываются глаза, ему очень хорошо. Он обхватывает мои бедра широкими ладонями в попытке насадить меня на свой член глубже, сильнее, в попытке получить меня всю и без остатка.

Он был далеко в дурмане своих чувств, когда дверь в кабинет слегка приоткрылась.

И вошла она.

Чужая девушка со знакомыми чертами лица. Дочка Батуриных.

Эльман не видел, как она вошла, зато я видела ее очень хорошо. Как и она меня – голую, прикрытую лишь ласкающими руками мужчины, в которого она, по своей глупости, была влюблена.

По кабинету раздавались пошлые влажные звуки, Эльман жадно брал и ласкал мое тело, когда мы встретились с ней глазами.

В ее глазах стояли слезы.

В моих – дымка страсти и неожиданное желание владеть этим мужчиной безраздельно и показать ей, кому он принадлежит. Прямо сейчас.

– Повтори еще, Эльман. Повтори, – прошу его.

Прошу громко.

Так, чтобы она услышала.

Та, которая могла без спросу приезжать в клуб и видеть Эльмана всякий раз, когда ей захочется.

Та, которая могла видеть его публично, без тайности – как не могла это делать я.

Та, которая имела чуть больше прав на него.

На одного и того же мужчину.

На Эльмана Шаха.

– Ты моя. Только моя, – отзывается с рыком.

Я льну к нему, целую губы и щеки, пока он находится в дурмане своих чувств и не видит рядом с собой другую – влюбленную в него девочку.

Ее вижу только я.

– Навсегда? Навсегда твоя, Эльман? – спрашиваю у него.

А смотрю на нее.

На застывшую наивную девочку, которая оказалась свидетелем секса любимого мужчины с другой.

Со мной.

– Навсегда. Ты навсегда моя.

Эльман сводит челюсти и толкается в меня глубже. Очень. Я громко стону ему в губы и немножко – улыбаюсь. Знаю, что поступаю очень плохо, но ничего не могу с собой поделать, ведь я тоже существую и я тоже хочу быть с этим мужчиной – пусть и тайно, пусть и временно.

Знаю, что ей, наверное, очень больно видеть наше соитие.

Но успокаиваю себя тем, что ей не стоило врываться к нам столь своенравно, потому что при мысли, что она делает это не в первый раз, у меня немножко сносит крышу.

– И ты навсегда мой, – произношу, смотря ей в глаза.

Звуки соединения наших тел продолжали разноситься по кабинету.

Закрыв рот ладошкой, дочка Батуриных бесшумно рыдала, а затем вылетела из кабинета, будто ее и не было здесь вовсе.

Эльман приподнимается на локтях и впивается в мой рот жадным поцелуем. Кажется, у него тоже снесло крышу – даже пусть от ненастоящих признаний.

Я не его.

Он не мой.

Мы это знали.

Когда в дверь раздается звук, я раздраженно закатываю глаза.

Эльман – тоже очень злится.

– Господин Шах, здесь к вам пришла гостья… – раздается за дверью.

– Я занят, пошли вон! – рычит Эльман, не став слушать до конца.

Я громко смеюсь, а затем спускаюсь ниже – к шее Эльмана и втягиваю его чуть солоноватую кожу губами. И, не желая останавливаться, эгоистично оставляю свой след на мужской толстой коже.

А затем еще один.

И еще.

И, лишь когда на его шее остаются крупные красные пятна, я удовлетворенно падаю ему на грудь.

Эльман с шумом втягивает воздух:

– Что творишь, Ясмин?

– Творю, чтобы ты был моим навсегда, – тихо смеюсь. – Или хотя бы на несколько недель, пока засосы полностью не исчезнут.

Эльман переворачивает нас, продолжая толкаться в меня – дико, грубо и до безумия сладко, а в моей душе поселяется невероятное спокойствие. Я обвиваю бедра Эльмана своими и мы оба кончаем в унисон.

Текли минуты, в течение которых мы лежали без сил.

Без сил, но наполненные друг другом.

И мне до ужаса хотелось, чтобы это продлилось как можно дольше и чтобы никто не нарушил эти минуты идиллии.

– Мне понравилось мечтать, – произношу почти шепотом.

– О чем ты?

Голос Эльмана, успокоенный сексом, становится размеренным и монотонным. В нем уже нет того обрыва и той неизвестности, которой я боялась.

– О том, что я твоя навсегда. И что ты – мой. Об этом можно помечтать, мечтать никто не запретит.

Эльман ничего не отвечает.

Впрочем, как и всегда, ведь его заботят совсем иные вещи.

– О чем ты говорила с Камалем?

Эльман поднимается, надевает брюки и застегивает ремень.

