На самом деле мне хочется, чтобы физическая боль заглушила моральную, но чаша весов не перевешивает. Смотря на свое отражение, я вижу его… Артема. Я не хочу этого. Убеждаю себя в том, что ненавижу его, ненавижу за очередное предательство, но не могу… Он, наверное, уже привел в квартиру Адалин и радуется, что я самостоятельно ушла, освободив место для первой любви.

«Прекрати, ты же дала себе слово!»

Тряхнув головой, которая от этого мгновенно начинает кружиться, подхожу к ванне, споласкиваю ее слишком горячей водой и забираюсь внутрь, вставая под струи тропического душа, предварительно упершись правой рукой в стену, чтобы вода на нее не попадала. Кожу начинает жечь от соприкосновения с водой, но я продолжаю стоять, в надежде, что это пройдет.

Мне бы безумно хотелось полежать в горячей ванне, расслабиться, но я слишком брезглива, поэтому просто принимаю душ. Помимо прочего вода согревает, пуская волны мимолетного удовольствия. Каждая одеревеневшая мышца оживает, возвращая меня к жизни. Какое же это наслаждение – просто искупаться! Почему мы зачастую не ценим такие обыденные вещи?

Взяв с полки арбузный гель для душа, не жалея, выдавливаю на здоровую руку и начинаю намыливать тело, игнорируя лежащую на полке мочалку: мало ли кто ею тут терся. Буэ! Приятный запах обволакивает со всех сторон вместе с паром, я тщательно вымываю каждый грязный участок кожи, стиснув зубы от простреливающей боли в области ребер, когда приходится наклоняться к ногам. После два раза мою волосы шампунем, хотя делать это все одной рукой не так-то уж и просто, споласкиваюсь, еще раз просто стою под струями воды, пытаясь убежать от реальности.

Однако усталость делает свое дело, и, сдавшись, я отодвигаю шторку и выхожу, обмотав голову полотенцем, а на тело накидываю халат. Стоящую зубную щетку я также игнорирую, почистив зубы просто пальцем и мятной пастой. В памяти всплывает момент, как я чистила зубы щеткой Артема и почему-то совершенно не брезговала.

«Прекрати всплывать в моей голове… это невыносимо!» – мысленно кричу, представляя перед собой черный острый взгляд, что прожигает саму душу.

«Раз. Два. Три».

Куда делся этот гребаный рычаг, почему он работает с перебоями?!

«Давай, ты сможешь. Теперь ты другой человек. Сары Миллер-Князевой больше не существует. Отныне есть только Сара Абрамова-Багровская. Тебя должны заботить только собственная жизнь и безопасность семьи. Не нужно тратить энергию на предателей».

Выйдя из ванной в спальню, только сейчас замечаю на прикроватной тумбочке часы, которые показывают всего лишь десять часов утра. Не знаю, сколько есть времени перед свадьбой и как она будет проходить, если еще час назад бесчестный не собирался разыгрывать это шоу, а просто поиметь меня и пустить по кругу.

Станет ли Олег устраивать торжество или заставит просто расписаться с ним? Разбинтовываю, стоя у прикроватной тумбочки, свою конечность; ставший красным бинт прилип, и пока я его отдираю, еле сдерживаюсь, чтобы не взвыть. Палец опух и побагровел; откручиваю зубами крышку с перекисью и хорошенько заливаю ею рану, которая начинает мигом щипать и пениться. Забинтовываю, смотря мельком одним глазком и стараясь эмоционально абстрагироваться.

Понятия не имею, что будет происходить сегодня дальше, но знаю одно: когда настанет время, за мной придут заранее, поэтому прохожу к изголовью кровати на негнущихся ногах, стягиваю покрывало, бросая его на пол, и забираюсь под одеяло прямо в халате и с полотенцем на голове. Усталость, стресс и отсутствие сна делают свое дело, поэтому я мгновенно проваливаюсь в забытье, где нет снов, а одна только пустота.

Настойчивый стук в дверь и дергающаяся ручка больше похожи на то, когда к тебе пытаются вломиться. Это заставляет меня резко распахнуть глаза и, кряхтя, сесть на постели. Но меня ведь закрыли снаружи на ключ? Это что, проверка, внутри ли я?

– Чего? – спрашиваю осипшим, как у курильщика, голосом.

