Впрочем, Коломейцева это мало интересовало. Курсы были короткими, всего лишь двухмесячными, после чего Ивана должны были зачислить в какую-нибудь истребительную команду и отправить его убивать здешних партизан. А может, и не здешних, а каких-то других – кто знает? Никто ничего Ивану не объяснял, никто ни о чем ему не докладывал.

Понятно, что воевать с партизанами Иван не хотел. Он понимал, что если он хоть раз выстрелит в партизана ли, в подпольщика ли, то тогда все пропало. Тогда ничем не отмоешься и никак не оправдаешься. Тогда ты преступник и убийца. Тогда тебе путь к своим заказан.

Так что же делать? Попасть в карательную команду, но не стрелять в партизан? Однако вряд ли такое возможно. Там, в той команде, на тебя мигом обратят внимание, мигом тебя заподозрят и разоблачат… Значит, остается одно – не попадать в карательную команду. Как это можно сделать? Только одним способом – бежать из лагеря. Конечно, дело это непростое. Пожалуй, еще сложнее, чем побег из прежнего лагеря. Как-никак это засекреченный учебный центр! Здесь убивают даже за несогласие стать курсантом, а уж за побег тем более…

Но ничего другого не остается. Нужно изыскивать способ, чтобы сбежать. Нужно обязательно придумать такой способ! А для этого прежде всего нужен надежный компаньон. В одиночку такое рискованное дело провернуть трудно.

И Коломейцев стал подыскивать напарника по предстоящему побегу. Нужно было торопиться, до окончания учебы оставалось всего ничего – чуть больше двух недель. Нужно было спешить, но при этом не ошибиться, потому что любая ошибка неминуемо закончилась бы смертью. Но как найти такого напарника? Здесь не простой лагерь, а секретный учебный центр, здесь люди особого склада, все они добровольно согласились быть помощниками и пособниками фашистов. Искать напарника по побегу среди добровольных пособников фашистов – это, конечно, была погибельная мысль. Но ведь при всем при этом никого другого рядом не было! И быть не могло! А бежать нужно было всенепременно!

И подходящий случай, и напарник подвернулись сами собой. Отчего-то так оно обычно и бывает. Ты замышляешь одно, а случай или, может, судьба подсовывают тебе совсем другое. И зачастую оказывается, что то, что подсовывает тебе случай или судьба, намного правильнее того, что ты замышлял. Наверное, это какой-то никем еще до конца не осознанный и не разъясненный закон жизни.

Так случилось и с Иваном Коломейцевым. В тот день его и еще одного курсанта-поляка заставили чинить некое помещение общего пользования. Точнее сказать, нужник. Это было сколоченное из толстых досок сооружение, в котором нужно было подлатать крышу и заменить несколько сгнивших досок. Меняя сгнившие доски на новые, Иван обратил внимание, что задняя стена нужника выходит не на лагерную территорию, а на пространство вне лагеря.

У Ивана тотчас же родилась соблазнительная мысль. Если, допустим, улучить момент и протиснуться сквозь прореху в задней стене, то вот она и свобода! Все казалось настолько простым, что даже не верилось – неужели такое может быть? Получалось, что может. Может! Вот же она, прореха! И притом настолько большая, что протиснуться в нее любому человеку не составит труда! А если так, то, может, и попробовать? Выбрать подходящий момент и…

Иван невольно покосился на своего напарника-поляка. И ему отчего-то показалось, что и поляка сейчас одолевают те же самые мысли и желания, что и его. Во всяком случае, он не сводил глаз с прорехи и даже чему-то улыбался. Неужели он тоже, как и Коломейцев, задумался о побеге? Хорошо, если это так. А если не так? Как тут понять?

– Дзира, – сказал поляк, делая вид, что обращается больше к самому себе, чем к Коломейцеву. – Велки дзира…

– Да, – осторожно согласился Иван. – Дыра… Прогнили доски, вот она и образовалась. – Он помедлил и произнес: – В эту прореху пролезет целая корова, а не то что человек. Конечно, если мы с тобой ее не заделаем как следует.