Он уже собран и холоден, чего не скажешь обо мне. Потянувшись на диване, укрываю нагое тело тонким пледом и с прищуром смотрю на своего мужчину.

На своего тайно-временно-любимого мужчину.

– Что же, после надетого кольца и секса ты намерен меня выслушать?

– Перестань показывать характер, говори, – велит Эльман.

– Хорошо. Камаль поделился со мной, что почти заключил успешную сделку с Авдеевым. Он сказал, что это важный человек для твоего отца. Ты его знаешь?

– Авдеев – наш человек. У нас скоро тендер, за который мы заплатили ему кучу денег.

– Скорее всего, вы проиграете этот тендер, – понимаю я, потому что Камаль был уж больно уверенным в своей победе.

– Это полная ерунда, – заявил Эльман, не моргнув глазом. – Что он говорил еще?

– Ничего. Говорил, что я ему нравлюсь, но ты об этом и так догадываешься. Еще я спросила его, хочет ли он меня…

– Что ты его, блядь, спросила?! – Эльман поперхнулся, а затем побагровел.

– Другими словами, я спросила, что ему нужно от меня, – поясняю осторожно. – Но он ответил, что низменные потребности не интересуют его в первую очередь.

– Ясно, – процедил Эльман, застегнув ширинку. – Ясмин, следи за своим языком в разговоре с мужиками.

– А что не так? – хмурюсь недовольно. – Возможно, иногда я прямолинейна.

– О, ты очень прямолинейна. Даже не сомневайся, – перебивает жутко разозленный Эльман.

– Да, потому что я росла без матери в окружении мужчин. Кстати, косвенно по вине твоего отца, который хотел избавиться от моей матери в родах, потому что она слишком много знала.

– Остановись!

Наведя на меня указательный палец, Эльман пригрозил:

– Лучше не начинай. Слушать ничего не хочу о прошлом, оно у меня поперек горла стоит. Одевайся, мы едем домой.

Качнув плечами, я решаю умолчать об остальной части плана, которой Камаль поделился со мной по незнанию. Склоняя меня к союзничеству, Камаль и предположить не мог, что я состою в отношениях с Эльманом Шахом.

Такое в целом очень сложно предположить.

Поэтому рассказать Шахам о намерениях Камаля «забрать свое» – было бы нечестным и отвратительным поступком по отношению к Камалю.

В дверь неуверенно постучали:

– Господин Шах, к вам уже можно?

– Кто там приходил? – спрашивает Эльман, успокоившись.

– Кхм…

«Дочка Батуриных», – отвечаю мысленно за Артура.

– Жди здесь, – велит мне Эльман.

Проводив его взглядом, я решаю одеться на случай, если истеричная дочка Батуриных решит снова влететь в кабинет Эльмана без спроса.

Я с легкостью нахожу трусики и платье, брошенные на спинку дивана, а когда разглядываю себя в зеркале, то слышу женский плач за дверью.

Плач девочки, которой разбили сердце.

– Поэтому лучше не любить, моя девочка, – протягиваю шепотом, поправляя помаду на губах, которую почти всю оставила на шее Эльмана.

Он вышел, не потрудившись скрыть ни помаду, ни засосы.

Уверена, что он об этом уже пожалел, потому как дочка Батуриных разрывалась от рыданий.

Я отвлекаюсь, когда мой телефон подает признаки жизни – на него приходит сообщение от Валентино, и мое сердце сразу же заходится в бешеном ритме. Если он решил написать мне, значит, случилось что-то серьезное, потому что мои сообщения могли с легкостью отслеживаться, и Валентино об этом, черт возьми, знал.

Открываю сообщение дрожащими пальцами и тут же читаю:

– Эльман Шах – не тот, за кого себя выдает. Дайте мне время, и я вам это докажу.

Пока я раздумываю над сообщением, за дверью становится очень тихо. Около получаса я привожу кабинет в порядок после бурного секса, а у меня из головы не выходит послание Валентино.

И оно забивает мои мысли больше, чем то, где сейчас и с кем находился Эльман…

Глава 36

Эльман

Когда я выхожу из кабинета и вижу плачущую Лиану, то крепко чертыхаюсь. Меньше всего я хотел проблем, которые она может доставить мне и Ясмин.

И меньше всего я хотел видеть женские слезы. Я их не понимал, а на утешение у меня не было ни времени, ни желания.

Артур появляется рядом и докладывает:

– Простите меня. Девушка ворвалась к вам кабинет, и я не успел ее остановить. А войти за ней, сами понимаете, я не мог, потому что… ну, вы там с госпожой Романо.

– Не успел остановить? Тогда для чего ты здесь стоишь? – спрашиваю холодно, стиснув зубы.

– Простите, господин Шах…

Выставив руку, чтобы он замолчал, я направляюсь к Лиане.