– Допрашивать его вам следовало или этому, монаху нашему. Мёртвый лекарь уже был, натуральный покойничек. Кто-то его придушил по-тихому и в саду около дворца в кустах положил.

Мне оставалось только вздохнуть. Жаль, очень жаль. Теперь уже не узнать, кто отдал приказ убить императрицу. Сам Пётр Фёдорович или кто-то из его приближённых? Шуваловы? Хотя нет, эти вряд ли: они были в фаворе при Елизавете. Нет, никак теперь не дознаться.

Остаток дороги мы проделали почти молча. Ермолайка, умница и большой молодец, гнал без остановки всю ночь и к утру домчал нас до Злобино. Я надеялся, что Тане поможет Марья Алексевна, но её-то как раз в усадьбе и не оказалось.

– Так и не приезжала, – сказала Настасья Филипповна, хлопоча вокруг Тани, – по всему, в Муроме задержалась.

– Надо послать за ней, – решил я. – Вот Дмитрия Ивановича и отправим, ему туда-обратно смотаться не проблема.

– Сейчас велю лошадь ему оседлать.

– Не надо никуда ехать.

Голос Лукиана, внезапно появившегося у постели Тани, прозвучал тихим шуршанием.

– Ей сейчас помогать надо, через пару часов поздно будет.

Монах пристально посмотрел на меня и вкрадчиво спросил:

– Что, отрок, принимал ли ты когда-нибудь роды Таланта? Нет? А придётся.

Глава 8 – Ручей

Лукиан осмотрел Таню как настоящий лекарь. Пощупал пульс, послушал дыхание, заглянул под веки. При этом напустил на себя такой грозный вид, что даже Настасья Филипповна молчала и не задавала вопросов.

– Холодные компрессы на лоб, менять каждые полчаса. Дам травы: крепко заварить и поить весь день. С ледника принести лёд и прикладывать к ладоням. Приготовьте носилки, вечером на ручей девочку понесём.

– Зачем на ручей? – не выдержала Настасья Филипповна. – Воды у нас и в доме хватает.

Взгляд монаха был такой выразительный, что ключница поперхнулась. Но тут же переключилась и забормотала:

– Одеяла надо взять, а то простудится Танечка. Где это видано, по осени в холодную воду лезть.

– Если поплохеет, сразу меня зовите, – подвёл итог Лукиан и пошёл к двери.

Пришлось его догонять, чтобы потребовать объяснений. Но он лишь отмахнулся:

– Ты, отрок, в порядок себя приведи. Умойся, поешь, а потом и спрашивай. Ответы не испортятся, подождут. Да и нам с тобой, – он подмигнул мне со значением, – кое-что обсудить надо.

Должен согласиться с монахом: видок у меня был ещё тот. Одежда после драки с цвергами местами была порвана, рубашка на груди прожжена, рожа в каких-то разводах, да ещё и щетина – грабитель с большой дороги, а не солидный некромант.

Так что я занялся собой, оставив Таню на попечении Настасьи Филипповны. Сходил в баню, где орк-банщик сначала меня попарил, как положено, а затем побрил. После водных процедур переоделся в чистое и почувствовал себя человеком. Пообедал фирменным супом Настасьи Филипповны, с лапшой и куриными потрошками, и выпил кофия. Убедился, что Тане не стало хуже, и пошёл задавать вопросы Лукиану.

Монах не стал разговаривать в доме, а потащил меня в парк за прудом. Осенний день стоял тёплый и солнечный, почти что летний, так что прогулка получилась не только познавательная, но и приятная.

– Что с Таней?

– А сам не понял? – Лукиан с насмешкой покосился на меня. – Ладно, не буду экзамен устраивать и загадки загадывать. Талант она в наследство получила.

Я кивнул, соглашаясь с монахом. Такое предположение было первым в моём списке.

– Когда я получил Талант от дяди, у меня не было ни жара, ни лихорадки. Только чувствовал себя как в тумане.

– Тебе Васька из рук в руки передал, считай. А здесь, – монах пожевал губами, – как бы сказать, Таланту пришлось далече прыгать. Вот он и ушибся, когда в твою Таню влетел. Хочет заново в ней родиться, ан не выходит. Придётся нам с тобой повивальными бабками работать да помогать ему.

– Как?

– Встанешь рядом со мной, будешь смотреть, что я делаю, и помогать чем сможешь.