– В лагере нема кров, – сказал поляк и взглянул на Ивана испытующим взглядом. – Тут бич тилко людзи. Людзи…

И он указал пальцем вначале на Ивана, а затем на себя. Жест был красноречив и предельно понятен. Никому, кроме Ивана и поляка, не следовало знать о прорехе в задней стене нужника. Но насколько искренним был этот жест? Не играл ли этот незнакомый поляк в какую-то свою, двусмысленную и подлую, игру? А что, если он замыслил склонить Ивана к побегу и донести на него, чтобы выслужиться перед немцами? Могло ли быть такое? Вполне. Иван ничего не знал об этом поляке. Равно, впрочем, как и поляк об Иване. Тут надо было кому-то рискнуть первому пойти на сближение.

Рискнул Иван. Он подошел к прорехе, отодрал от нее гнилые доски и вышвырнул их наружу. А затем на место отодранного гнилья стал прилаживать новые доски.

– Подсоби, – глянул Иван на поляка.

Поляк молча подошел к Ивану и стал придерживать доски. А Иван начал приколачивать их к стене гвоздями. Но забивал он гвозди не так, как для того бы требовалось, не основательно, а лишь слегка – чтобы прибитые доски можно было легко оторвать, когда это понадобится. Таким способом он прибил несколько досок и испытующе взглянул на поляка. Поляк усмехнулся, ничего не говоря, указал на доски и задорно щелкнул пальцами. И эта усмешка, а более того – щелчок сказали Ивану гораздо больше, чем могли бы сказать слова. В ответ он тоже усмехнулся и тоже щелкнул пальцами. И – ничего больше, и они поняли друг друга.

Таким-то образом – лишь слегка, а не основательно – они заделали всю прореху. Со стороны видно ничего не было, просто казалось, что стена крепкая.

– Гди? – спросил поляк, когда они возвращались в барак.

– Когда? – переспросил Иван. – Думаю, что чем быстрее, тем лучше. А то вдруг кто-нибудь обнаружит нашу лазейку.

* * *

Они бежали на следующий день. Дело близилось к вечеру, надвигалась тьма, а она – самый надежный и верный спутник и помощник всякого беглеца. Она и укроет, и запутает следы, и убережет от погони… Учебный отряд, в состав которого входили Коломейцев и поляк, возвращался с занятий на полигоне. Сегодня целый день напролет их учили, как лучше и надежнее окружить обнаруженный партизанский отряд. Занятия были утомительными, приходилось много бегать, ползать по-пластунски, бросаться в короткие стремительные атаки, так же стремительно отходить, стараясь таким образом выманить на себя предполагаемого противника, вновь атаковать, заходя с тыла и флангов… Что и говорить – утомительные это были занятия. И хорошо еще, что учебный полигон находился неподалеку, на территории лагеря, а то бы курсантам пришлось совсем худо.

– Всем десять минут отдыхать! – скомандовал по-русски унтер-офицер. Затем ту же самую команду он повторил по-польски. Этот унтер-офицер не был немцем, он когда-то был красноармейцем, но вот каким-то образом выслужился перед немцами, дослужился до унтер-офицерского звания и теперь командовал учебным отрядом будущих карателей.

Курсанты в изнеможении упали на землю. Кто-то пил воду из фляжки, кто-то закурил, а кто-то просто в сердцах выругался, причем по-русски. Темнота между тем сгущалась, стал накрапывать дождь. Судя по всему, через минуту-другую дождь готов был припустить во всю мощь. Отдыхали курсанты неподалеку от того самого нужника, который накануне ремонтировали Коломейцев и поляк. Иван нашел взглядом поляка и выразительно щелкнул пальцами. Это, несомненно, означало, что можно попробовать убежать. Причем именно сейчас. Все тому благоприятствовало: надвигающиеся сумерки, дождь, нужник с залатанной прорехой в задней стене…

– Подъем! – скомандовал унтер-офицер. – Всем в казарму! Оружие в пирамиду!

