Взгляд Рыбалкина потемнел, но был по-прежнему таким же потусторонним. Разве что теперь Филиппов едва боролся с желанием взять в руки парализатор или хотя бы достать его поближе: парень казался опасным.

– Я по-прежнему не понимаю, как это связано с вашими словами о несостоявшейся революции в нейромодуляции.

– Если эта девушка узнает, что метод работы с ней, ее рождением, заранее был обречен на провал, как вы думаете, она потребует компенсации? Пересмотра существующих алгоритмов адаптации таких существ? Разве она не потребует себе новые мозги, условно говоря, чтобы перестать быть отбросом общества? – Он подался вперед, чтобы его слова гарантированно донеслись только до следователя. – Вы понимаете, какой конфликт в ней заложен, что она готова поставить на кон, чтобы исправить свою жизнь?

Филиппов не выдержал, посмотрел на работавшую у соседнего столика девушку. Она казалась нежной и очень хрупкой. Рыбалкин понял, о чем он думает, покачал головой:

– Это только кажущаяся слабость. Недостаток интеллекта замещается ростом физической силы, а низкая эмпатичность таких созданий может сделать их монстрами… мало не покажется никому… если они решат остановить несправедливость.

– То есть когда вы говорили «революция», вы имели ввиду буквально революцию, открытие Вишнякова могло привести к восстанию антропоморфов?

Эта информация уже тянула на мотив. На что готовы пойти лобби антропоморфизма, чтобы ученый с такими опасными выводами и значимостью в научном мире замолчал навсегда? Правда, это не объясняло смерти остальных членов странной семьи Вишняковых, но все-таки тянуло еще на одну, довольно крепкую гипотезу.

– Аскольд Михайлович, а кто такой Сайман? Или, возможно, Сай-Мэн? – Он выделил последнее слово, рассчитывая на какую-то реакцию молодого человека.

Но Рыбалкин снова, казалось, потух, уставился в принесенное официанткой мороженое. Отозвался равнодушно, словно его это совершенно не интересовало:

– Насколько я знаю, это был проект Арсения Владимировича.

– Проект? Можете рассказать о нем подробнее?

Рыбалкин посмотрел на него с холодной издевкой:

– Вы что же, считаете, что с простым ассистентов Вишняков обсуждал все свои задумки?

– Вы сказали, что он не жадный, – напомнил Филиппов.

– Не жадный, но не расточительный, это разные вещи. В нашей среде не принято обсуждать с посторонними еще сырые материалы. Если я о Саймане ничего не знаю, значит, к моей работе и зоне ответственности он никак не относился, и профессор Вишняков не считал нужным посвящать меня в нюансы.

– Но вы слышали об этом проекте?

Рыбалкин кивнул.

– Тогда поясните мне, что это мог быть за проект: программа или алгоритм, антропоморфное существо, робот… Мне в принципе непонятно, разве Вишняков мог вести два совершенно не связанных между собой проекта? Разве ему бы хватило на это сил, времени, финансирования, наконец?

Рыбалкин усмехнулся:

– Если жить в лаборатории, как это делал Арсения Владимирович в последнее время, то и не такое можно успеть!

Филиппов отметил про себя фразу о том, что Вишняков перед смертью практически жил на работе, но свидетеля отвлекать от рассуждения не стал – ему еще придется выяснить это у охранников, участкового, Владиславы и управляющего, почему они не упомянули, что профессор Вишняков редко бывал дома, а наоборот, подчеркивали, что семья у них была идеальная.

Аскольд, между тем, съев добрую половину мороженого – казалось, он есть его совершенно механически, отправляя ложку за ложкой в рот, продолжил:

– По вашим вопросам сразу видно, что вы не ученый… Вы допускаете это «или»… – В его глазах мелькнуло и тут же погасло какое-то мальчишеское озорство и превосходство. Между тем, «Сайман» мог быть программой, а это означает, что он мог быть всем – и роботом, и антропоморфом, и частью климатического купола.

Парень тихо хохотнул, довольный получившейся шутке. Филиппов не торопился обижаться – его собеседник слишком сдержан, и даже такие примитивные эмоции – хоть небольшой, но ключ к его отношениям с Вишняковым, а значит, и к самому Вишнякову и его убийце.