– А дальше? После того, как Талант в ней родится, нужна какая-то инициация или ещё что-то? – я сделал паузу, вспоминая не самый приятный эпизод из жизни. – Мне умереть пришлось, чтобы Талант прижился.

– Не сравнивай, – Лукиан засмеялся, – некромантский Талант не чета обычному. Чтобы его использовать, разрешение Хозяйки требовалось. А девчонка твоя и так сможет. Дышать её правильно научи, а там всё само случится. К женскому полу Таланты легче приживаются, уж не знаю почему. А после наставника ей найми, пусть учит правильно обращаться.

Снова покосившись на меня, монах цыкнул зубом.

– А теперь о тебе поговорим, отрок. Я смотрю, ты-то свой Талант уже вернул.

– Вернул и хочу спросить, как мне…

– С мелочами сам разберёшься, – отмахнулся Лукиан, – послушай главное: заклятья тебе не нужны.

– В смысле?

– В прямом. Тебе заклятья кидать – как здоровому с костылями бегать. Настоящий маг не будет «огненный шар» делать, чтобы сарай спалить. Он повелевает Силе явить огонь, и тот сам загорается.

– Не понимаю, отец Лукиан.

– Ай! Да что тут сложного? – В голосе монаха послышалось раздражение. – Библию читал? «Если имеешь веру и скажешь горе: перейди отсюда туда, и она перейдёт». А у тебя не вера, у тебя магия. Захотел что-то передвинуть, волю изъявил, и оно передвинулось.

Монах указал пальцем на булыжник в пожухлой траве. Камень дрогнул и медленно пополз, как черепаха, к дорожке.

– Видел? Теперь сам попробуй.

Возле этой чёртовой каменюки я проторчал минут десять, прежде чем сумел сдвинуть её с места. Лукиан не помогал: просто стоял рядом, молчал и ждал, пока я выполню упражнение.

Принцип работы с Талантом без заклятий оказался и прост, и сложен одновременно. Заклятья действительно не требовалось – Талант сам знал, как формировать эфир, чтобы вышло желаемое. Нужно только чётко представлять, чего именно хочешь, и прикладывать волю.

– А обычные, не некромантские Таланты так не могут?

– Силы не хватает, – ухмыльнулся Лукиан, – вот и пользуют заклятья. К старости только, если дар развивают, что-то могут делать.

На последней фразе я вспомнил Марью Алексевну и покойного Голицына. А ведь и правда! Они давили мощью Таланта, а не хитроумными плетениями. Княгиня так и вовсе одним проявлением силы заставила Шереметева поджать хвост. А Голицын во время схватки с сыном не использовал хоть сколько-то знакомых щитов и ударных заклятий. Сила, только чистая сила, и всё.

– Понял, отец Лукиан, – я низко поклонился монаху. – Спасибо за науку.

– Раз такой понятливый, идём чаю выпьем. Утомился я с тобой гулять.

Уже у самого особняка Лукиан сказал:

– Кстати, у девоньки твоей Талант-то не простой, тоже с заковыкой. Магия принуждения, очень редкий дар. Такой у самого Петра был, между прочим.

В горле запершило, и я закашлялся. У Петра, значит? Это от дедушки ей Талант достался? И судя по взгляду, мне Лукиан сообщил не просто так, а с намёком. Но больше меня напрягло другое. Это что же выходит, Елизавета не просто с меня клятву взяла? Я ведь почувствовал, что она воздействует через эфир, когда давала указания. Получается, заклятье будет принуждать меня выполнить инструкции покойной императрицы? Ёшки-матрёшки, во что я вляпался, а?

* * *

– Осторожнее, не трясите так!

К ручью мы шли странной компанией. Впереди вышагивал Лукиан, за ним я и Киж несли носилки с Таней, а вокруг нас суетилась Настасья Филипповна с одеялами в руках. Неугомонная ключница то и дело дёргала Кижа, чтобы тот правильно держал носилки.

– Димочка, ровнее неси, не заваливай!

Лукиан строго запретил привлекать к этому делу слуг. Мол, лишние люди только помешают. И вообще, в делах с Талантом каждая мелочь имеет значение. А в том, что Таню несут мертвец и некромант, он находил особый символизм. Можно сказать, что у нас получилась почти ритуальная процессия.

