– Господа, ваши, безусловно, важные соображения я с удовольствием выслушаю попозже, – Даллор меня не подводит, сухое тёмное лицо остаётся невозмутимым. – Завещание господина Винкера Сарьэна вам сейчас вручит представитель банка, который держит в руках копию для каждого из вас.

Злой рык Олийши.

– Любой недовольный имеет право обратиться с жалобой как в суд города Брэгворда, так и непосредственно к Короне. Я лично прослежу, чтобы ваши иски рассмотрели в самые сжатые сроки. Сейчас же позвольте всем пожелать доброго вечера.

Эффектная пауза, которую я использую для того, чтобы вернуть родственникам возможность говорить, и многозначительно брошенное:

– Кроме господ Пигрона и Байрэса. К вам, уважаемые, есть несколько вопросов.

Впиваюсь взглядом в лица. Старший сын бледнеет, мешком оседает в кресло. Младший, наоборот, вспыхивает жарким румянцем. Прекрасно! Первый напуган, второй смущён. Прочие толпятся возле Биальда, но поздравлений я не слышу: странно было бы поздравлять подозреваемых в убийстве. Листы с волей покойного расходятся вмиг, не достаётся лишь той, что в приступе гнева разорвала свой в клочья.

– Госпожа Родери, – подошедший Файбэр почтительно протягивает мне документ, – вам не составит труда сделать копию для Олийши?

Хоть один порядочный в их семействе нашёлся! Своих чувств я не выдаю – нельзя, я на службе. Создаю точное подобие завещания и позволяю себе лишь одобрительный взгляд. Друг понятливо вежливо благодарит и направляется к двоюродной сестрице. Олийша же проявленное благородство принимает как должное. В какой-то степени мне её жаль – ведь она искренне надеялась на большее, приняв злые шутки деда за правду. Но четыре миллиона – сумма огромная; сколько б Олийша не задолжала, теперь её жизнь изменится… если она не виновница смерти Сарьэна.

Покидая гостиную, девица бросает хищный взгляд на Даллора. Мне становится весело. Господин столичный маг намечен в жертву как возможный жених. Оценивающе рассматриваю стройную до худобы фигуру, строгие черты лица, выразительный рот, слишком тонкие брови. Внешность на любителя. Мне раньше нравился такой тип мужчин, худощавых и тёмных, ироничных и умных, в чём-то даже опасных. Отношения с ними – всегда борьба, внутреннее напряжение и постоянная готовность к отпору, отвоёвыванию права на собственное мнение, поступки, жизнь. Когда-то именно это меня и привлекало… именно этого так не хватает Роллейну. Даглар слишком мягок, уступчив, предсказуем. Наша семейная жизнь состояла бы исключительно из моих приказов, которые он с желанием и усердием исполнял бы… бр-р.

Странные существа женщины. В теории мы все жаждем преклонения, обожания, заботы и нежности, а в конечном итоге наше сердце завоёвывает жестокий эгоистичный подлец, превращающий твои мечты в кошмар.

То, что мы с Даллором остаёмся наедине с указанными братьями, я понимаю лишь услышав осторожное «кхе-кхе» мага.

– Господа, – голос моего начальника негромок и вкрадчив, – мы с госпожой Родери предпочли бы побеседовать с вами по отдельности.

Пигрон очень быстро кивает. Байрэс же встаёт в позу – грудь вперёд, голова запрокинута (иначе с его невеликим ростом он упирается взглядом в грудь собеседника), и вызывающе протестует:

– Мне нечего скрывать! Моя совесть чиста!

– Отлично, – почти нежно тяну я, – в таком случае расскажите нам, почему вы солгали про вечер накануне убийства вашего отца? Вас видели в Бальмонде, в книжной галерее Баллека, когда вы приобретали там новинку. Сопровождал вас неизвестный, – рассчитанная задержка, – господин, скрывающий лицо.

– Это был мой друг! – возмущению поэта нет предела. – Мой очень близкий друг!

– У вашего близкого друга, надеюсь, есть имя и адрес? – ещё ласковее спрашиваю я.

– Он не имеет никакого отношения к смерти ста… отца!