– Значит, Сайман – это программа? Которая гипотетически может быть установлена куда угодно.

Рыбалкин согласно кивнул

– И кто ему в этом проекте мог ассистировать профессору Вишнякову? Ведь, на сколько мне известно, биопрограммирование – не его конек. Кто-то ведь должен был входить в рабочую группу, хотя бы ради фиксации и свидетельства произведенный изысканий. Мне кажется, это обязательное требование для предоставления финансирования и лабораторных мощностей.

Рыбалкин отложив ложечку и отставив пустую креманку в сторону, он отметил:

– Я думаю, он занимался этим проектом в одиночку, вероятнее всего – дома, поэтому ему никто не был нужен на данном этапе. Вероятно, пока проект имел лишь теоретическую основу, а потому и не был известен широким кругам.

– Но на конференции Вишняков планировал выступить с развенчанием ареола антропоморфизма?

Аскольд кивнул:

– Да.

– Скажите, Аскольд Михайлович, мог ли профессор Вишняков самостоятельно разработать прототип этой программы и внедрить ее? Самостоятельно, без чьего-то участия, я хочу сказать.

– Мог, конечно… Но, знаете, – Рыбалкин задумался, вдруг что-то вспомнив: – Он был обеспокоен в последнее время, он даже сказал мне как-то, что…

Юноша с сомнением уставился на Филиппова, в глазах расцветала догадка:

– Что-то пошло не так!

– Что вы имеете ввиду?

– С этим проектом, с «Сайманом» – с ним что-то пошло не так! Арсений Владимирович очень злился и незадолго до всех этих… событий… сказал, что поступил опрометчиво. Я у него спросил тогда, о чем он говорит. И профессор очень странно улыбнулся и пояснил, что он создал монстра, которого сам теперь боится.

– И вы думаете, что он говорил о «Саймане»? – Филиппов допил одним глотком остывший чай.

Рыбалкин снова потух и опустил взгляд:

– Не знаю, возможно… Но может быть он и что-то другое имел ввиду. Я бы не хотел обсуждать с полицией дела НИИ, мне еще с этими людьми работать.

Он посмотрел на часы – время его обеденного перерыва завершилось, он начал нервничать.

– У меня последний вопрос, – Филиппов рассчитался по чеку. – Аскольд Михайлович, мог ли кто-то заинтересоваться материалами по проекту «Сайман» или какими-то иными разработками Вишнякова, которые он хранил дома, на домашнем сервере?

Рыбалкин насторожился. Его взгляд снова приобрел ясность и заинтересованность:

– Кто-то похитил данные?

Филиппов не хотел раскрывать всю информацию, а потому уклончиво пояснил:

– Я не могу раскрывать содержание материалов уголовного дела, к сожалению.

– Что ж, – Рыбалкин поставил локти на стол и сложил пальцы в замок. – Если данные похитили, это многое объясняет.

Он задумчиво наблюдал, как официантка убирает со стола посуду, забирает оплаченный чек. Приветливо прощается.

– Вам предложить что-то еще? – спросила вежливо у Филиппова.

Следователь отрицательно качнул головой:

– Нет, мы уже уходим… Так что вам внезапно стало понятно?

– А вы подумайте сами… Он собирался выступить со скандальным заявлением. Его убили. А материалы бесследно исчезли. Вам не кажется, что это очевидный след?

Филиппов улыбнулся:

– Строить гипотезы – моя работа. Вас же я спросил, кому бы это могло быть выгодно.

Рыбалкин заметно покраснел. Убрал руки со стола, спрятал на коленях.

– Простите, я, вероятно, увлекся… Если исчезли материалы, то я бы искал тех, кто заинтересован в молчании Вишнякова: например, фабрику «Homo syntheticusus»^[1], они являются разработчиками биомассы. Или Лабораторию «Нейроплан», которые разработали и внедрили методику искусственной оцифровки сознания. «Нейроплан», кстати» ‐постоянный партнер «Homo syntheticusus»…

– Ясно, – Филиппов знал эти организации, ничего нового Аскольд не сообщил, но, наконец, оказалась сформулирована почти очевидная несостыковка:

– Погодите, Аскольд Михайлович… А НИИ антропоморфизма разве не работает с «Нейропланом» и «Homo syntheticusus» на одном поле? Разве они все не занимаются разработкой, популяризацией и исследованием этого явления?