Да, у подневольных курсантов было при себе оружие – немецкие винтовки. Без оружия что за тренировка? Конечно, патронов в оружии не было. Патроны для учебных занятий не полагались. Патроны курсанты должны были получить потом, когда станут настоящими карателями и вступят в бой с настоящим партизанским отрядом.

– Господин унтер-офицер! – сказал Коломейцев. – Мне на минутку – в нужник…

– И я теж, – подошел к унтер-офицеру поляк.

– Приспичило вам! – ругнулся унтер. – Ладно, на все про все вам две минуты! А потом догоняйте остальных.

– Слушаюсь, – с готовностью произнес Коломейцев и первым пошел в нужник.

А за ним – и поляк. И оба – с оружием.

Внутри было пусто, и это было удачей. Не сговариваясь, Коломейцев и поляк бросились к задней стене. Миг – и в стене образовался лаз.

– Давай! – вполголоса произнес Коломейцев. – А я за тобой!

Снаружи также никого не оказалось. Шел дождь, и никому не хотелось высовывать носа. Да и к тому же никто и помыслить не мог, что вот сейчас, прямо сию минуту, в лагере происходит немыслимое – побег сразу двух заключенных. Да притом какой побег! Тоже, можно сказать, немыслимый – через прореху в нужнике! Кто бы об этом мог подумать?

– Ходу! – скомандовал Коломейцев. – Чем дальше, тем лучше!

И они побежали. Они бежали, спотыкались, падали, поднимались и вновь бежали, бежали, бежали… Они прекрасно понимали, что чем дальше они убегут, тем больше у них будет шансов на спасение. Винтовки они не выбрасывали. Да, оружие было без патронов, но патроны можно будет раздобыть. А пока нужно бежать.

…В лагере их хватились через пятнадцать, а то, может, и через двадцать минут.

– А где эти двое? – спохватился унтер-офицер. – Которые отпрашивались в сортир? Вернулись? Эй, вы! Отзовитесь!

Понятное дело, что никто не отозвался. В полутьме барака толпились усталые курсанты, но тех двоих вроде как не было.

– Гм… – растерянно произнес унтер и заглянул в пирамиду с оружием.

Курсанты уже успели составить в нее свое оружие. Но две ячейки оставались пустыми. Это означало, что те двое до сих пор не вернулись, они куда-то подевались, причем вместе с винтовками.

– Они что же, провалились вместе с оружием? – недоуменно произнес унтер. – Куда их черти подевали? Ведь сказано было – на все про все две минуты! Ну-ка, вы трое – за мной!

Унтер вместе с тремя курсантами выбежал из барака и торопливо направился к недалеко расположенному туалету. Уже окончательно стемнело, дождь усилился, по территории лагеря метались лучи прожекторов. В их пронзительном белом свете дождь казался еще сильнее, чем он был на самом деле.

– Эй! – окликнул унтер-офицер, когда подбежал к нужнику. – Где вы там? Куда запропастились!

Но никто ему не ответил.

– Что за черт? – произнес он уже не столько растерянно, сколько испуганно.

Он кинулся внутрь нужника и включил зажигалку. В ее неверном, мигающем свете увидел прореху в задней стене.

– Э-э… – растерянно произнес унтер-офицер, а затем крепко выругался. Он понял, что был совершен побег, причем групповой, в составе как минимум двух человек. И оба они сбежали с оружием, поскольку в оружейной пирамиде нет двух винтовок!

Трое курсантов топтались за спиной унтер-офицера. Кто-то из них растерянно и глуповато хихикнул. Унтер-офицер еще раз выругался. Дело было скверным, и прежде всего скверным для него самого. Потому что из отряда, которым он командовал, случился побег и это именно он невольно поспособствовал этому побегу, позволив двум своим курсантам на две минуты отлучиться в туалет. Вот тебе и две минуты!.. И что же теперь делать? Только одно – немедленно докладывать о побеге вышестоящему начальству и быть готовым к тому, что на его унтер-офицерскую голову обрушится начальничий гнев. В чем он будет выражаться, того, конечно, унтер не знал, потому что никогда еще в лагере не было побегов, но, однако же, можно было предполагать, что гнев этот будет ужасен…