Девушка тихонько вздохнула и активировала информер, поднесла к губам:

– Федот, у нас проблема. Я на парковке у травматологии… До кара не добралась, тут это… Железяки… Мне кажется, они ищут меня.

Девушка сделала запись и отправила старомодное голосовое сообщение – их было сложнее всего отследить из-за ничтожного веса, которое они занимали в общегородском траффике.

Девушка поджала под себя локти и втянула шею – лежать на земле становилось все холоднее, и если Филиппов в скором времени не прослушает ее сообщение, то она в лучшем случае подхватит пневмонию и не сможет вести расследование, а в худшем ее самой не станет. И что-то внутри ей подсказывало, что самый вероятный исход сегодняшнего дня – второй: роботы, совершившие нападение на сотрудника правоохранительных органов пойдут до конца. Вернее, конечно, не они сами, а те, кто ими управляет и раздает такие команды.

Но умирать очень не хотелось.

– Ну, пожалуйста, Федот-как-там-тебя-Филиппов, вытащи меня отсюда!

Глава 23. Аскольд Рыбалкин

Филиппов боролся с искушением подняться к Смольскому и посмотреть, что написал директор ЗИПа. Василий пока был в больнице, главврач сообщила, что у него сотрясение и ушиб мягких тканей. Жизни его ничто не угрожает, но пока медики ввели его в состояние медикаментозного сна.

– Пару часов я точно к нему никого не пущу. Даже вас с санкцией генерального прокурора! – отрезала доктор.

Федот смирился. Работы ему хватало, так что к шефу он сходит ближе к вечеру, когда тот окончательно остынет. А пока Филиппов решил переговорить с ассистентом Вишнякова.

Выйдя из здания управления, он притормозил шаг и сбросил сообщение Рабанской, чтобы та приехала и ждала его в кафетерии на первом этаже. Дождался отметки о получении и, сверившись с записями в блокноте, набрал другой номер:

– Аскольд Михайлович, старший следователь Филиппов, – представился. – Мне нужно переговорить с вами как с ассистентом профессора Вишнякова.

Аскольд Рыбалкин оказался молодым парнем, лет на пять или семь младше Филиппова. Высокий, худощавый брюнет с пронзительно синим и растерянным взглядом. Федот сразу заметил его в кафе «Краснодарский чай», где они договорились встретиться.

Скрытое под сенью вековых лип в старой части Солнечного острова, кафе в народе называлось попросту – «Чайник»: оно представляло собой старомодный чайный сервиз, какие были в моде в середине двадцатого столетия. Крупный белый горох на красном фоне. В пузатом заварном «чайнике» расположилась касса и зона раздачи, в «соуснице» спрятался автомат с мороженым, в «сахарнице» – газировка, на высоких краях «блюдец» сидели посетители, опираясь локтями на столы-«чашки». В теплое время года кафе было очень популярно, владельцы выставляли дополнительные чайные пары, чтобы усадить всех желающих. Сейчас же кафе почти пустовало, в зале Филиппов насчитал, кроме Аскольда Рыбалкина, еще троих сотрудников НИИ, решивших перекусить ароматный краснодарский чай и сладкое песочное пирожное с ванильной помадкой, фирменное.

Аскольд устроился рядом с аппаратом газировки и уныло тянул чай из высокой стеклянной кружки.

– Добрый день. Спасибо, что выделили для меня время, – Филиппов занял стул напротив, подозвал официантку, машинально приглядываясь – человек или андроид. С неожиданной неприязнью отметил – антропоморф. Постарался вежливо улыбнуться курносой девушке. «Что за прошлое было у твоего оригинала, что ты стала антропоморфом? И знают ли твои близкие о том, во что ты превращаешься?» – отметил про себя. И тут же понял – знают, догадываются. Ведь не просто так антропоморфы ограничены в правах и могут заниматься только неквалифицированным трудом. Выходило, что все всё знали, но молчали, продолжая рекламировать антропоморфизм и приглашать в эксперимент все новых жертв. А простые обыватели даже не задумывались о последствиях, берут кредиты, надеясь обмануть судьбу.

