Распахнув глаза, я шокированно замираю, когда Эльман задирает свитер и собственнически накрывает мою грудь, сжимая пальцами розовые соски.

– Боже…

Увидев решительный блеск в его глазах, я перестаю смеяться. Совсем перестаю.

Низ живота простреливает горячим импульсом, а его член упирается в мой живот с явным намерением оказаться этой ночью во мне.

Глава 13

От улыбки и смеха не остается ни следа, а мои руки, под которыми прямо сейчас перекатываются тугие мышцы Эльмана, резко ослабевают. Восприняв мое смятение как вседозволенность, Эльман проникает ладонью под свитер, ломая и круша все нейтралитеты, что я выстраивала между нами годами.

Он без колебаний стягивает с меня свитер, задирая моя запястья вверх. Какие могут быть колебания, когда он так сильно хочет меня себе? Бюстгальстер я не носила, поэтому почти сразу ловлю расплывчатый взгляд Эльмана на затвердевших сосках.

– Моя Ясмин, – склонившись, он прикусывает кожу на шее и спускается ниже, к груди. От прикосновений его языка мне кажется, что воздух вокруг сгущается, обволакивает нас тяжестью.

– О, глупости…

Зажмурившись от разливающегося по телу наслаждения, я вспоминаю, как хорошо нам было вместе. Воспоминания, как сладкий яд, проникают глубоко, заставляя на миг забыть реальность. Если бы можно было представить, что этих лет разлуки не было, может, тогда я бы позволила себе расслабиться. На несколько минут. Или чуть дольше.

Кожа уже изрядно ныла от его небрежной щетины и жестких губ, но до чего было хорошо и как же не хотелось останавливаться.

Вот только кольцо припекает палец, вытаскивая образ Камаля наружу и делая его более явным и четким. Он много сделал для меня и всегда поддерживал. Он давал то, чего я не искала.

Вот только я не просила…

И обещаний между нами не было – я ведь сразу сказала, что не люблю.

В уголках скапливается немного слез, и я перестаю шевелиться от осознания собственной никчемности и от ощущения предательства. Последнее мне очень знакомо, ведь когда-то я поступила с Эльманом точно так же, как сейчас поступаю с Камалем.

– Не целуй, не целуй… – упираюсь пальцами в губы Эльмана, хотя его поцелуи опьяняют как терпкое вино, а вино я любила всей душой.

Я отстраняюсь, но руки Эльмана захватывают меня в кольцо – оно железное и болючее, и из него очень тяжело выбраться. Почти невозможно.

– Пиздец, Ясмин, – его дыхание обжигает волосы, заставляя дрожать от горечи. – Только с ним можешь ходить налево?

– Пошел к черту…

– Уже там был. И в аду был, только тебя там, сука, не нашел, – кольцо из рук сжимается плотнее, после чего он бросает меня на кровать и задирает свитер, оголяя пупок, ребра и грудь.

– Я была в другом аду. Тебе снизу не стучали?!

– Че за хуйню ты несешь? – тихо взрывается.

Я хватаюсь за его руки в попытке остановить это безумие и воззвать его к остаткам разума, но увы – остановиться не выходит.

Ни у него, ни у меня.

– Трахалась с кем-нибудь еще? – спрашивает, стиснув челюсти. До смерти.

– С половиной Сицилии! – слова срываются с губ прежде, чем я успеваю их обдумать.

Эльман быстро расправляется с моими брюками, оставляя на мне только кружевное белье и гуляя по моему телу голодным взглядом. Пожарища в его глазах больше нет – оно выгорело, оставив после себя темное бездонное море, из которого у нас не было шанса выплыть. Никогда.

– Я не сомневался, Ясмин.

– Угу. Хотя бы увидела не обрезанный член…

– Блядь!

Взревев, Эльман заряжает кулаком в стену и оставляет в ней трещину, а штукатурка с того места осыпается на мою голову. Закрыв лицо руками, пережидаю момент его свирепой ярости.

Жду, что обидит. Что ударит или еще хуже – возьмет силой, приняв мои слова за чистую монету. Ему один Камаль поперек горла стоит, а я про Сицилию заговорила.

– Ты закроешь рот или нет? – спрашивает глухо, почти устало.

