Дарья Ратникова: Роза и коршун

Глава 1

Отца очень не хватало. Роза прислонилась к стеклу экипажа и стерла непрошенную слезу. Он просил не плакать о нём, и она старалась, видит Бог, она так старалась! Но сейчас слёзы невольно набежали на глаза. Вот одна уже потекла по щеке. Она всхлипнула и невольно зажала рот руками, испуганно бросив взгляд на сидение напротив. Но миссис Фламер спала, откинувшись на подушки.

Свою компаньонку, миссис Фламер, прислала ей тётушка, чтобы та подготовила её к долгой дороге в тётушкино имение. И эта миссис не понравилась Розе с первого взгляда. Худая и прямая как жердь, с холодным взглядом и с вечно поджатыми губами, она только цокала языком, осматривая её саму и её вещи. И Розу словно окатывало ледяным презрением.

Да, наверное, они жили не как все, но никто и никогда не позволял себе настолько открыто об этом заявлять. Да и сама Роза, по правде говоря, редко думала об этом. А зачем ей было думать? Она чувствовала себя безобразно счастливой, болтая с отцом, когда огонь весело горел в очаге, а верные Фидо и Дэш лежали рядом, по обе стороны от отцовского кресла.

А ещё были ежедневные прогулки по вересковым пустошам в степи, таким красивым, полным яркой жизни весной и скрытой, но потаённой, зимой. Когда мог – отец гулял с ней, с восторгом показывая ей бесконечную красоту жизни – будь то свежая почка или пробивающийся к небу росток, или птичье гнездо высоко на одинокой сосне. Но последние несколько лет он почти не вставал, прикованный к постели. И Роза видела, как он угасал с каждым днём. Она читала ему любимые книги и ухаживала за ним, как могла, вовсе не помышляя о том, что далеко, где-то за стенами их имения, есть другая жизнь, отличная от той, что они вели.

И всё же, первый раз её заставил задуматься о той, иной жизни, приезд гостьи, полной высокой женщины. Роза видела её всего лишь мельком. Она не знала, кто это был. Отец тогда не представил их друг другу, даже наоборот, настоял, чтобы она тут же ушла из комнаты. Она и ушла. А гостья с отцом так и разговаривали, запершись в гостиной. И когда Роза, вернувшись с долгой прогулки из любимых степей, уже затемно, проходила мимо отцовской комнаты, услышала громкие голоса.

– …Послушай, Джонас, она растёт сущей невеждой! Что сказала бы Кэтрин, если была бы жива?

– Она сказала бы то, что скажу тебе сейчас я – не лезь не в своё дело! – Голос отца звучал громко, слишком громко. Роза никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Она тогда ещё подумала – кого они имеют в виду, когда следующая фраза расставила всё по своим местам.

– И всё же она скоро войдёт в самую пору. Время первого бала. Розалинде исполняется пятнадцать лет, пора вывести её в свет. А она до сих пор не может нормально писать, а кроме твоих глупых сказок и стихов, больше ничего не знает. Только и может, что бегать по степи, как какая-то дикарка! А ты ведь не вечен, Джонас! Имение – майорат. Кому оно отойдёт? Или ты хочешь выдать её замуж и этим решить все проблемы? Но в этой глуши ты и жениха нормального не найдёшь. Подумать только – на несколько миль ни одной живой души, только эти степи! – Говорившая сделала паузу. Ей бы уйти, но Роза словно приросла к полу. Они говорили о ней!

Пауза затянулась, а потом отец заговорил, уже тише, своим обычным голосом:

– Ты права, Шарлотта. Ты во всём права. Но я – эгоист. Я не могу жить без своей девочки. Мне уже недолго осталось. Я оставлю ей большое состояние. Хоть на это мои руки сгодились, как ты когда-то говорила. Ты ведь позаботишься о ней, Шарлотта, когда меня не станет? – И он зашёлся кашлем.

Дальше Роза не смогла слушать. Она отворила дверь, влетела к отцу, обняла его и нежно зашептала, что он никогда не умрёт.

