Бежать ему пришлось недолго. Метров через пятьдесят он увидел небольшое лесное болотце, густо заросшее кубышками и камышом. Толстые бархатистые колбаски камыша ходили ходуном. За ними в мутной жирной воде изо всех сил барахтался мальчишка его возраста. Несчастный отчаянно взбивал болотную воду руками и пытался дотянуться до ближайшей ветки поваленного дерева. Но у него ничего не получалось. Трясина крепко держала его за ноги.

– Ты что, тонешь? – крикнул Филипп и в растерянности заметался по берегу. Мальчишка в ответ только громко булькнул и в очередной раз глотнул грязной болотной воды. Он смотрел на Филиппа вытаращенными от ужаса глазами и как будто просил о помощи. И только поймав этот испуганный, умоляющий взгляд, Филипп догадался, что надо сделать. Он добрался до воды и протянул утопающему свой посох: – Хватайся, я тебя вытяну, – приказал Филипп. Мальчишка судорожно вцепился в палку, и уже через минуту выбрался из чёрной болотной жижи.

Спасённый оказался настоящим дикарём. Из одежды на нём была лишь набедренная повязка. На спине у него висел лук из крепкой дубовой ветки и лыковый^[1] колчан с тремя оперёнными стрелами. Древнее оружие совсем не походило на игрушку и придавало мальчишке очень воинственный вид. Длинные спутанные волосы юного охотника торчали в разные стороны, но даже они не могли скрыть больших оттопыренных ушей. Глаза у мальчишки сверкали как два уголька, белые острые зубы лязгали то ли от холода, то ли от страха, но физиономия была хитрая и дерзкая.

– Ты в воду свалился? – спросил Филипп.

– Сам ты свалился, – стряхивая с себя болотную ряску, почему-то обиделся мальчишка. Он решительно двинулся на своего спасителя и задиристо проговорил: – Ты кто такой?! Что ты делаешь в моем лесу?

– А почему он твой? – нисколько не испугавшись, спросил Филипп и тоже принял бойцовскую позу.

– А потому, – напирая грудью, ответил мальчишка. – Сейчас как дам в ухо, узнаешь почему.

– Да ты что, белены объелся? Я же тебя спас! – возмущённо воскликнул Филипп.

– Это ещё надо посмотреть, кто кого спас, – презрительно сказал мальчишка и сквозь зубы сплюнул на землю. – Я, может, искупаться захотел, а ты мне помешал. Знаешь, что я тебе за это сделаю? По шее накостыляю так, что на всю жизнь запомнишь. – Он поднял с земли посох, с помощью которого Филипп помог ему выбраться из трясины, широко замахнулся, но в следующий момент опустил палку и рассмеялся. – Ну что, струсил? – насмешливо спросил он. – Не бойся, это я так шучу. Я вообще очень весёлый, люблю пошутить.

– Ни фига себе шуточки, – покачал головой Филипп.

– Нормальные, – ответил мальчишка. – Всем нравятся. Хочешь, в лоб тебе тресну? У меня это очень смешно получается.

– Нет, не хочу, – ответил Филипп и вдруг спросил: – Ты дикарь?

– Нет, я Кинтохо-подменыш^[2], – с достоинством ответил мальчишка. – Но ты можешь звать меня просто Кинтохо. Я хозяин этого леса.

– Хозяин? – удивился Филипп. – Всего леса?

– Всего, – подтвердил мальчишка и снова сплюнул. – Стану, когда вырасту. Мне маманя сказала. А она у меня всё знает. А вообще-то, я тоже когда-то был в вашем мире человеком. Но потом лешачиха украла меня, а моим родителям подложила своего лешачонка. А потом проиграла меня в карты кикиморе. Лешачонок через три дня сбежал назад в лес, а я навсегда остался здесь. Так я и сделался лесной нечистью. Но ты не бойся, я умею помнить добро.

– А я и не боюсь, – ответил Филипп и спросил: – А кого ты теперь считаешь своей мамой?

– Как кого? – удивился Кинтохо. – Кикимору. Она же выиграла меня в карты. Как говорит сосед-упырь, кто ребёнка воспитывает, тот ему и маманя, и папаня, и пирог с грибами. Тебя как звать?

– Филипп. Но ты можешь звать меня просто Филя.

– Странное имя – Простофиля, – сказал Кинтохо.

– Не Простофиля, а просто Филя, – поправил его Филипп. – Слово «просто» не надо говорить.

– Ну и что ты делаешь в моём лесу, просто Филя? – скаля зубы в улыбке, спросил Кинтохо.

