– Вот и хорошо, что всё в прошлом, – шепнула в ответ, не сразу делая шаг назад.

Пришлось призвать на помощь все силы, чтобы отступить. Потому что мне нельзя всего этого чувствовать. Все эмоции в сторону Марка – под запретом. И это навсегда.

– Хорошо, любимая, – кивнул он, ухмыляясь.

Обращение – как издёвка. Потому что уже давно всё укрыто пылью минувших дней. И какой бы счастливо и влюблённой я ни была рядом с мужем, он потоптался и по мне, и по моей любви.

– Говорят, ты стала мамой совсем недавно? – спросил Гранин безразлично.

И это дало мне новый повод замереть от страха. Нельзя ничем показать, что меня поднятая им тема волнует в принципе. Но отвечать и не пришлось, потому что Марк поставил в нашем разговоре точку:

– Жаль, что я вовремя не понял, на какой дряни был женат…

Вот и славно. Пусть думает так и дальше, лишь бы был подальше от меня и моего сына. Ведь он действительно принадлежит только мне, и иной вариант я даже рассматривать не хочу.

Не ответив ему ни слова, я просто обогнула Гранина и ушла. Показалось, что он сделал в мою сторону неуловимое движение, но удерживать не стал. И зачем вообще проявил себя именно так – я не имела ни малейшего представления.

На губах всё ещё горел его поцелуй. Чувства не без труда, но всё же были взяты под контроль. Нужно сделать всё, чтобы это была наша последняя встреча с мужем… Иначе всё может закончиться плачевно.

– Анастасия, вы уже уходите? – нахмурился Станислав, когда я взяла клатч и собиралась попрощаться с Лесиным.

– Да, мне пора… Есть ещё сегодня дела, – ни капли не приврав, ответила доброму знакомому. – Всего хорошего, Станислав Венедиктович.

Прежде, чем в зал бы вернулся Гранин, я кивнула остальным и удалилась прочь. И каждую минуту думала лишь об одном:

«Какого же чёрта матери Марка стало плохо и он был вынужден вернуться сюда? Что же это, как ни моё личное проклятие?»

Когда я пришла домой, Тася как раз укладывала Тимошку спать.

– Ого, ты рано! – шепнула она, укачивая сына.

Потом нахмурилась, видимо, поняв по моему лицу, что я несколько обескуражена.

– Сейчас я его уложу и приду на кухню, – добавила тихо подруга.

Обычно если я возвращалась, а они с Тимофеем были в процессе засыпания, я уже не лезла, чтобы не будоражить сына. А сейчас так захотелось взять своего малыша, прижать к себе, чтобы поверить в то, что никто и никогда его не отнимет…

Но это будет проявлением моих сомнений, а их допускать не имею права. Кивнув, я дошла до кухни, где опустилась на стул и стащила туфли. Когда взгляд прошелся по дорогущей обуви, я невесело усмехнулась.

Покидая дом Граниных, я забрала с собой лишь одну-единственную сумку, в которую, сама не помня, как, пихала первые попавшиеся вещи. Так что лодочки были наследием жизни с Марком.

– Ну что там такое стряслось? На нас упал спонсор нашего дела, а ты боишься поверить в это чудо? – стала допытываться громким шёпотом Таська сразу, как появилась на кухне.

Я помотала головой.

– Нет. Там был Гранин. И он меня… поцеловал.

Глаза подруги распахнулись. Она приложила ладонь к губам и присела напротив.

– В каком смысле? Этот кретин хочет, чтобы вы снова были вместе? Он знает о ребёнке? – начала сыпать вопросами Таисия.

И каждое произнесённое ею слово заставляло меня вздрагивать и вздрагивать.

– Нет, Тась. Конечно, ничего он не знает… Точнее, в курсе, что я родила, но считает меня дрянью, которая ему изменила. Так что появился Тимошка от кого угодно, но только не от него.

Я посмотрела на стену, за которой располагалась спальня, где и находился сын. И добавила задумчиво:

– Так даже хорошо. Чем меньше он к нам лезет – тем лучше. Так что надеюсь, что мы с Граниным больше не увидимся.

В этот момент я не знала, что наша встреча произойдёт уже завтра. И что муж в данный момент выясняет, где я теперь живу, чтобы явиться ко мне как снег на голову.

