Я пожимаю отцу ладонь, хлопаю его по спине и отмечаю его уставший, немного бледный вид. Мы не виделись около полугода, я не находил времени выбраться в Волгоград, а он из него не выбирался вообще.

– Рад тебя видеть, отец. Ты про сгоревшие блины?

– Именно.

Я бросаю взгляд на барную стойку, откуда минутами раньше стащил Ясмин. Отец был уже на пороге, когда она убегала, а ее попытка приготовить пищу пахнет теперь на весь дом.

Я усмехнулся. Кажется, Ясмин вечность будет ассоциироваться у меня со сгоревшими блинами. Особенная девочка. Если за что я и был благодарен ее родителям, так это за нее. За то, что Ясмин есть, и она у меня.

– Я уже отчитал Айю, – лгу, игнорируя пристальный взгляд отца. – Пообедаешь со мной?

– Я не голоден. Идем лучше в твой кабинет, поговорим.

Я кивнул, указывая рукой в сторону кабинета, но сам двинутся туда первым. Возбуждение хоть и отошло на второй план, но чувство адреналина никуда не делось, и я надеялся, что Ясмин не додумалась спрятаться в моем кабинете.

Здесь было пусто. Бросив последний взгляд на барную стойку, где собирался раздеть и трахнуть Ясмин, я закрываю дверь. Впервые жалею, что отец решил наведаться в гости.

– Какими судьбами, отец? Ты с осени из Волгограда не выбирался, а тут еще и сюрпризом. Что-то случилось?

Открываю шкаф, беру оттуда виски и два бокала. Мысль, что рядом и Ясмин, и отец – сносит голову, увеличивая выброс адреналина во стократ.

– Ничего не случилось, – успокаивает отец. – Прилетел на сделку, заодно и к тебе решил заехать, посмотреть, как ты тут.

– Видно, сделка очень крупная, потому что до этого ты игнорировал любые выгодные предложения, ради которых нужно было выходить из дома. Меня это тревожит, отец, ты стал вести закрытый образ жизни.

– Просто немного устал, сынок.

Я разливаю виски по бокалам и бросаю на него взгляд. Устал действительно. И за последнее время – сильно сдал. Нет ничего хуже видеть, как родители стареют, но здесь дело было в другом, о чем отец умалчивает по телефону. Я протянул ему бокал, собираясь сегодня вытащить из него всю правду.

– Устал? Мама говорит, что кроме офиса ты нигде не появляешься. Избегаешь крупных мероприятий, срываешь сделки, стал очень мнительным. Даже самые давние партнеры начинают обрывать с тобой связи. Мне есть о чем волноваться?

– Детям Эмина Шаха не о чем волноваться, твоя мама преувеличивает, Эльман.

– Не думаю, – бросаю резко, присаживаясь рядом. – Отец, это как-то связано с теми цветами, что ты получил на мой День рождения прошлой осенью?

Выражение его лица меняется.

По тому, как отец жадно осушает свой бокал, я понимаю, что попадаю в болезненную точку.

– Это не просто цветы, Эльман. Это угроза. Я лишь немного затаился, не более. Налей еще.

– Кто тебе угрожает? – я собрался, мысленно выстраивая цепочки, кто может угрожать такому, как мой отец. Разве что самоубийца.

Подливаю ему в бокал виски, но уже значительно меньше.

– Назови имя, отец. Я хочу знать.

– Рустам Басманов, – отвечает сквозь зубы. – Этот идиот считает, что я виновен в смерти Руслана.

Я догадывался, но верить в то, что дядя пойдет на такие шаги – отказывался.

– Возле тела Руслана нашли букет красных роз, он вез их своей бабе. На твой День рождения мне прислали такой же. Свежую копию.

– Я помню, – стискиваю челюсти.

– Два месяца назад мне прислали засохшую ветку, – признается отец под действием алкоголя. – Из того букета, я так понимаю, который нашли рядом с телом.

– Я не знал.

– Не хотел тебя вмешивать. Разберусь сам, только пока немного отсижусь дома. Детей на ноги поставил, капитал есть, Диана ни в чем не нуждается. Могу позволить осесть дома.

– На тебя это совсем не похоже, – качаю головой. – Два месяца назад было полгода как не стало Руслана. Похоже, тебе об этом напоминают, но ты к этой аварии никак не причастен. Надо разбираться, отец, а не прятаться. Прячутся виновные.