– С закрытым у тебя жена есть…

– С половиной Сицилии, говоришь?

– Угу. С горячими итальянцами…

Убрав руки от лица, осторожно смотрю на него. Эльман нависает надо мной опасной скалой, высеченной изо льда и пламени, а его грудь очень тяжело вздымается и опускается.

Он что, поверил?

Когда Эльман стягивает с себя футболку, я невольно засматриваюсь на его тело, покрытое шрамами.

Эмиль его изуродовал. Навсегда. Навечно.

Опустив взгляд, останавливаюсь на его руках и замечаю, что один из пальцев на его правой руке был сломан. Я понимаю это по фаланге, которая была неестественно и даже немного жутко сплющена. Этой рукой Эльман совал сигареты мне в рот, пичкая мои легкие едким дымом.

Тогда я уже была беременна Юной. То, что Эльман об этом не знал, не является никаким оправданием…

– Было больно? – спрашиваю, возвращая взгляд к его шрамам на груди.

– Нет.

– Совсем?

– Когда ты легла под другого, все атрофировалось.

– Сильный обезбол, да?

– Навъебенный обезбол.

Эльман не спускает с меня глаз, в которых плещется то бездонное ледяное море, то разгорается пожар. Он давно был на взводе, но сейчас после нашей перепалки – особенно. Так всегда было: я поджигала Эльмана как спичку, превращая его лед в пламя.

За эти годы я изменилась, рождение дочери внесло свои коррективы в фигуру в виде увеличившейся груди и бедер, в остальном был по-прежнему порядок. Он не видел меня очень долго, и я ощущала его тоскующий взгляд на каждой клеточке своего обнаженного тела.

– Нравлюсь? – вырывается у меня.

– Да.

– Ненавидишь?

– Да.

Над ответами он не думал ни секунды…

Я не замечаю, как Эльман остается без одежды. Ладони обжигает от желания прикоснуться к нему и не делать этого одновременно.

Он изменился тоже. На старых фотографиях в интернете он казался сильно истощенным, но за последнее время почти вернулся в форму и вернул мышечную массу, которую потерял в больницах и при восстановлении.

Наша тайная связь была недолгой, но в ней было много секса. Всякого, везде и по-разному, но от одной только мысли, что мы займемся сексом спустя столько лет, меня переклинивает, и Эльман воспринимает это как зеленый сигнал светофора.

Беда только в том, что и красный сигнал я не даю…

Он подходит к краю кровати и, схватив меня за лодыжку, резко тащит на себя. Я вскрикиваю и пытаюсь ухватиться за что угодно, но в конечном счете оказываюсь под ним.

Рядом падает ночник, за провод которого я успела ухватиться, и в комнате окончательно гаснет свет.

Красный сигнал не звучит и тогда, когда Эльман надевает презерватив.

Пульс разгоняется до максимума, когда его руки стягивают с меня последний клочок одежды и вдавливают в свой член. Он каменный и прекрасно работает, хотя бы что-то не пострадало от рук моего брата…

– Я думала, что мой брат оторвет тебе член за меня…

– Как видишь, он на месте, – его голос низкий, вибрирующий. – Что по поводу итальянцев?

– У них тоже все на месте…

Темнота сгущается, как шелк, скрывающий наши грехи. Я вижу в его взгляде тысячу долбаных чертей.

И я не уверена, что красный сигнал их уже остановит.

Потеряв фокус, я медленно таю и подставляю свою шею для поцелуев. Напускная беспечность развеивается сразу, едва Эльман раздвигает мои бедра и устраивается между ними.

Жар охватывает меня, когда его пальцы скользят по коже, находя самые чувствительные места, от чего тело прошибает током – так, как уже давно не прошибало. Уперевшись руками в твердую грудь, я пытаюсь отыскать взгляд Эльмана – может, хотя бы он сам сможет остановиться, ведь дома его ждала верная жена…

– Как же твоя жена, Эльман? Она так много для тебя сделала…

– Это не должно тебя волновать.

– Трахал здесь уже кого-нибудь?

– Только тебя. Буду.

Все надежды на стоп-сигналы рассеиваются, когда он погружает в меня пальцы. Откинувшись на шелковые подушки, я до боли прикусываю губу. Мне немного стыдно и много хорошо.