Но лучше бы в середине мая случился именно снегопад, ей-богу…

***

Сегодня ответственной по пекарне была Тася. А я, проснувшись с утра в самом прекрасном расположении духа, решила не откладывать в долгий ящик идею, которая пришла мне перед сном, и планировала обдумать её от и до.

Вчерашний разговор с Лесиным порядком меня встряхнул. Я на собственной шкуре прочувствовала, о чём именно говорила подруга, когда затевала беседу относительно того, что для меня полгода дома – это нечто нетипичное.

Мне нравилось вращаться совершенно в других кругах. И нравилась та активная социальная жизнь, которую я вела совсем недавно, до рождения Тимофея.

Нет, это вовсе не говорило о том, что я устала быть матерью за столь короткий срок. Но однозначно вчерашний ужин заставил меня понять: я готова совмещать материнство и карьеру.

Ну и что, что наш старт настолько маленький и неприметный? Мы с Тасей любили предприятие всей душой, а значит и из него, как из обожаемого ребёнка, обязательно вырастет нечто масштабное.

– Сейчас погуляем и мама сядет за кое-какие кулинарные блоги, – проговорила я Тимошке, собирая его на выход.

Мы с сыном постоянно «беседовали». Я рассказывала ему даже о самых неважных бытовых вещах, а он отвечал забавными звуками, которые вызывали у меня умиление. Это тоже был своего рода маленький ритуал.

И вот Тимоха был собран, я сунула ноги в любимые растоптанные кроссовки и вышла на улицу.

Прямо перед нашим домом был небольшой сквер, исхоженный вдоль и поперёк. В нём мы обычно и совершали моционы, хотя мне, откровенно говоря, за пару часов становилось скучно катать коляску туда-сюда или сидеть на лавочке, читая книжку в телефоне.

Однако сегодня, окрылённая своей идеей, я направлялась к месту прогулок с воодушевлением.

Когда Тимошка заснул, устроилась на скамье и, достав планшет, вставила в уши «капельки» беспроводной гарнитуры. Какое-то время сидела, глядя на экран и погрузившись в ролик, пока не почувствовала, что меня кто-то трогает за плечо.

«Наверное, что-то обронила», – мелькнула в голове мысль, когда я обернулась на эту попытку привлечь моё внимание, и тут же с губ моих сорвался тонкий вскрик.

Я вскочила, выронив планшет, который упал на песок. Встала так, чтобы закрыть собой коляску.

В паре метров от меня, стоял и смотрел на мои потуги спрятать Тимофея Марк Гранин. При этом взгляд его был одновременно любопытным и холодным. А улыбку, которая появилась на губах, тут же захотелось стереть ко всем чертям.

– Не помешаю? – уточнил он и, обогнув скамейку, от чего я сделала пару шагов назад, спиной отталкивая коляску, поднял мой планшет.

Какое-то время Гранин вертел его в руках, затем протянул мне.

– Не замечал в тебе страсти к кулинарии, – хмыкнул он насмешливо.

Я попыталась взять себя в руки, потому что именно от моего хладнокровия зависело то, как повернётся дальше эта история.

Но что здесь делал Марк? Представить, что он взял с собой сэндвич, вместо того, чтобы отправиться на бизнес-ланч, и решил перекусить в сквере спального района я была не в силах.

– Многое изменилось за этот год, – пожала плечами, кинув наушники и планшет в сумку, висящую на коляске. – И, отвечая на твой вопрос, – помешаешь.

Я сложила руки на груди, чутко следя за тем, чтобы слишком любопытствующий взор Гранина не касался Тимофея.

– Ну что ж… придётся меня потерпеть, – ответил Марк и, как ни в чём не бывало, уселся на скамейку. – Нам нужно поговорить. И если сейчас просто уйдёшь, то я найду, как встретиться с тобой снова.

Я и вправду подумывала о том, чтобы спокойно удалиться прочь. Ну не станет же Гранин носиться за мной, пока я бегаю по скверу с коляской наперевес? Или – станет?

– Нам с тобой не о чем разговаривать уже слишком долгое время, чтобы возрождать традицию мило поболтать на досуге, Марк, – устало откликнулась я.

Он вздохнул и ответил:

– И всё же придётся это сделать. Скажи, какое отчество у твоего ребёнка? – задал вопрос Гранин.