Полотенце сползло с головы во время сна, но волосы практически сухие. Стрелка часов показывает аж восьмой час вечера. Это ж сколько времени я проспала и не очухалась бы даже, если бы не разбудили! Еще бы, я ведь столько дней без сна и еды… как по мановению волшебной палочки живот начинает неприятно урчать.

Прежде чем ключ в замке поворачивается, я запахиваю раскрывшийся халат и, покачиваясь, встаю с постели. На пороге появляется угрюмый Роман с огромной коробкой в руках, которую он вносит и ставит на край кровати.

– Полчаса на сборы. – Его тон на этот раз другой, словно положение мое в этом доме изменилось. Если днем Рома говорил со мной с пренебрежением и недоверием, то сейчас, скорее, уважительно сдерживается.

Ничего не отвечаю, и Роман удаляется, хлопнув дверью. Подхожу и приоткрываю молочного цвета громадную коробку, внутри виднеется белоснежная органза.

Чертово свадебное платье! Больной ублюдок решил поиграть в жениха и невесту!

Я вернулась туда, где все начиналось, туда, откуда бежала без оглядки сломя голову.

В прошлый раз мне удалось избежать свадьбы с Багровским, но не сегодня…

Я не имею права рисковать жизнью брата. Олег убьет его, если я что-нибудь сделаю с собой или сбегу. Он может, я знаю. Эти два дня во всей красе показали, насколько далеко готов зайти этот нарик. От человека, который на глазах у толпы мужчин безжалостно избивал хрупкую девушку, а затем изуродовал ее тело, можно ожидать чего угодно!

Ведь если Багровский повторно опозорится перед своими шохами и всем городом, у него точно крышу снесет не на шутку. Хотя у него и так с головой не в порядке, тут к гадалке не ходи.

Сняв крышку коробки, швыряю ее на пол и вытаскиваю платье на постель, рассматривая. Все по вкусу Олеженьки: пышное и многослойное, как облака, море страз и золотая окантовка по краям гипюровых рукавов и шлейфа. У него, случайно, предки не были цыганами? Уж больно подозрительна любовь к этому цвету.

Тяжело вздохнув, развязываю пояс халата и, распахнув полы, сбрасываю его на пол. Все внутри меня противится этому, каждая клеточка отказывается выполнять приказ, но я прислушиваюсь только к разуму, а не к собственным желаниям.

Холодные пальцы левой руки и только три правой расшнуровывают корсет; когда с этим покончено, спускаю платье на пол, встаю в середину ногами и поднимаю наверх, просовывая руки в гипюровые рукава. Не знаю, каким образом мне удается это сделать, но с горем пополам, миллион раз изворачиваясь перед зеркалом, вспотев и обматерив весь белый свет, я зашнуровываю корсет на спине.

У Князева свадебные условия, конечно, были получше, но сейчас не об этом.

Смотря в отражение зеркала, встроенного в большой шкаф-купе, я ненавижу себя всеми фибрами души за то, что оказалась загнана в ловушку, обессиленная, раненая и беспомощная. Прищурившись, рассматриваю, как нелепо я смотрюсь: вьющиеся волосы, от того, что уснула с мокрой головой, бледная и безжизненная кожа, высохшее лицо со слишком впалыми щеками, обгрызенные ногти и самое главное – потухший взгляд. Но вишенка на торте – забинтованный как попало безымянный палец. Куда ж жених кольцо-то надевать собрался?

Самобичевание прерывает звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Выйдя из оцепенения, с трудом передвигаясь из-за слишком массивного платья, отступаю подальше от входа. Я уверена, что это Рома пришел сообщить, что отведенное время истекло, но на пороге стоит не кто иной, как мистер жених Багровский Олег Уродович. Естественно, не дожидаясь приглашения, мудак… ой, то есть мужик… надвигается на меня, заставляя отступать еще более рьяно.

Видимо, сон благоприятно повлиял на меня, потому что проснулась та самая токсичная и холодная Сара, которая ничего не принимает близко к сердцу. Я, мать его, как Билли Миллиган с двадцатью семью личностями внутри.

– Это было жизненно необходимо? – уточняю, выгибая бровь, но до него, с его IQ, доходит не сразу, поэтому добавляю: – Платье. – О смокинге с белым пиджаком не заикаюсь. Не знаю, что мне больше хочется сделать – разрыдаться от безысходности или дико расхохотаться от нелепого внешнего вида Багровского. Возможно, на другом мужчине это смотрелось бы и стильно, но come on, это же Олег! Меня воротит от него на инстинктивном уровне.

