Николь отступает в сторону, жестом приглашая войти. Теплые пальцы на мгновение касаются моего плеча – мимолетное, почти невесомое прикосновение, от которого по коже пробегают мурашки – и направляют на кухню. Запах ванили и корицы обволакивает меня, контрастируя с металлическим привкусом крови во рту.

– Садись, – говорит она, указывая на деревянный стул. Её голос звучит тверже, чем выглядит её дрожащая рука. – Нужно обработать твои раны.

Я опускаюсь на стул и наблюдаю, как она достает из шкафчика аптечку. Сейчас в каждом её движении читается сосредоточенность и забота. Нет того отточенного соблазнения, которое я видел раньше – только искренняя тревога и желание помочь. Эта простота делает её только красивее.

Николь опускается на колени рядом, её дыхание – теплое и прерывистое – касается моей кожи. Она смачивает марлю антисептиком, и комнату наполняет резкий медицинский запах.

– Может быть больно, – предупреждает она шепотом, и осторожно касается моих разбитых костяшек.

Острая боль прошивает руку, и я невольно напрягаюсь, стискивая зубы, чтобы не выдать болезненного шипения. Наши взгляды на секунду встречаются.

– Держи руку ровнее, – тихо командует она, продолжая бережно очищать ранки. Её пальцы дрожат, но движения уверенные. – Раны поверхностные, но всё равно…

Только сейчас я замечаю разводы крови на своей черной футболке – влажные пятна, почти черные в приглушенном свете кухни. Не могу вспомнить, моя это кровь или его.

Николь поднимает глаза с золотыми крапинками у зрачков. В них читается страх.

– Ты избил его? – спрашивает она, не отводя взгляд.

Она знает. Безусловно, знает. Вероятно, он уже позвонил ей, расписал встречу с психом, который напал на него в клубе из-за неё.

– Больше он здесь не появится, – отвечаю я, не отрывая взгляда от её лица, наблюдая за каждой эмоцией, проходящей по нему.

Её руки замирают над моими, марля зависает в миллиметре от кожи. Удивление быстро сменяется осознанием, а затем переходит во вспышку гнева. Она отступает, словно я внезапно стал опасен.

– Ты что, лишил меня спонсора? – её голос повышается, в нём звенит неподдельное возмущение и что-то еще… страх? – Ты хоть представляешь, что ты наделал?

– Никаких больше спонсоров, – говорю я с уверенностью, которая рождается не в голове, а где-то глубоко внутри. – Ни этого, ни других.

Николь вспыхивает – щеки заливаются румянцем, глаза сужаются до блестящих щелок. Она скрещивает руки на груди – защитный барьер между нами.

– Да как ты смеешь? – почти кричит она, и голос срывается на последнем слове. – Кто ты такой, чтобы решать за меня? Это моя жизнь, Тайлер! – она делает рваный вдох. – Это мой заработок. Моя чертова жизнь!

Я смотрю на неё – такую яростную и одновременно такую хрупкую. В её гневе столько ран, сколько в моих руках – свежих порезов. И я понимаю, что драка в клубе была только началом настоящей битвы.

– Мы оба знаем, что речь не о заработке, – говорю я, поднимаясь со стула. Теперь я нависаю над ней, но физическое преимущество никак не помогает в этом противостоянии. – Ты же не нуждаешься.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни. Ничего! – отрезает Николь, делая шаг назад, но не отступая эмоционально.

Я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться. Боль в костяшках напоминает о сегодняшней вспышке, которую я не могу себе позволить повторить.

– Послушай, – говорю я, намеренно понижая голос, – я могу помочь. У меня есть связи. Могу устроить тебя в приличную компанию, где ты будешь зарабатывать достаточно, чтобы…

– Устроить меня? – Николь издает короткий, злой смешок. – Тебе нужна моя благодарность? Моё спасение? Это какой-то комплекс героя?

– Я просто хочу помочь тебе выбраться из этого, – настаиваю я, чувствуя, как закипает раздражение. – Ты не создана для… того, чем занимаешься.

Николь скрещивает руки на груди. Её глаза опасно поблескивают в полумраке кухни.