Но этот случай был первым. После него отец осторожно начал ей рассказывать, что после его смерти имение отойдёт к его дальнему родственнику по отцовской линии, которого он никогда не видел и знать не знает. А она обязательно отправится к тётушке, которая о ней позаботится. Но Роза не хотела ничего этого. Она отдала бы все богатства, лишь бы отец был жив и здоров, и они бы по-прежнему бродили целыми днями по степи. И больше ей ничего не надо.

Но отец умер, едва Розе исполнилось семнадцать. И как только весть об этом дошла до тётушки Шарлотты, она тут же прислала миссис Фламер, которая и во сне, казалось, осуждает её. И вот сейчас она уже второй день трясётся в экипаже по пыльным дорогам. Её любимая степь осталась далеко позади. И Роза не удержалась, снова смахнув слезинку.

Неудобное и жесткое траурное платье душило, но миссис Фламер привезла его с собой и, подгоняя по фигуре, повторяла только, что так надо и новое заказывать уже некогда. Отец никогда не следил за модой. А она сама и подумать даже не могла, что одета как-то неподобающе. Но миссис Фламер выкинула почти все её вещи, оставив лишь пару платьев. Приговаривая, что их носила, верно, ещё её тетка в детстве.

Неужели весь свет, о котором говорила тётушка, это – одни запреты? О, она не выдержит такой жизни, сбежит обратно в степь! Роза закусила губу и всхлипнула, снова прикрыв рот рукой. Почему, ну почему отец покинул её так рано?!

Она знала, что он болел давно, почти с детства. Когда для отца закончилась земная жизнь, среди всяких заумных слов, сказанных доктором, Роза расслышала приговор «чахотка». Болезнь спала в нём, но смерть матери от послеродовой горячки, подкосила отца. А ещё его работа. Она часто видела, как он сидел за столом даже и ночами, за слабым светом свечи, пока сильный приступ кашля не отправлял его снова в постель. До недавнего времени Роза и не догадывалась, кем был её отец. Лишь после смерти случайно увидела заметку в газете о смерти мистера Симонса, известного биолога, члена биологического общества, чьи научные труды чрезвычайно ценятся на севере Йоркшира.

Так то она и выяснила, что отец был биологом. И что показывая ей зарождающуюся в степи жизнь, он знал, что говорил, больше чем остальные. Да только сейчас это её вовсе не утешало.

Кажется, она задремала, потому что, когда открыла глаза – миссис Фламер уже не спала, а сидела и читала книгу. Роза глянула в окно – всё те же унылые пейзажи. Её милая степь сменилась убранными полями, которые чередовались с бедными крестьянскими лачугами. Небо хмурилось, обещая в скором времени пролиться дождём.

– Долго ещё ехать? – Не выдержала и спросила она.

– До СевенХиллса неделя пути. Кажется, я вам уже говорила это, мисс Симонс. – Компаньонка поджала губы. – Но вы не стремитесь слушать и запоминать. И это прискорбно. – Она сжала губы ещё сильнее, так что те превратились в тонкую, едва заметную линию. Роза как зачарованная наблюдала за губами Миссис Фламер, чтобы не расплакаться. Интересно, знал ли отец, когда просил тётушку позаботиться о ней, что забота будет «такая»?

Роза вздохнула. Если бы ей только было куда бежать. Но этот странный, новый, пугающий мир, который назывался «свет», живёт по своим законам. И почему-то ей казалось, что она с ними встретится и не раз, а ещё, что они ей не понравятся.

Оставшиеся дни тянулись невообразимо долго. Экипаж ехал так медленно, что Роза иной раз думала – быстрее было бы пройтись пешком. А ещё она боялась, что ноги за эту неделю и вовсе разучатся ходить. Несколько раз они останавливались на ночлег в придорожных гостиницах, и Роза с жадностью вдыхала свежий воздух, напоминая себе, что это все когда-нибудь закончится. Если бы ещё она могла спокойно терпеть придирки миссис Фламер… Один раз, всего один, она вышла вечером из гостиницы, сняла свои новые неудобные ботинки и решила вспомнить – каково это – гулять босиком по тёплой земле. Дождь кончился. Снова вернулись тёплые осенние дни. Всего несколько шагов до того, как её надзирательница это увидела:

– Вы что, мисс Симонс, совсем разума лишились?! Дай Господь мне спокойствия! – Она подняла руки к небу в молитвенном жесте, потом схватила Розу и потащила к гостинице, туда, где на пороге ждали её злосчастные ботинки.