У Олега, кажется, биполярное расстройство, потому что по сравнению с нашей утренней встречей, где женишок выглядел как неадекватный маньяк, сейчас он кардинально изменился, превратившись в сияющего самца-говнеца. Ладно, простите, постараюсь меньше токсичить.

– Необходимо, зефирка моя. – Сдерживаю рвотный позыв от очередного уменьшительноласкательного словечка, но это еще ничего по сравнению с тем, что происходит дальше.

Багровский вскидывает руку, отчего я машинально уворачиваюсь, думая, что придурок снова решил показать свою силу. Агрессивный блеск от моей реакции проскальзывает в его глазах, левая рука ложится на мое предплечье, удерживая, а вторая прикасается тыльной стороной ладони к щеке.

– Что ты делаешь? – Стараясь как можно сильнее отодвинуться, вытягиваю щеку в противоположную сторону.

– А ты не рыпайся, родная. Или тебе неприятны мои ласки? Так ты скажи, я все отменю. Только что с Мишаней-то станется, Сарусь?

Толпа мурашек проходится по нервным окончаниям от прямых угроз.

– Ты же знаешь, что неприятны, так зачем спрашиваешь? – «Скотина», – добавляю уже про себя. Не знаю, зачем я нарываюсь, нужно улыбаться и врать сквозь оскал, но пересилить себя не могу, лицемерить и притворяться – тоже. Мое сердце и душа настолько устали за последний год, что я потеряла весь вкус к жизни и способность к коммуникации. Меня так часто обесценивали, унижали, похищали, принуждали, предавали… сейчас нет сил строить из себя кого-то.

«И сделали со мной это все вы, мужчины!»

Отец проиграл в карты, Багровский пытался сделать рабыней, что у него и получилось в итоге, а Артем… Артем просто растоптал и выпил всю до дна, оставив только оболочку.

– Вот за это я тебя и люблю, Сарусь: за честность. Не по понятиям это – пиздеть уважаемому человеку в лицо, – с довольным видом изрекает Олег, поглаживая мою раскрасневшуюся от гнева кожу костяшками пальцев. Хочу подметить, что уважаемого человека тут не наблюдаю, но еле сдерживаю себя, прикусив язык. – Каждую паршивую ночь я представлял, как буду целовать твою молочную кожу, гладить манящие изгибы, что мерещатся в других бабах, представлял, как буду насаживать на своего дружка… – Дыхание Олега от каждого слова учащается все сильнее, в то время как у меня живот скручивает спазмом от одной только мысли, что все это Багровский проделает уже сегодня!

– Пусти! – В истерике хватаюсь за его кисти, когда он непозволительно близко вжимает мое тело в свое, блуждая ладонями по пояснице, заднице, а лицо зарывается в откровенный вырез декольте.

– А может, ну его, а? Свадьбу эту? Никто больше и слова в твой адрес не посмеет сказать, распишемся номинально, но позже. А сейчас я в натуре как сильно хочу сорвать с тебя это барахло! – В подтверждение сказанного урод тянет шнуровку платья на спине, и оно начинает ослабевать, спадая, пока я не знаю, то ли хвататься за корсет, чтобы прикрыть открывающуюся грудь, то ли отбиваться от озверевшего Олега, что подталкивает меня к кровати.

– Нет! Подожди! Что ты делаешь?!

– Получаю то, что заслужил. – Грубые лапы тянут чертово платье вниз, и оно поддается, сползая до середины живота, пока я, потеряв равновесие и запутавшись в шлейфе, лечу на расправленную и смятую постель.

– Я не вещь, чтобы ты меня получал.

Олег наваливается сверху, выбивая из меня дыхание от тяжести его желейного тела.

«Господи, пожалуйста, помоги!» – мысленно обращаюсь ко всем богам, не желая заниматься сексом. Мне кажется, я не переживу, не смогу, это выше моих сил! Отчаяние охватывает меня и бросает тело в жар, когда желтые зубы вора стискивают мой сосок, вытягивая его. – Ты столько месяцев ждал, а сейчас не можешь дожить до вечера?! – иду ва-банк, пытаясь манипулировать его же методом.