– Скорее методики, – уточнил молодой ученый. – Нет, вы все упрощаете. НИИ занимается фундаментальными исследованиями. Фабрики и лаборатории применяют полученные знания на практике, обучают у нас свой персонал. Но мы не связаны какими-либо обязательствами с ними, если вы это хотели узнать.

– Да, именно это, – Филиппов кивнул. – Но это ведь ни «Нейроплан», ни «Homo syntheticusus» не являются единственными организациями, которые работают с антропоморфами, почему вы вспомнили именно о них?

Рыбалкин откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди:

– Я не знаю, строить гипотезы – ваша работа… Я назвал тех, кто пришел мне в голову, не спрашивайте, почему… Может, мне просто недавно попались их рекламные буклеты.

Он заговорил резко, зло. Так, словно ему совсем не безразлично, что стало с похищенными материалами.

Во всей этой истории у Филиппова не укладывалось вот что: если сервер Вишнякова выкрали ради материалов по антропоморфизму, то почему не тронули материалы из лаборатории? Не нашли способов проникнуть? В это верилось с трудом – они оказались достаточно подготовленными, чтобы совершить убийство.

«Это сделал сайман», – вспомнилось.

Сайман… Опять все не складывалось из-за этого Саймана, кем бы или чем бы он ни был.

«Надо искать похищенные файлы», – понял Филиппов.

– Если они похищены, эти материалы, вряд ли их просто уничтожили, – предположил он. – Могут ли они где-то «всплыть»?

– Если они похищены тем, кто хочет исправить ошибки методики, то конечно всплывут… новым поколением антропоморфов! – Рыбалкин рассмеялся.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то мне непонятно, что вы от меня хотите узнать. Ваши люди изъяли все носители, все материалы, парализовав работу лаборатории, поставив под угрозу научные изыскания десятков людей… Вы на них, что же, не нашли материалов по докладу Арсения Владимировича? Его заметок по «Сайману»? Или вы меня в чем-то подозреваете и таким образом решили проверить?!

Он распалялся все больше, из глаз уже сыпались искры, а на щеках алел лихорадочный румянец. Филиппов улыбнулся:

– Нет, что вы… Я просто хотел понять суть работы Арсения Владимировича. Спасибо. Вы мне очень помогли.

Он быстро попрощался с Рыбалкиным, договорился о встрече, если появятся еще вопросы – молодой человек вяло кивнул, поднялся из-за столика и направился в сторону НИИ, пройдя через другой выход.

Глава 24. Бегство Майи

Филиппов неторопливо шел к стоянке, когда на экран коммуникатора выбросило голосовое сообщение. Федот удивился и открыл его, чтобы прослушать.

– Федот, у нас проблема. – Это была Рабанская. Она говорила приглушенным шепотом. – Я на парковке у травматологии… До кара не добралась, тут это… – она еще понизила голос. – Железяки… Мне кажется, они ищут меня.

– Черт… Я ж сказал, ехать в управление! – Филиппов уже набирал номер журналистки.

Та ответила после первого гудка:

– Тут с десяток железяк этих, ходят вдоль рядов аэрокаров и у моего дежурят трое. Я не проскочу! Чего делать?

– Где вы?

Майя замешкалась:

– Я боюсь, что меня или вас прослушивают, могут засечь, если я скажу…

– Они вас по сигналу найдут быстрее! – Филиппов начинал нервничать. К своему аэрокару он уже подбегал.

Девушка выдохнула:

– А, да, в самом деле. Я под скамейкой, в сквере у больницы. Чего делать-то?!

– Сидеть под скамейкой.

– Поняла… А долго сидеть?

– Пока не скажу бежать, – он уже поднимал аэрокар в воздух и вызывал транспортную полицию.