– А для чего я создана, Тайлер? Расскажи мне о моем предназначении. Я с интересом послушаю.

– Для чего угодно, – отвечаю я, делая шаг к ней. – Но не для того, чтобы продавать себя мужчинам, которые…

– Я не продаю себя! – её голос вибрирует от ярости. – Я не эскортница, если ты это пытаешься сказать.

– А кто ты тогда? – выплевываю я. – Как это называется, когда мужчина покупает тебе подарки, платит за квартиру, а ты…

– Это называется взаимовыгодные отношения, – отрезает она. – Договоренность между взрослыми людьми. Он помогает мне материально, я составляю ему компанию. И да, иногда между нами что-то происходит, но только если я этого хочу.

– Ты лжешь себе, – качаю я головой. – Называй это как хочешь – спонсорство, что угодно – суть не меняется.

Её глаза вспыхивают опасным блеском. Она подходит к раковине, резко открывает кран и с силой сжимает окровавленную марлю, словно это поможет смыть нашу общую боль.

– Знаешь что? Ты не имеешь права судить меня.

Её слова бьют точно в цель. Я замираю, а Николь продолжает:

– Я не стыжусь. У меня были причины.

– Сейчас-то что держит тебя в этом? – спрашиваю я тише, пытаясь найти в её глазах что-то от той Николь, которую когда-то знал. – Ты можешь всё изменить.

– Да что ты говоришь? – она горько усмехается. – И как именно? Пойти работать в кофейню за минималку? Или может, стать твоей содержанкой? Чем это будет отличаться?

– Тем, что я забочусь о тебе!

– Ты не заботишься обо мне, – качает она головой. – Ты хочешь контролировать меня. Это разные вещи, Тайлер.

Мы стоим в молчании, разделенные всего парой метров и пропастью непонимания. На её лице отражается усталость, и на мгновение маска жесткости спадает, позволяя мне увидеть уязвимость.

– Послушай, – говорю я мягче, – давай просто поговорим. Можешь не соглашаться со мной, но хотя бы выслушай…

– Нет, – отрезает она, и маска возвращается на место. – Я не хочу это обсуждать. Не с тобой. Не сейчас. Пожалуйста, уходи.

– Николь…

– Я сказала, уходи! – её голос срывается. – Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Ты помнишь девочку, которой больше нет. И я не хочу, чтобы ты спасал меня от моей жизни!

Я стою, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как раны снова начинают кровоточить.

– Это не ты, – говорю тихо, с болью глядя на неё. – Эта жизнь – не ты.

– Откуда тебе знать? – её глаза блестят. – Может, настоящая я – именно эта. Может, той девочки, которую ты помнишь, никогда и не существовало.

Она подходит к двери и широко распахивает её. Недвусмысленное приглашение исчезнуть.

– Пожалуйста. Просто уйди.

Я медленно иду к выходу, каждый шаг даётся с трудом. На пороге останавливаюсь и поворачиваюсь к ней:

– Ты заслуживаешь лучшего.

– А ты заслуживаешь понять, что не всё в этом мире вращается вокруг тебя и твоих желаний, – отвечает она, глядя на меня усталыми глазами. – Прощай, Тайлер.

Дверь закрывается с тихим щелчком. Я стою в коридоре, глядя на гладкую поверхность, которая теперь разделяет нас.

Поднимаю руку, чтобы постучать, но останавливаюсь в миллиметре от поверхности. Что я скажу? Что могу предложить, кроме осуждения и непрошеных советов?

Опускаю руку и медленно иду к лифту. Внутри клокочет бессильная ярость – на себя, на неё, на ситуацию. Никогда не думал, что увижу её такой… потерянной. И самое мучительное – я не могу контролировать это. Не могу исправить. Не могу спасти её от мужчин, которые видят в ней только объект для покупки. От жизни, которая превратила яркую, живую девочку в женщину, для которой любовь имеет прайс-лист.

Лифт приезжает, и я вхожу внутрь, чувствуя, как тяжесть этого вечера давит на плечи. Двери закрываются, отрезая последнюю возможность вернуться.