– Сюда, – монах указал на пологий спуск к ручью, – кладите на песок. Настя, переодень девицу и дай мне её одежду. Отрок, разожги костёр. А ты, – Лукиан посмотрел на Кижа с прищуром и пару секунд раздумывал, – зажги факелы и поставь по семь штук на каждом берегу.

Не знаю, когда Лукиан успел принести поленья для костра и факелы, но их там было с приличным запасом. То ли магия, то ли он заранее послал слуг всё подготовить.

Едва огонь разгорелся, Настасья Филипповна подала монаху Танино платье. Лукина взял его двумя пальцами и с брезгливостью швырнул в костёр, будто ядовитое насекомое.

– Смотри, отрок, внимательно. – он указал на взметнувшееся пламя.

Я несколько раз моргнул, настраивая магическое зрение, и увидел тонкие струйки «перегара» эфира, поднимающиеся вместе с дымом.

– Не родившийся Талант силу впустую жжёт и всё вокруг копотью мажет, – пояснил монах, – в таком ходить даже врагу не пожелаешь.

Лукиан некоторое время смотрел на огонь, неодобрительно качая головой. Затем обернулся ко мне и с лёгким смущением буркнул:

– Где твоя палка волшебная, отрок? Развей-ка эту гадость от греха подальше.

Мне не сразу удалось сообразить, чего он хочет. А когда понял, то постарался не улыбаться до ушей. Что, даже такому сильному магу пригодилась деланная магия? Сила силой, а средств развеять «перегар» эфира в арсенале Талантов не было. Но злорадствовать я не стал – над костром и правда собралось облако эфирного чада. Из наплечной кобуры я вытащил small wand и нарисовал жирную букву Z.

Пришлось раз пять проводить очистку эфира, прежде чем ядовитая хмарь развеялась без следа. Монах всё это время стоял рядом, но с советами не лез, хотя и корчил недовольные рожи. Но я бы его в любом случае не послушал – в деланной магии я разбираюсь побольше старого некрота.

– Хватит, – дёрнул он меня, – сымай сапоги и бери девицу.

Камзол я тоже снял и бросил на ветки куста. Взял Таню, одетую в длинную полотняную рубаху, на руки и понёс к ручью. Девушка вся горела, дыхание было хриплым, а глаза под веками непрерывно двигались, будто ей снился кошмар.

Факелы, воткнутые Кижом в песок на берегах ручья, в наступившей темноте создали освещённый коридор. В его центр я и направился. Вошёл в воду и встал в центре потока.

Мир за пределами освещённого пространства будто перестал существовать. Были только мы с Таней, текущая вода и пламя факелов на берегу. Даже звёзды на небе словно померкли, а на меня навалилась ватная тишина – ни всплеска, ни крика птицы, ни голосов людей.

За факелами я разглядел фигуру Лукиана. Сейчас он был похож на огромного медведя, вставшего на задние лапы. Или на тёмного языческого бога, явившегося из седой древности.

Монах поднял руки над головой. В его ладонях появились круглый бубен и массивная колотушка. Бум! Бум! Бум! Бум! Мерный низкий звук полетел над водой. От каждого удара пламя факелов вздрагивало и разбрасывало яркие искры.

Я упустил момент, когда Лукиан вошёл в воду. Его глаза выглядели чёрными провалами, в которых не отражались даже огни факелов.

– Опусти её в ручей, – подойдя, скомандовал монах, – только голову над водой держи.

Лукиан положил ладонь на грудь Тани и сделал движение, будто вытаскивает пробку. Вода вокруг тела девушки вскипела, обжигая мне руки. Дикий необузданный эфир вырывался из неё наружу. Закручивался водоворотами, выбрасывал всполохи, бил вокруг толстыми плетями.

Несколько ударов пришлись мне прямо в лицо. Пожалуй, они могли раскроить череп, если бы рядом со мной не появился старый товарищ. Анубис, собственной персоной. Он стал старше, заматерел, а клыки на шакальей морде удлинились. Кивнув мне, как другу, Анубис поднял ладонь, защищая моё лицо от ударов эфира. Странное чувство – Анубис был мной в этот момент, а я был им, как одно целое. И в то же время нас было двое. Не знаю, как это объяснить и описать. И уж тем более я не пойду за объяснениями к Лукиану.

– Крепче держи, – сквозь зубы прошипел тот, – сейчас начнётся.

Начнётся?! То есть беснующийся эфир даже не считается?