Чёрт! Мои худшие опасения сбываются… Он приехал сюда по Тимошкину душу…

– Маркович. В честь моего отца, – откликнулась я спокойно.

Да, давая ему настоящее отчество, я использовала эту «лазейку». Моего папу тоже звали Марком. А вот фамилию Гранин, конечно же, Тимофей не носил. Я же не дура была, в самом-то деле.

– Хм, понятно, – ответил бывший муж. – А я думал, что ты родила его от мужчины с таким именем. Ну или я удосужился чести быть хотя бы записанным в свидетельство о его рождении.

Я пожала плечами и ответила ровным тоном:

– Себя записывай в отцы Кристининых детей.

Как только произнесла это, сразу поняла, что Гранин весьма удивлён. Он нахмурил брови и уточнил:

– Ты имеешь в виду Павловскую?

О, да. Я имела в виду именно эту сучку. Ту самую, которую обнаружила верхом на моём муже в номере одного из отелей, где он самозабвенно её трахал.

– Угумс, – хмыкнула нечленораздельно. – Но если у тебя есть ещё претендентки осчастливить тебя детьми – с ними эти вопросы и решай.

Я напрочь не понимала сути. Зачем он здесь? Откуда-то ведь вызнал, где мы живём… И приехал прямо к дому. Наверняка от подъезда нас с Тимом и заметил, иначе я не могла объяснить себе, как он нас вообще выследил.

Я уже собиралась сказать Гранину, чтобы больше он в поле моего зрения не появлялся, когда Марк внезапно спросил:

– А ты меня не ревнуешь, часом?

Шок от этого вопроса был таким полновесным, что я даже не сразу поняла: уж не послышалось ли мне? А когда, судя по лицу Гранина, выяснилось, что он ни разу не шутит, я запрокинула голову и рассмеялась.

Не слишком громко, чтобы Тимофей, не дай бог, не проснулся, но так, чтобы Марк понял: хохотать над его уточнением я могу долго и от души.

И нет, я не ревновала его. Ни сейчас, ни тогда, когда мы были вместе. Считала, что если в отношениях есть место ревности, о настоящей любви речи не идёт. Пока не увидела его в объятиях Кристины.

– Ни часом, ни месяцем, ни годом, ни веком я тебя не ревную, Гранин, – отчеканила я. – Ты мне безынтересен. Хотя… Надо сказать, что твои признания в том, что ты меня до сих пор не забыл, весьма мне льстят.

Как только я произнесла эти слова, Марк сжал челюсти. Посмотрел так, как будто до сего момента мы не общались и он видел меня впервые. Ну, смотри-смотри. Теперь тебе стоит выучить как дважды два, что перед тобою совершенно другая женщина.

– Скажи… а у папаши твоего ребёнка совсем плохо с деньгами?

Скотина-Гранин опустился ниже плинтуса, кивнув на мои кроссовки. Он намеренно наносил этот удар, желая меня уязвить. И пока я искала, чем ему ответить, добавил:

– На деловом ужине ты в туфлях, которые носила ещё при мне. Сейчас чуть ли не в лаптях, – продолжил он.

Жар пронёсся по моему телу удушливой волной. Нет, мне было не стыдно за то, что я готова была многим пожертвовать в угоду сыну или будущему. Но как я вообще жила с человеком, который готов был опуститься до подобного?

– Всего хорошего, Марк Александрович, – отчеканила я, когда волна непереносимого жара схлынула, заместившись морозностью, что поселилась в душе. – Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

Я стала удаляться быстрым шагом, толкая коляску перед собой. Да, у меня в душе проснулись чувства, ведь встреча с бывшим мужем не оставила меня равнодушной. Но они не были связаны с любовью и тем, что я испытывала по отношению к Гранину раньше. Это были совершенно новые ощущения, и если бы Марк мог залезть в мою голову и понять, что там за мысли – он бы бежал от меня как от огня.

– Настя! Настя, прости! – донёсся до меня голос Гранина. – Прости, я не хотел тебя обидеть!

Слава всем святым, он оставался на месте и не предпринимал каких-либо попыток меня догнать и вернуть к нашему разговору. Это было бы глупо хотя бы потому, что я вообще не понимала, зачем Марк приезжал в принципе.