– Господин Байрэс, – не меняя тона, продолжаю я, – очевидно, вы не сознаёте вашего положения. Служба Короны расследует убийство, ложные показания уже грозят вам арестом и штрафом. Конечно, двадцать золотых для вас сейчас не деньги, но отсидеть в камере городской тюрьмы вам всё равно придётся. А если вы не докажете, что господин, с которым вас видели в галерее, и маг, что наслал порчу на вашего отца, не одно и то же лицо, то камера в Брэгворде очень быстро сменится такой же в Закрытом Городе, причём пожизненно.

Гнев на капризном лице поэта сменяется недоверием.

– Арест?.. Но как… За что?!

– За намеренную ложь следствию. Можете на досуге почитать законы Лэргалла, уверяю, это крайне полезное и увлекательное чтиво. И я собираюсь препроводить вас туда сразу же после окончания нашей беседы – на три дня, как положено. Подобная мера послужит предупреждением для всех, считающих что с Короной можно фамильярничать.

Байрэс смотрит на Даллора: презрительный прищур глаз мага говорит ему больше, чем моя проникновенная речь. Поэт вздрагивает, утрачивая свой заносчивый вид.

– Но это такая мелочь… Разве так важно, где я был?.. Я не убивал отца! Мой… друг знал, как я хочу прочитать эту книгу, он занял очередь для меня, фактически подарив мне издание!

– Значит, ваш друг сочтёт своим долгом подтвердить ваши слова. Тогда ваше наказание ограничится тем, что я сказала, – арестом и штрафом… пока.

Я вижу сомнения и колебания в судорожных сжиманиях и разжиманиях кистей рук, наконец, Байрэс решается.

– Госпожа Родери, позвольте сообщить вам имя наедине…

Благосклонно кивнув, позволяю увлечь себя в дальний угол гостиной. Каждому есть что скрывать, как бы он ни убеждал меня в обратном.

– Аливи́а Вальéр, – после тяжёлого вздоха решается Байрэс. – Только я прошу вас, госпожа Родери! Никому ни слова! Её муж… это чудовище! Он не верит в возвышенные чувства, в нежную дружбу между мужчиной и женщиной!

Правильно. Я тоже не верю. Дружба между мужчиной и женщиной – это отвергнутая по каким-либо причинам любовь. Порой она бывает и нежной, искренней, но никогда не требует плащей с ног до головы.

– Я навещу госпожу Вальер. Если она подтвердит ваши слова, нет никакой надобности раскрывать её имя всем.

– Значит, я могу идти? – преждевременно выдыхает Байрэс.

– Можете – подождать меня внизу, в холле. Я избавлю вас от позора следовать к тюрьме в сопровождении Проверяющих и перенесу порталом.

– Но… – физиономия поэта вытягивается до невозможности. – Я же всё сказал!

– «Всё» вы должны были сказать вчера, – ледяная усмешка скользит по моим губам, та самая, благодаря которой я получила заслуженное звание стервы. – Обманывать Корону, господин Байрэс, не позволено никому, четыре золотых у вас или сорок миллионов.

– Как же я… Я не могу! Тюрьма! Нет, нет… Госпожа Родери… Только не порталом!

Спокойно выдерживаю умоляющий взгляд.

– Предпочитаете шествовать к тюрьме под конвоем? Мне позвать Проверяющих?

– Нет! – отчаянный вопль.

– Тогда ступайте и ждите меня внизу.

Интересно, потом он меня возненавидит? Не первый и не последний «уважаемый» господин, которому я прививаю почтение к законам. Возможно, получив свои миллионы, он постарается основательно подпортить мою жизнь. Но мне это безразлично.

Далайн был прав – я лишена инстинкта самосохранения.

Глава 8

Возвращаюсь я с победной полуулыбкой на лице. Завтра, а может, даже ещё сегодня Службу ожидает нашествие наследников Сарьэна, спешащих доложить обо всём, о чём они столь неблагоразумно умолчали. А в этом ворохе я отыщу ниточку, ведущую к убийце. Почести я с удовольствием отдам Даллору: ему они нужнее. Но жестокого умника найду и накажу сама!

По мере того, как я приближаюсь, Пигрон становится всё бледнее и бледнее, пока цветом не начинает спорить с посетителями мертвецкой.

– Э-э… – жалобно выдавливает здоровяк. – Вы закончили с Байрэсом?

– Да, – продолжаю мило улыбаться, – он ждёт меня в холле. Я окажу ему любезность и лично препровожу в тюрьму.

– В тюрьму?! – на старшего сына жалко смотреть.