– Мне нужно успеть дойти до Чёрного Камня. Ты не мог бы показать дорогу? – попросил Филипп.

– Значит, ты из того мира? – сразу догадался Кинтохо и оценивающе оглядел своего спасителя с ног до головы. – То-то я смотрю, ты как-то странно одет. И волосы у тебя пострижены. Так и хочется треснуть тебе дубиной по башке. У нас в лесу такие как ты редко появляются. В прошлом году один тоже к Чёрному Камню торопился. У всех дорогу спрашивал. Ну кикимора и показала ему самый короткий путь. – Кинтохо развёл руками и очень неприятно рассмеялся. – Так и сгинул в лесу. Но ты не бойся, за то, что ты меня спас, я тебе настоящую дорогу покажу. Лучше меня здесь никто леса не знает. Пошли.

Они полезли напролом через невероятно густые заросли малины, бузины и орешника. Кинтохо, который провёл в чащобе почти всю свою жизнь, очень ловко проскальзывал меж ветвей, затем дожидался своего спутника и без умолку тараторил:

– Здесь, в лесу, жить страшно скучно. Даже поговорить не с кем. Нечисть днём отсыпается, а ночью выходит на охоту. А на кого здесь охотиться? В лесу остались одни зайцы, ежи, змеи и земляные жабы. Ну, жаб-то они уважают. Это их первое лакомство. А мне противно на них смотреть. Вот и приходится весь день бродить по лесу. К тому же я люблю, когда светит солнце. Это у меня от человека осталось. Хожу, собираю грибы, ягоды и орехи. У меня дома есть небольшие запасы. Сейчас мы зайдём ко мне, хорошенько подкрепимся и переночуем. А то ночью по лесу столько всякой нечисти шастает. Сожрут и имени не спросят. Только запомни: ничего не бойся, никому не верь и ни у кого ничего не бери. Это у нас такой закон. Чуть зазеваешься, или заманят куда-нибудь в болото, или отравят, или схряпают, даже косточек не останется. Сам понимаешь, нечисть. Всё понял?

– Всё, – ответил Филипп и даже поёжился от страшного рассказа Кинтохо.

– А драконы у вас водятся? – чтобы перевести разговор на более приятную тему, поинтересовался Филипп.

– Нет, сюда они не заползают и не залетают. Этим громилам в лесу негде развернуться. Сам понимаешь, сплошные деревья. Они там живут, – махнул рукой в сторону Кинтохо. – В горах, в пустыне и в море. А у нас здесь тихо и спокойно: лешие и упыри, кикиморы и вурдалаки. Да еще от анчуток^[3] покоя нет. А в озёрах ещё и водяные с русалками водятся. Весёлый народ.

«Ничего себе спокойно, – подумал Филипп. – Верить никому нельзя, брать ничего нельзя, того и гляди отравят или слопают. Вот дорожку себе выбрал. Как хорошо, что я встретил этого дикаря. Он всё-таки со всей нечистью знаком».

– И каждая нечистая рожа норовит меня уму-разуму поучить, – беспечно продолжал болтать Кинтохо. – Я уже столько всяких гадостей могу, о-го-го! Хочешь, с десяти шагов попаду тебе шишкой в лоб?

– Нет, не хочу, – ответил Филипп.

– Жаль, – лукаво сверкнул глазами Кинтохо. – Я каждый день учусь стрелять в цель из лука. Я бы показал, но боюсь стрелу потерять. Зато кидаюсь я… Вчера один знакомый леший хотел что-то спросить, разинул пасть, а я ему туда сосновой шишкой – р-раз! Проглотил, даже не подавился. Вот все хохотали.

– Эй, Кинтохо! – неожиданно услышали ребята. Несколько в стороне, между двух могучих дубов образовался столб пыли выше деревьев. Затем он распался и на его месте остался кургузый старичок, похожий на замшелый пень. Нос у старика походил на сучок, зато глаза были такими ясными и синими, словно в них отразилось весеннее небо. Старик был невероятно лохмат, одет в грязное рваньё, а на ногах у него были липовые лапти. Причём левый лапоть лесной чудак надел на правую ногу, а правый – на левую.

Одной рукой старичок опирался на палку, а в другой держал огромный красный мухомор. Он нюхал его, словно цветок, вздыхал и даже причмокивал от удовольствия. – Куда это ты бутерброд тащишь? – ласково поинтересовался старичок и показал на Филиппа.

– Домой, куда же ещё, – ответил Кинтохо. – А ты что не спишь, старая кочерыжка?

– Как же, уснёшь здесь, – широко зевнув, проворчал старик. – Жрать охота. Может, поделишься мальчишкой? А я тебя потом научу превращаться в лесного зверя.