После этого Роза уже не решалась на «подобные выходки», как это называла компаньонка, терпеливо ожидая завершения пути. Ей было страшно, неизвестность пугала. И отец… Не было ни дня, чтобы она не вспоминала о нём. А ещё – чем ближе было тётушкино имение, тем тяжелее ей становилось. Неужели тётушка запрёт её в какой-нибудь тёмной комнате и заставит учиться? С утра до ночи сидеть читать и писать, или танцевать, а может твердить правила этикета, как Роза прочла в «Наставлении для юных девушек», которое случайно нашла в библиотеке.

Отец почти не держал художественной литературы. В основном тома по биологии, «Жизнь птиц» Бьюика, да несколько религиозных трудов. Отдельной полкой стояли сказки народов Англии, Шотландии и Ирландии с потрясающими гравюрами, стихи Роберта Бёрнса и несколько томов Шекспира. И вот среди этого всего затесались «Наставления». Книга была скучной. В ней описывался каждый жест, каждое движение, каждое слово, которое надлежало делать юной благопристойной девушке или наоборот не делать.

Роза даже не дочитала её до конца. Так мельком просмотрела и тут же закрыла. И слава Богу. Потому что некоторые наставления даже при беглом прочтении настолько врезались ей в память, что она до сих пор вздрагивала, представляя, что её заставят им следовать. Её свободолюбивая натура, девушки, выросшей вне условностей света, отвергала всякое принуждение. Да только кажется ей никуда от этого не деться ни теперь, ни в будущем.

Когда наконец впереди показались дома, а вскоре копыта лошади зацокали по брусчатке, Розе почему-то стало страшно. Дорога закончилась, но та неизвестная жизнь, что ждала впереди, её пугала. Было не по себе. И вместо того, чтобы прильнуть к окнам экипажа, она вжалась в сиденье. Могла бы – закрыла глаза. Но за ней наблюдал бдительный взор миссис Фламер. Поэтому она старалась сидеть спокойно, только теребила ворот ненавистного платья.

Наконец прошло ещё, наверное, с полчаса. Городской шум стих. Видимо, они выехали за город. Насколько, Роза поняла, тётушкино имение находилось рядом с небольшим городком, стоявшим, тем не менее, неподалёку от железнодорожных путей. Это ей когда-то объяснял отец. Географию она знала хорошо. Правда только то, что касалось родной Британии.

Когда, наконец, экипаж остановился, Роза была готова. Она не хотела дать миссис Фламер право насмехаться над собой. Поэтому спокойно вышла из экипажа вслед за компаньонкой. Ну, точнее, её показалось, что спокойно. На самом деле увиденное поразило её настолько, что она осталась стоять едва ли не открыв рот от восторга и изумления.

Имение тётушки отличалось от отцовского очень сильно. СевенХиллс выглядел так, словно сошёл с исторических гравюр. Классически правильный, строгой красоты с несколькими башенками и флигелями, стремящимися в небо. Вокруг раскинулся шикарный розовый сад, с идеально ровными подстриженными кустами. Перед самым имением – парковый ансамбль, изображавший, видимо, нимф. Весёлые мраморные девушки получились как живые. Одна из них резво взбежала на фонтан, да так там и осталась.

Роза смотрела на них во все глаза. Какая красота! Их родное имение было очень старым, левое крыло уже местами осыпалось каменной крошкой, а по стенам правого карабкался дикий виноград и плющ. Парк же плавно переходил в степь.

Поэтому имение тётушки поразило её. Никогда в жизни она не видела такой красоты! И она любовалась на эту красоту, впитывая её как губка, вдыхая всем своим существом, застыв, словно статуя, пока миссис Фламер не одёрнула её. Тогда Роза будто очнулась от сна наяву, и пошла за компаньонкой.