– Разумеется. За ложные показания во время следствия предусмотрен арест и штраф, господин Пигрон. Пункт третий подпункт второй сто сорок седьмого закона Лэргалла о преступных деяниях. В связи с этим вы ничего не хотите добавить к вашим словам, сказанным на дознании?

Рухнувший в кресло огромный мужчина закрывает лицо руками. Теперь я вижу его неподдельные слёзы, и текут они не так, как вчера, – картинно и не уродуя весьма симпатичную физиономию. Его нос краснеет и распухает, губы дрожат, и голос выходит противный и хнычущий:

– Вы уже знаете-е?..

– Что вы вчера встречались в гостинице «Уютный уголок» с неким Самиреком Веллспа?

Всхлипы превращаются в рыдания. М-да… Этот тоже не убийца – с такой нервной натурой мухи не прихлопнешь. Ладно, меньше подозреваемых – легче вычислить настоящего.

– Господин Пигрон! – пытаюсь пробиться сквозь начинающуюся истерику. – Обещаю вам, что имя вашего «друга» будет известно только следствию. Так что вашей даме, каким бы ревнивым ни был её муж, нечего бояться.

Всевышний! Пигрон начинает бить головой о спинку.

– Вы не понимаете-е! Это не дама… Это… молодой человек, на-ачинающий а-актёр…

– Да хоть горрт! Господин Пигрон, всё, что нам нужно, – его настоящее имя и адрес, чтобы убедиться, что ваш друг-маг непричастен к смерти вашего отца.

Даллор при этих словах смотрит на меня с изумлением. Я вопросительно вскидываю бровь, но столичный маг делает вид, что внимательно рассматривает рыдающего. Мне же на самом деле не важно, с кем и как проводил своё время сын убитого: личная жизнь подданных Короны меня касается лишь в той степени, в которой она начинает противоречить законам Лэргалла. А они гласят, что можно встречаться с кем угодно, лишь бы по обоюдному согласию.

– Имя настоящее… Адрес… пишите.

Я не записываю – запоминаю. Эрнос, площадь Искусств, дом восемь. Вполне приличный район, и от Королевского театра близко. Похоже, не только спектакли и оперы привлекали нашего театрала в столице.

– Вы меня теперь тоже… посадите?

– Закон один для всех, господин Пигрон. И оштрафую. Сердечные дела Корону интересуют мало, а ложь следствию наказуема. Поэтому потрудитесь успокоиться и привести себя в порядок: вас я тоже ожидаю в холле. Десяти минут вам хватит на то, чтоб умыться и переодеться?

Взгляд на мокрую мятую одежду – и благодарный вздох.

– Д-да…

Задумчиво смотрю здоровяку вслед. Нужно постараться, чтобы эта история не всплыла на суде. Не все в Брэгворде разделяют политику Короны, и неудивительно, что солидный человек так перепугался.

– Вы меня поразили, госпожа Родери.

Голос Даллора возвращает меня в реальность.

– Чем же?

– Тем, как ловко вы провели допрос, заставив не просто признаться, но и выдать себя с головой. Честно говоря, я любовался вашим мастерством и тем, как уверенно звучало это ваше «я». Вам привычно выступать от лица Короны… Где вы служили до Брэгворда?

Усмехаюсь.

– Почему обязательно «служила»? А может, я вышивала платочки своему жениху.

Усмешку мне возвращают, приправленную сарказмом:

– И между стежками приобрели привычку брать на себя ответственность? Распоряжаться и приказывать?

Пожимаю плечами.

– Платочки попадались несговорчивые.

Маг делает шаг ко мне, заглядывает в глаза.

– Родери, вам обязательно постоянно доказывать свою независимость? Кто-то однажды настолько уязвил ваше самолюбие, что теперь вы в каждом вопросе слышите подначку? Вы великолепный следователь и прекрасный маг: заклинание, которым вы заткнули всю эту ораву, было изумительно. Поверьте: я был бы счастлив служить под вашим началом, если бы судьба распорядилась иначе. То, что вы женщина, не умаляет, а подчёркивает ваши достоинства.

– Благодарю, – похвала приятна, но его догадливость беспокоит. – Все женщины любят лесть, и я не исключение. Но вам не стоит трудиться и искать ко мне подход: я не стану работать лучше или хуже, в зависимости от того, что обо мне думают и как относятся.

– Родери… – тихий вздох. – Скажите, а есть в Лэргалле люди, которые зовут вас по имени?

– Есть.