Мысль о том, что она позволяет прикасаться к себе за материальные блага – вызывает приступ тошноты. Я не узнаю эту Николь. Или, может быть, как она и сказала, я никогда по-настоящему её не знал?

Одно я знаю точно: что бы она ни говорила, как бы ни отталкивала меня – я не оставлю её в этом мире фальшивых отношений и продажной близости.

Глава 4

Николь

«Кто не захотел, когда мог, не сможет, когда захочет» – читаю на ярлычке чайного пакетика и морщусь. Такие банальности раздражают, но я все равно покупаю этот чай. Не ради дурацких цитат, конечно. Просто у этой фирмы более натуральный состав, без лишней химии.

Странно, но чтение этих претенциозных фраз уже стало моим ежедневным ритуалом. Достаю пакетик, опускаю в чашку и изучаю очередную "мудрость", невольно анализиря ее применимость к моей жизни.

Сегодняшняя цитата особенно задевает. Невольно думаю о Тайлере. Вспоминаю его самодовольную ухмылку, когда он отверг мое наивное признание в школе.

"Отдам сердце в хорошие руки" – боже, как же глупо это звучит сейчас. А его ответ я помню дословно: "Прости, Николь, но я не верю в эксклюзивные отношения. Моногамия – это не про меня".

Эти надписи на чае напоминают мне и о Кэрри, моей лучшей подруге детства. В отличие от бездушных корпоративных лозунгов, ее подарок был наполнен искренностью. Перед отъездом в Австралию она преподнесла мне коробку чая с сотней вручную написанных посланий. Каждое – уникальное, каждое – с душой. "Ты сильнее, чем думаешь", "Твоя доброта меняет мир" – такие слова действительно грели сердце.

Теперь наше общение почти сошло на нет. Разные часовые пояса, новые жизни, новые приоритеты. А в моей чашке – только безликие корпоративные клише. "Улыбнись новому дню". "Верь в себя". Пустые слова для пустой жизни.

Отпиваю глоток и смотрю на свое отражение в зеркале напротив. Безупречный макияж, дизайнерское платье, драгоценности, подаренные очередным поклонником. Внешне – идеальная картинка успеха. Холодная, расчетливая Николь.

Мужчины теперь для меня – источник ресурсов, не больше. Я научилась конвертировать их восхищение в материальные блага. Той наивной девочке, которая писала записки о любви, пришлось умереть, чтобы я смогла выжить в этом мире.

Встреча с Тайлером спустя пятнадцать лет после окончания школы произошла в том самом клубе, где я проводила свою привычную охоту. "Пролить коктейль" – моя отработанная техника для знакомства с состоятельными мужчинами, и в тот вечер я заприметила его, когда он покинул VIP-зону.

Невозможно было не заметить этого высокого мужчину с идеальной осанкой. Широкие плечи обтягивала рубашка безупречного кроя, а рукава открывали проблески дорогих часов Hublot Square Bang 42мм. Годы практики научили меня распознавать настоящих толстосумов, отличая их от позеров с подделками Rolex.

Я наблюдала, как он уверенно движется к выходу – каждый шаг излучает власть и силу. Когда он вышел к своему матово-черному Ducati Panigale V4, я поняла, что не ошиблась в выборе цели.

Выследила его, "случайно" пролила коктейль… Всё шло по привычному сценарию. Но я и представить не могла, что этот брутальный мужчина с выразительными скулами и уверенным взглядом – мой школьный Тайлер. Тот самый, по которому я безнадежно сохла три года в старшей школе.

Тогда у него были длинные непослушные волосы, вечно падающие на глаза. Теперь передо мной стоял совершенно другой человек. Его мускулистые руки покрывали замысловатые татуировки, аккуратная стрижка и идеально подстриженная борода подчеркивали волевой подбородок и чувственные губы. Стальной взгляд из-под густых бровей, казалось, проникал прямо под кожу.

Растерянность длилась лишь мгновение. Мой профессионализм взял верх, и я решила применить все свои техники по извлечению денег на нем. В конце концов, он явно мог это себе позволить.