– Налей еще, – вздыхает устало.

– У тебя же сделка, – напоминаю ему.

– Наливай, – тихий приказ. – Я так устал, Эльман, так устал.

– Я поговорю с дядей. Нужно закрыть этот вопрос раз и навсегда, пусть ищет другого виновного в своем горе, – говорю решительно.

– Нет!

Бросаю вопросительный взгляд на отца, тот жадными глотками отпивает алкоголь и с грохотом ставит бокал на стол.

– Не хочу, чтобы он наговорил тебе гадостей обо мне, а он обязательно скажет, что Руслана убил я.

– Но ведь это не так?

– Не так. Конечно же не так.

Отец замолкает, откидывается на кресле и устало потирает лицо.

– Не вздумай ехать к этому сукину сыну, – требует отец. – Он неспроста отправил розы на твое тридцатилетие. Это угроза. Прямая угроза для меня и тебя. Он мне тобой угрожает, представляешь? Вот тварь.

– Если он не успокоится, мне придется поговорить с ним, – обещаю отцу. – Посылать цветы – уже слишком, пусть он ответит за свои слова.

– Да-да. Он ответит за свои слова, – сбивчиво повторяет отец, потирая седую щетину.

– Ты стал чаще выпивать. Мама жалуется.

– За Мурада переживаю, – тяжелый вздох.

– Чего переживать? Элитные войска, надежное начальство, хороший присмотр. Отслужит пару лет и вернется домой нормальным мужчиной. Найдем ему место прокурора, чтобы образование зря не пропадало.

– Да-да, найдем, – повторяет. – Но за вас всех все равно переживаю. За сыновей, за Диану. Только за Софию спокоен, Басманов ее не тронет.

– Пусть только попробует тронуть, мало не покажется, – обещаю ему.

– Ты не лезь, сынок. Не бери грех на душу, иначе душу отмывать замучаешься. Оставь это мне.

Я кивнул, не сводя с отца пристального взгляда.

– Давай успокаивайся, ты себя накрутил сильно. Слышишь?

– Слышу-слышу, – вздыхает.

– Останешься сегодня у меня? – предлагаю.

– Нет, у меня сделка и самолет ночью. Не останусь, в Волгоград хочу, домой хочу.

– Куда ты в таком состоянии?

– Я и не в таком состоянии миллионы делал, – машет он рукой. – Со мной Коля. Ты лучше о себе думай, в твоей жизни что-то меняется, Эльман? Могу рассчитывать, что ты решил жить дальше?

– С чего ты взял?

– Не знаю. Чувствую, – пожимает плечами отец. – Ты убрал шторы, которые обещал никогда не убирать. Помню день, когда ты это обещал. Теперь их нет. Ты можешь не говорить мне, кто она, но я просто за тебя рад, Эльман.

Я вопросительно смотрю на отца. Все-таки перепил? Приснилось?

– Какие шторы? – уточняю глухо.

– Ну, в гостиной, – машет отец. – Проходил мимо и заметил. Ты не видел, что ли?

С каменным лицом выхожу из кабинета и вижу бежевые шторы. Айя бы не осмелилась. Вариант только один – Ясмин. Моя свободолюбивая и любопытная Ясмин.

– Это временно, – отвечаю отцу сдержанно. – Была генеральная уборка.

– Жаль.

– Не начинай, – прошу его, предчувствуя нравоучения.

– Ты мой первенец, Эльман. Ты мой любимый сын, и ты должен забыть, что случилось тогда. Должен жить дальше.

Слышу это в который раз.

И в каждый раз становится паршиво. Они не понимают, когда просят забыть. Никто из них не пережил то, что пережил я.

Разве что Рустам. Только Рустам понимает, но здесь он мне не союзник.

– В твои годы у меня уже ребенок был. Хоть я и не знал, но я был твоим отцом.

– В твои годы у меня тоже был ребенок, – перебиваю отца грубо.

Он замолкает на время, подливая себе алкоголь. Я сжимаю кулаки, только это не помогает. Ни черта из этого не помогает.

– Я понимаю, как тебе больно, но девочке и месяца не было после рождения. Ты ведь даже не успел к ней привязаться, Эльман.