Рыбалкин скользнул взглядом по девушке, попросил повторить заказ и равнодушно пожал плечами:

– Да что там найти время, времени теперь у меня хоть отбавляй…

– Все разработки заморожены? Неужели Рослав Игоревич так жестко прикрыл все исследования? – Филиппов в самом деле удивился.

– Да нет. Не в этом дело, – Аскольд изучал дно своей чашки, – Просто все разработки велись под крылом Арсения Владимировича, все сейчас деморализованы, все мероприятия отменены, все только и обсуждают, что его смерть. А я… Я не могу столько времени говорить о смерти.

Парень определенно нравился Филиппову, было в нем что-то классическое от человека не от мира сего, растерянная неприспособленность к реальности, увлеченность наукой. Небольшой шрам на щеке, совсем свежий, вероятно полученный так же по рассеянности во время утреннего бритья. Аскольд не просто так стал ассистентом Вишнякова, определенно. Он был его правой рукой и единомышленником. Во всяком случае – мог быть.

– Вы были близки с Арсением Владимировичем?

Аскольд кивнул:

– Я у него учился еще в старших классах. Знаете, тогда стали вводить профориентацию и крутые ученые вели онлайн курсы, что-то вроде введения в специальность. Вот тогда я и узнал об этом НИИ и о его планах. Вишняков был классный, очень крутой препод, не жадный.

– Не жадный? Он что, деньгами вас ссуживал? – Не понял Филиппов.

Аскольд посмотрел на него, будто впервые увидел, и рассмеялся, по-детски громко.

– Да нет, – он все еще давился смехом. – Как вам объяснить… Вот Рослав Игоревич никогда не расскажет о своей разработке в подробностях, никогда не вставит в текст научной статьи своего аспиранта ничего стоящего, прорывного, никогда не наставит на мысль. А Арсений Владимирович мог взять твою работу, перечеркнуть все и сказать, где смотреть и что делать, чтобы работа перестала быть копипастом. Он никогда не жадничал делиться знаниями и собственным опытом. Поэтому у него такое количество учеников и все сплошь – звезды.

Филиппов понял. Интересно, но сам Рыбалкин, хоть и был учеником Вишнякова, звездой себя явно не считал, сидел скромно, вел себя довольно сдержанно.

– То есть среди учеников у него недоброжелателей не было?

– Нет, – Аскольд улыбнулся, во взгляде появилось что-то по-мальчишески озорное. Оно мгновенно преобразило его лицо, добавило ему красок. – И среди пациентов НИИ – тоже.

– А среди коллег?

Рыбалкин стушевался, будто внутри выключили загоревшуюся было лампочку, взгляд снова стал потерянным. Парень уменьшился, как бы сдулся и опять опустил взгляд, принялся рассматривать собственный стакан.

– Тут я не знаю, – пробормотал неуверенно.

Филиппов улыбнулся – парень ему нравился еще больше.

– Вы не хотите бросать тень на своих коллег… Понимаю вас. Но ваш ответ мне все-таки нужен, поэтому давайте зайдем с другой стороны. Вы замечали ревность к Вишнякову со стороны коллег. Я имею ввиду не в сексуальном плане, – он поймал удивленный взгляд Аскольда и сразу пояснил, чтобы не тратить время, – я имею ввиду ревность научную, профессиональную.

Рыбалкин вздохнул:

– Я понимаю, о чем вы. Пожалуй, всякое бывало. Но я не знаю никого, кто бы ненавидел Арсения Владимировича настолько, чтобы убить.

– А Лосевский?

Рыбалкин заметно напрягся, уши покраснели.

– Это вас Рослав Игоревич наговорил, да?

– А что, напрасно?

– Напрасно. – В голосе Рыбалкина послышалось упрямство. – Они не враждовали никогда, да, споры были жаркие, но это не мешало им дружить.

– Дружить? – Это в корне меняло дело. – Вишняков и Лосевский дружили, вы уверены?

После того, что рассказал зам Вишнякова в это особенно трудно верилось. Парень кивнул, снова опустив взгляд:

– Да, думаю, так. Арсения Владимирович был шафером на свадьбе Тимура Альтертовича.

Филиппов не знал о свадьбе видного ученого.

– А когда она произошла?