– Там влажно, потому что я представляю на твоем месте итальянца, – выпаливаю, бросая вызов. Но мои слова тонут в его улыбке, полной темного удовольствия.

– Выводишь меня, Ясмин. Ты хочешь грубо? Без нежностей? Так и скажи.

– Нежность нам не к лицу, – шепчу. – Обойдемся…

Его ладони предупреждающе сжимаются на моих бедрах, и одним рывком Эльман насаживает меня на твердый раскаленный член. Он делает это сантиметр за сантиметром. До упора и без единой нежности. В ушах появляется шум, а низ живота от неожиданности пронзает огнем.

Ну вот, сама же просила без нежностей, а теперь…

– Боже!

Мир рушится на части, но в этом хаосе я впервые за долгое время чувствую себя живой.

Перед глазами расплываются черти, пожарище и море – все сливается воедино до тех пор, пока ощущения между ног не становятся комфортными. Мелкая дрожь рассыпается по телу, и я утыкаюсь Эльману в ключицу – она у него немного влажная и солоноватая на вкус, я попробовала, когда кусала…

Еще он пахнет сандалом. Привычным, родным запахом Тайной связи.

– Было больно… – тихо всхлипываю.

– Странно, у тебя же большой опыт, – режет словами по-живому. – Сколько тебя перетрахало? Повтори, Ясмин.

Эльман продолжает игру «Кто сделает больнее», жаль только, что я в ней не могу участвовать дальше, потому что Эльман начинает двигаться. Впившись в его плечи ногтями, кусаю губы до крови.

– Чему с ними научилась? Покажешь? – не унимается, крепко вколачивая в меня свой член.

– Многому.

– Сосать научилась? Или все также хуево?

– Другим нравилось… Камалю тоже…

О брошенном вскользь имени я сразу же жалею. Схватив меня за щеки, Эльман накрывает мой рот ладонью и загоняет член до упора и искр в глазах.

Эльман сперва заряжает меня, затем – разряжает. И так по кругу. Внизу пульсирует жар, нарастая волнами.

– Его имя. Блядь. Под запретом.

Я зажмуриваюсь.

– Ты поняла?

Я киваю, но руку от моего рта он не убирает, вымучивая из меня стоны.

А у меня то ли от наслаждения, то ли от боли, то ли от всего вместе взятого, пропадает желание называть имя Камаля. Совсем.

Живот простреливает острым огнем удовольствия, и я крепко зажмуриваюсь. Впившись Эльману в плечи, я мелко дрожу, ощущая, как от оргазма сводит все внутренности и порхают бабочки в животе.

Но в какой-то момент, помимо удовольствия, по телу расползается отвратительное чувство вины. Вздрагивая от особенно глубоких толчков, я смотрю на Эльмана, но начинаю видеть совсем другое. Вижу Питер, свадьбу, оружие. Затем мужское тело на себе и подвеску Камаля, которая болталась сверху в такт толчкам, когда он брал меня – измученную, заплаканную, разочарованную. Да, все было по доброй воле, и я даже уверяла себя, что никогда не пожалею о той ночи, но сейчас…

Сбросив с себя наваждение из прошлого, я понимаю: сейчас я жалею.

Жалею прямо в этот момент, когда Эльман смотрит на меня с желанием, перемешанным с ненавистью, а я вспоминаю эту подвеску, что качалась над моим лицом в такт движениям…

Эльман тоже помнит. Помнит и, обхватив мой кулак с обручальным кольцом, вбивается в меня сильнее, глубже и порой больнее. Кажется, что это кольцо нас обоих режет наживую.

Убрав руку с моего рта, он впивается в мои губы злым поцелуем. Я не противлюсь. Сейчас, когда он вспоминает мой секс с другим, сопротивляться было плохой идеей.

Распахнув губы, я впускаю его язык и чувствую легкое столкновение зубами.

– Разведи бедра шире. Ты зажимаешься.

– Прости…

– С кем ты трахалась помимо него, Ясмин?

– Я же сказала, с итальянцами…

– Ясно. Значит, и анал уже пробовала? Мне можно? – хмыкает небрежно.

Я резко сжимаюсь, и он это чувствует.

Он же не всерьез, правда?

Потому что по его глазам я совсем ничегошеньки не понимаю – в них бездонное море.