– Не успел, потому что ее убили, – завожусь не на шутку. – Ты не терял детей. Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает, к чему эти ебаные разговоры?!

Отец замолкает, моментально трезвея.

Я, честно говоря, тоже. Понимаю, что сорвался, но отец уже привык. К каждому такому разговору привык.

– Эльман, послушай, – смягчился отец. – Если ты больше не можешь полюбить, так выбери жену без чувств. Женщины и без любви ребенка родить могут. Это поможет тебе забыть твое горе, сынок.

– Хочешь кого-то предложить? – тяжело дышу.

А в глазах стоит Ясмин.

Она такая светлая, чистая. Во мне столько света нет, там темно давно, там все погасло. Но она не сбегает, не сопротивляется, льнет ко мне. Думает, что ее света на нас двоих хватит, но мне из этой тьмы, похоже, никогда не выбраться.

– Хочу, – продолжает отец аккуратно. – Предлагал и буду предлагать дочку Батуриных. Воспитанная, в мужские дела не лезет, отца ее лично хорошо знаю на протяжении долгих лет. Идеальная партия.

– Ей восемнадцать, что мне с ней делать? – хмыкаю.

– Да, молодая и невинная, честь семьи не замарает, – парирует отец. – Что тебе не нравится? Твоей матери девятнадцать было, когда я ее из дома увез.

– Мне не нравится, что вы так быстро забыли, отец. Забыли о женщине, что подарила мне ребенка. И ребенка этого тоже забыли.

Пристально смотрю на отца.

Он качает головой, тяжело поднимается с места и подходит вплотную.

– Потому что мы живем дальше. Потому что их больше нет, Эльман. Ни ребенка, ни той женщины, имя которой я не хочу даже произносить.

Проглатываю ком и тихо смеюсь ему в лицо:

– Они вот здесь, – ударяю себя в грудь.

– Нет, Эльман. Ты утрируешь. Там у тебя давно черная и непроглядная тьма.

Отец отходит, разминая руками толстую кожу лица.

Я не шевелюсь. Хочу почувствовать, что там внутри, но кроме черной пустоты – и правда, будто ничего нет.

– Я говорил с Батуриными, они будут только рады выдать единственную дочь за тебя. Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о матери – она переживает за тебя. Жизнь продолжается, будет еще любовь, будут еще дети.

Отец засобирался. Отставил виски, схватил телефон со стола. Видно, время сделки близилось.

– Проводишь, Эльман?

– Конечно, – глухо отвечаю ему. – Сейчас приду.

Когда отец выходит из кабинета, я достаю черную папку и раскрываю ее. Я клялся убрать эти фотографии и никогда к ним не возвращаться, но в самые темные времена я ищу самое дно и погружаюсь туда безвозвратно.

Ей и месяца не было. Даже имени дать не успел, это так.

Смотрю на фотографии и не могу пошевелиться – затягивает в бездну боли настолько, что выплываешь из временного пространства и скатываешься на самое дно. Я стискиваю кулаки за спиной и устремляю взгляд в одну точку. В шкаф. В щели между дверьми на секунду показалось шевеление.

Твою мать.

Ясмин. Она была здесь.

– Приезжай в Волгоград, сынок. Мы тебя очень ждем, – прощается отец у порога дома.

– Обязательно, – отвечаю сдержанно. – Береги себя.

– Не злись на меня, Эльман. Я жизнь прожил и знаю, что говорю. Твоя тоска по прошлому – это пристанище дьявола. Чем больше ты там варишься, тем больнее.

Провожаю взглядом автомобиль отца, чувствуя, как понемногу отпускает. За эти годы они поднимали эту тему много раз, и эффект всегда был такой же. Я срывался даже при матери, она плакала, уходила в комнату, затем отец добавлял мне выговор за слезы матери. И так по накатанной.

Вернувшись в кабинет, совсем не удивляюсь.

Ясмин стояла возле стола, ее взгляд был прикован к фотографиям.

– Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?

Я сделал несколько шагов. Резко обернувшись, Ясмин посмотрела на меня испуганными глазами.

Глава 10

Ясмин

Пока в гостиной ведется разговор отца и сына, я перевариваю то, что услышала насильно. Как бы я ни пыталась закрывать себе уши – я услышала все. Все до последнего слова, до последней тайны. До глубины души.