– Чёрта лысого тебе, а не мальчишку, – сказал Кинтохо. – Опять обманешь, не научишь.

– Конечно обману, – охотно согласился старик. Внезапно он раскрыл рот, сунул туда мухомор и разом проглотил его. Филипп даже испугался. Рот у тщедушного старичка оказался таким огромным, что он спокойно мог заглотить целого гуся.

– Нам самим мало, – сказал Кинтохо и поволок Филиппа дальше. – У меня едоков полон дом.

– Тогда подойди, я тебе что-то дам, – вслед им крикнул старичок и начал рыться в своих лохмотьях.

– Не дашь, – обернувшись, ответил Кинтохо. – Я тебя знаю. Палкой огреешь.

– Конечно огрею, – признался старик и обиженно добавил: – Жадина. Да и мальчишка дрянь. Одни кости. Чтоб вы подавились им.

– Что?! – в ужасе пролепетал Филипп. От страха у него подкосились ноги, и он остановился. – Вы меня хотите съесть?!

– Да ты не бойся, – успокоил его Кинтохо и похлопал Филиппа по спине. – Это я для лешего сказал, чтобы отстал. Я тебя никому в обиду не дам. Пока ты со мной, тебя никто не тронет.

Мальчишки продолжили путь. Продираться сквозь густые заросли было нелегко. Уже через каких-нибудь полчаса Филипп исцарапал себе лицо и руки, голова его покрылась сухими хвойными иголками, листьями и паутиной. И если бы не джинсы и яркая майка, Филипп вполне сошёл бы за лесного жителя, какого-нибудь начинающего боровика.

– А ты помнишь, откуда тебя украли? – на ходу спросил Филипп.

– Нет, я же был совсем маленьким, – ответил Кинтохо. – Я и имени своего не помню. Это меня уже здесь так назвали.

– Давай вместе пойдём к Чёрному Камню, – неожиданно предложил Филипп. – Попросишь у Камня вернуть тебя настоящим родителям. Будешь жить, как все люди. Я тебя научу играть в футбол и на компьютере.

От этих слов Кинтохо даже остановился. Он во все глаза посмотрел на своего спутника, затем опустил голову и с горечью ответил:

– Я давно забыл, как живут люди. И не знаю, что такое компуктер. Ты вон какой: чистый и волосы у тебя пострижены. А я? Кому я такой нужен?

– Нужен-нужен! – горячо проговорил Филипп, которому сделалось ужасно жалко этого дикаря. – Своим родителям нужен. Отмыть тебя и постричь – плёвое дело.

– Мои родители давно обо мне забыли, – ещё более помрачнев, произнёс Кинтохо.

– Родители не могут о тебе забыть, – продолжал уговаривать его Филипп. – Это я точно знаю. Мои мама с папой даже через тысячу лет меня не забудут.

– Они что, вечные, что ли? – буркнул Кинтохо.

– Не вечные, – вздохнул Филипп. Он вспомнил, как утром обидел маму и добавил: – Вот поэтому тебе и надо вернуться.

– Ладно, заткнись, – пробурчал Кинтохо. Лицо его сделалось злым, а на глаза навернулись слёзы. – Пойдём. И больше не лезь ко мне с этой ерундой, а то получишь по загривку.

Солнце почти совсем завалилось за горизонт. Лес становился всё более густым и мрачным. Продираться сквозь сплошные заросли было всё труднее, и Филипп невольно подумал: «Куда этот дикарь меня ведёт? Сейчас затащит в самую глушь и отдаст на съедение своим лешим да упырям. И зачем я согласился с ним идти? Шёл бы себе по тропинке». А Кинтохо, как будто прочитав его мысли, вдруг сказал:

– Не знаю, как в вашем мире, а у нас в лесу, чем короче дорога, тем она непроходимее.

Филипп на это ничего не ответил, но про себя подумал: «Хранитель не зря предупреждал меня, что я должен пройти этот путь сам. Что за помощь придётся платить. Этот Кинтохо просто заговаривает мне зубы. Сам же говорил: “Никому не верь”, а я ему поверил. Эх, Петьки здесь нет! С ним было бы легче отбиваться. А если бы нас съели, вдвоём не так обидно. Может, пока не поздно, убежать? А если догонит, с одним я как-нибудь справлюсь. Да и переночевать можно на дереве».

В этот момент они выбрались на большую круглую поляну, и Кинтохо остановился.

– Ну вот и пришли, – сказал он и радостно подмигнул Филиппу. – Здесь я и живу. Нравится?

– М-м-м, – только и сумел ответить Филипп.