Фашистское жало (страница 7)
– Не горячись, – поморщился Никита Кожемякин. – Так уж и враги! Может, просто они попали в трудное положение. С камнями против танков и впрямь много не навоюешь. Неизвестно еще, как бы мы с тобой повели себя на их месте.
– Ну я-то в плен не сдался бы! – резко ответил Грицай. – Лучше бы погиб под гусеницами танка!
– И много с того было бы толку? – вздохнул Никита Кожемякин. – Какое уж тут геройство – погибнуть глупым образом?
– Конечно! А вот добровольно сдаться в плен – это уж геройство так геройство! – ядовито парировал Грицай. – Прямо хоть орденами их награждай за такое дело!
– Зачем же орденами? – рассудительно произнес Кожемякин. – Не надо награждать их орденами… А вот выслушать их до конца следует.
– А то мы не выслушали! – Грицай упрямо мотнул головой.
– Так ведь не выслушали, – сказал Кожемякин. – В том-то и дело. А может, они расскажут нам что-то интересное о лагере. О тех, кто не ушел со всеми на запад, а затаился где-то поблизости. Или ты позабыл, о чем толковал подполковник из разведки? И для чего мы приперлись в этот лагерь?
– Ну да, они расскажут! – сказал презрительно Грицай. – Наврут небось с три короба! Для того они и подосланы, чтобы ввести нас в заблуждение!
– И что же ты предлагаешь? – вступил в разговор Васильев.
В ответ Грицай раздраженно пожал плечами и не сказал ничего.
– Вот видишь, ты не знаешь, – сказал Васильев. – Я вот что думаю. Никита прав – нам надо во всех подробностях расспросить их о лагере. Может, и вправду скажут что-то стоящее. А там поглядим.
Оба травника были на месте, да и куда они могли подеваться, если уж явились добровольно? Они сидели на куче камней и не спускали с Васильева настороженных глаз. Они понимали, что Васильев здесь главный и именно от него во многом зависит их дальнейшая судьба.
– Как вас зовут? – спросил Васильев.
– В лагере у нас у всех были клички, – невесело усмехнулся один из травников. – У меня, к примеру, Сыч, а у него – Башмак. По именам мы друг друга никогда не называли – это было строжайше запрещено.
– Черт бы с ними, с вашими лагерными кличками, – отмахнулся Васильев. – Я спрашиваю о другом – о ваших подлинных именах. Где вы воевали, в каких войсках, ваши звания.
– Я лейтенант Сычев, – сказал один из травников. – Правильнее, наверно, будет сказать, бывший лейтенант… Танкист, командир танкового взвода. Мой танк подбили. Экипаж – погиб, а я вот – уцелел… Так я ведь даже выбраться не мог из танка! Зажало меня всякими железками… Немцы меня и вынимали. Думал, пристрелят, а они вытащили… А дальше и рассказывать не о чем.
– А я бывший рядовой Сапожников, – сказал второй травник. – Артиллерист. Шмалял по немецким танкам, пока были снаряды. А не стало снарядов – мы с камнями… Да потом и камни кончились. С ножами идти против танков, что ли? Сели мы на землю, кто остался в живых. Сидим, ждем… А тут – немцы. Веселые, сытые. Ауф штейн, говорят нам. Ком… Кто-то из наших бросился на них врукопашную. А много ли навоюешь, когда у тебя лишь нож или штык, а у них автоматы с винтовками? Ну и разом полегли те, кто бросился.
– А ты, значит, не бросился? – хмыкнул Грицай.
– А я, получается, не бросился…
– Ладно, – сказал Васильев. – Так оно было или не так, нам сейчас разбираться недосуг. Другие у нас дела… Мы хотим расспросить вас о лагере. Во всех подробностях, какие вы только знаете. Ведь вы же что-нибудь да знаете?
Оба травника переглянулись, и этот обмен взглядами не укрылся от Васильева, да и от других смершевцев тоже. Тут ведь как? Если люди между собой переглядываются, значит, им есть что сказать.
– Кое-что знаем, – сказал тот, кто назвал себя Сычом. – С этим-то мы к вам и пришли. Иначе какая нам вера? А так – может, и поверите…
– Спрашивайте, – отозвался второй травник. – Скажем все, что знаем!
То, что рассказали оба бывших курсанта фашистской спецшколы, и впрямь оказалось интересным и ценным. Дело заключалось в следующем. Да, действительно, поняв, что Красная армия появится в Травниках неминуемо и притом очень скоро, лагерь отбыл подальше на запад. Но отбыли не все, кое-кто остался. Не в самом лагере, разумеется, а в городе и, вероятно, в окрестных лесах.
Кто именно остался? Специально подготовленная диверсионно-террористическая группа.
Какова цель группы? Она вытекает из самого названия. В задачу группы входит совершение всевозможных диверсий и террористических актов. То есть группа всячески должна мешать налаживать мирную жизнь в Травниках и окрестностях.
Численность диверсионной группы примерно пятьдесят человек. Это – костяк. А вот в случае надобности группа может увеличиться вдвое, а то, может, даже втрое или вчетверо. Далеко не все в Травниках и окрестностях искренне рады приходу Красной армии. Вот из них, из тех, кто не рад, и будет пополняться группа.