– В прошлом году, в августе, кажется, – Рыбалкин снова приосанился и заговорил уверенно.

«Странно, он не говорит о смерти Лосевского».

– Скажите, а как они сейчас общались, в последнее время?

– Не могу знать, Лосевский давно не участвовал в конференциях. Говорят, у него было какое-то серьезное исследование в Новосибирске.

– Рослав Игоревич сказал, что Тимур Альбертович погиб, вы не знали об этом?

Новость застала Рыбалкина врасплох. Он вскинул голову, посмотрел внимательно, будто рассчитывая найти какие-то доказательства, что следователь его разыгрывает. Покачал головой:

– когда? Нет, это какая-то ошибка… он должен был присутствовать на конференции. Я видел его в числе гостей… Разве что… – Он схватился за коммуникатор, набрал запрос – его пальцы двигались по виртуальной клавиатуре так споро, что Филиппов не успел прочитать суть запроса. Но впрочем все быстро разъяснилось. Рыбалкин вскрикнул и перевернул цифровое облако следователю: – Рослав Игоревич что-то напутал, речь шла о смерти младшего брата Лосевского, он, действительно, погиб в автокатастрофе.

Филиппов пробежал взглядом по короткой заметке в сети. Действительно, речь шла о брате видного ученого. Погибшего звали Тарган, Рослав Игоревич, очевидно, не сообразил, увидев одинаковые инициалы, что речь о разных людях. Филиппов выдохнул с облегчением – теперь у него появился шанс переговорить с Лосевским.

– А с чем Вишняков планировал выступить на конференции?

Рыбалкин снова приосанился, его взгляд снова загорелся.

– Это была бы сенсация. Арсений Владимирович в последнее время подошел к очень важному этапу исследования антропоморфизма как явления перерождения живой клетки.

– Мне показалось, или его недавние выводы полностью перечеркнули прежние наработки?

Рыбалкин посмотрел на него очень внимательно. Ярко-синие глаза приобрели потустороннюю, нечеловеческую яркость, сканируя собеседника. Под этим взглядом Федот Валерьевич почувствовал себя беззащитным. Холодок пробежал по позвоночнику – точно ли перед ним человек? Как далеко Вишняков зашел в своих опытах? Может ли этот парень быть тем самым Сайманом, который все может объяснить?

– Вы хотите узнать, разочаровался ли Арсений Владимирович в своей теории или нет? – юноша улыбнулся уголками губ.

– А он разочаровался? Я видел лабораторный журнал с перечеркнутыми результатами исследований.

Рыбалкин положил локти на стол, кончики его пальцев подрагивали.

– Профессор Вишняков не пытался подвести обоснование новому статусу искусственного интеллекта, он не занимался и новыми его возможностями и функционалом. Незадолго до своей гибели Арсений Владимирович мне сказал: «Искусственный интеллект до тех пор несовершенен, до каких пор не развит эмоционально». Он считал, что эмоциональная привязанность дает мощный скачок в развитии нейронов, фактически, сравнивая их с нейронами головного мозга человека. Это могло стать революцией, потому что являлось новым взглядом и на искусственный интеллект как таковой, и на вектор дальнейшего развития исследований в области нейромодуляции.

Филиппов постарался запомнить.

– Разве это не противоречит всем прежним исследованиям Вишнякова.

– Ни в коем случае. Но это нивелирует методику работы с искусственным интеллектом и демонстрирует новые риски.

– Не понял, о каких рисках вы говорите?

Рыбалкин задумчиво барабанил по столешнице. Нашел взглядом официантку и попросил ее подойти, заказал мороженое.

– Вы заметили, что девушка, нас обслуживающая, антропоморф? – внезапно спросил у Филиппова.

Тот снова почувствовал неловкость.

– Я не уверен, что умею их внешне отличать, но допустим, – осторожно соврал. – Разве это что-то меняет? Как-то относится к теме нашего разговора.

– Но ведь она, как и сотни таких же как она, ставших сегодня изгоями общества, рассчитывали на совсем иную реальность. Им обещали вторую молодость, новую жизнь, полноценную, активную, интересную. А предоставили право выносить горшки и расставлять чашки… Вам не кажется, что это обман? Глобальный, жестокий и бесчеловечный.