В костяк группы в основном входят курсанты диверсионной школы. Сычу и Башмаку об этом известно, потому что они и сами входили в этот самый костяк. Запись в группу была вроде как добровольной, но на самом деле последнее слово было за немцами. Именно они решали, кого зачислить в группу, а кого нет. По каким таким параметрам они решали, о том никому не ведомо, только самим немцам. Но и Сыч, и Башмак прошли отбор и оказались в составе группы. Конечно же, никаких диверсий они совершать не собирались, а хотели попасть в группу, чтобы оказаться на свободе. Вначале они намеревались затаиться в городе или в окрестном лесу и ждать прихода Красной армии, но затем передумали и решили остаться в лагере. Затаиться в каком-нибудь подвале, о чем, собственно, уже было говорено.
Итак, все решали немцы, а именно – начальник лагеря Карл Унке. Почему именно он? Думается, по двум причинам. Во-первых, потому что он как-никак был начальником диверсионной школы. А во-вторых, Карл Унке не ушел вместе со всеми дальше на запад, он остался здесь, в городе. Именно он и возглавляет диверсионно-террористическую группу, и теперь он не Карл Унке, а Фукс.
Почему именно он возглавил диверсионно-террористическую группу, ни Сыч, ни Башмак не знали. Но им известно, что именно Карл Унке, то есть Фукс, и есть главный в группе. Об этом курсантам, вошедшим в группу, сказал он сам. Так, мол, и так, будете подчиняться мне и забудьте мое подлинное имя, для тех, кто его знал, теперь я Фукс. При нем имеются еще несколько немцев – его помощников, а все прочие в группе – из числа курсантов. Есть среди них и русские, и украинцы, и поляки, и хорваты, кого только нет.
Все ли они люто ненавидят советскую власть или есть среди них и такие, как, скажем, Сыч и Башмак? Да кто же знает? Кто тебе об этом расскажет открыто? А в человеческую душу не залезешь.
Когда группа начнет действовать и каковы будут ее первые действия – об этом тоже Сыч и Башмак ничего не знали. Известно лишь, что команду действовать должен подать Карл Унке. То бишь Фукс. И такая команда будет подана тогда, когда основные силы Красной армии уйдут дальше на запад. А уж что диверсанты будут взрывать или кого убивать, про то, наверное, ведомо одному лишь Фуксу.
Где сейчас находится Фукс, Сыч и Башмак не знали. Известно лишь то, что он в каком-то секретном и надежном месте, причем при нем лишь несколько человек из числа его помощников-немцев. Все же прочие члены группы рассредоточены кто в самом городе, а кто в окрестном лесу. И они ждут команды. Фукс даст такую команду через связных. При нем имеются связные, вот они, когда будет нужно, и оповестят всех остальных боевиков, что им делать. Кто эти связные и сколько их, того Сыч и Башмак не знали. Им ведомо лишь одно: оба они должны были затаиться в городе по одному из адресов, который указал Фукс, и ждать, когда к ним придет связной. Пароль такой: «Завтра ожидается гроза. Запаситесь непромокаемыми плащами». Ответ должен быть таков: «Плащи нам не нужны, мы сами непромокаемые». Ну а затем связной должен выдать инструкции – кого убить или что поджечь. Или когда и в каком месте собраться. Или еще что-то в этом роде.
Сыч и Башмак должны были поселиться по адресу: Травники, улица Летни, 27. То есть улица Летняя, надо понимать так. Скорее всего, по этому адресу никто не живет, во всяком случае, из диверсантов. Наверняка в распоряжении Фукса имеются и другие конспиративные адреса. Должно быть, немцы, оставляя в Травниках диверсионную группу, основательно позаботились обо всех моментах и нюансах.
– Вот и все, что мы можем сказать, – произнес Башмак, с тревогой глядя на Васильева. – А больше мы ничего и не знаем. Мы люди маленькие.
– Что с нами теперь будет? – спросил Сыч. – Куда нас?
– Куда? – переспросил Васильев. – Вообще-то вы – наша публика. Именно такими-то мы и занимаемся в числе прочего. Проверяем, перепроверяем, делаем какие-то выводы…
– А вы кто? – спросил Сыч.
– Мы-то? – усмехнулся Грицай. – Мы Смерш. Расшифровывается как «смерть шпионам». Может, слыхал такое словечко – Смерш?
– Приходилось, – ответил Сыч. – Когда еще воевал, до плена… Но мы никакие не шпионы! И не диверсанты! Мы не сделали ничего плохого! Никакого преступления против советской власти не совершили!
– Все так говорят, – поморщился Грицай. – Но не всегда именно так получается на самом деле…
– Мы можем вам помочь! – сказал Башмак.
– И чем же? – спросил Васильев.
– Ну не знаю… Что прикажете, то и сделаем. Для того мы и стремились на свободу, чтобы с фашистами воевать!
– Ладно, – сказал Васильев. – Подумаем. Может, вы и вправду пригодитесь. А пока посидите под стражей.
– Что ж, посидим, – невесело усмехнулся Сыч. – Своя тюрьма – она теплее чужой.
– Ну это смотря для кого, – сказал Грицай.
– Уймись, Семен! – вполголоса обратился к Грицаю Васильев. – Ты сегодня будто с цепи сорвался…
– А может, и сорвался, – сказал Грицай. – Я ведь тоже не железный. Разнообразия хочется.
– Какого еще разнообразия? – удивился Васильев.