Он сбросил вызов, а я в тревоге заметалась по комнате. Какие у него неприятности? С машиной проблема? В аварию попал? Обокрали? Ира что-то учудила, устроила недостачу? Или товар пришёл порченный, как в прошлом году? У него тогда с поставщиком до суда даже дошло. А может, магазин сгорел? Вчера в новостях показывали, что в центре города поджигали ларьки, неужели это и Колю коснулось? Или опять тёрки с налоговой? Можно попросить у папы телефон дяди Бори, кажется, он там работает. До вечера Коля трубку не брал.

Спала я отвратительно, больше ворочалась в постели, поэтому первая заметила, что утром свет в квартире вырубился. Замолчал холодильник, отвалился вайфай, стало тихо и тревожно. Пришлось идти и будить отца. А то ещё протечёт морозилка, мама будет ругаться.

Папа натянул футболку, пощёлкал автоматами на щитке в коридоре и, буркнув под нос что-то непечатное, нашарил в ящике фонарик. Дверь открыть даже не успел, только ключ повернул – и её с силой толкнули с той стороны, а в узкий коридор влетели здоровенные мужики в форме. Отца уронили на пол, меня прижали к стене и быстро зафиксировали. От испуга я не успела даже завизжать. Всё произошло в странной тишине, которую прерывали лишь хрипы, топот, короткий вскрик мамы и испуганные возгласы младших братьев.

Нас всех перетащили в зал. Кто-то зажёг свет, и вспышка резанула по глазам. Я на секунду зажмурилась. Встревоженная мама в шёлковом халате выглядела неуместно и потерянно на фоне омоновцев в бронежилетах. Страх и растерянность наполнили комнату.

– На каком основании?.. Что происходит? – прохрипел отец.

– Обыск. На основании постановления, – сухо ответил коротко стриженый парень с папкой в руках.

Он достал лист с печатью и махнул им у отца перед лицом.

В дверях показались соседи-понятые, и стало дико стыдно. Разумеется, одной из них оказалась подъездная сплетница Галина Александровна. Завтра весь дом будет судачить, что нашу квартиру штурмом брал ОМОН с вертолётов, а при обыске нашли четырёх расчленённых проституток.

Полицейские представились, скороговоркой зачитали постановление, но я не могла сосредоточиться на бесцветном канцелярском языке. Кто вообще так говорит? Что они имеют в виду?

– Вам предлагается добровольно выдать предметы и вещества, запрещённые в гражданском обороте. Имеются ли такие в этом жилище? – стриженый смотрел почему-то на меня.

Сердце стучало в ушах, от ужаса я онемела. Просто помотала головой и посмотрела ему в глаза. Подумала, что он слишком молодой, чтобы иметь настолько усталый и тяжёлый взгляд.

– Аделаида Смирнова, где вес?

В смысле «вес»? Какой вес? Не мой же? Тогда что такое вес?

Разум отказывался осознавать происходящее.  Не дождавшись ответа, полицейские приступили к обыску.

– Где ваша комната? – сразу спросил стриженый.

– По коридору и налево. То есть направо, – собственный голос звучал сипло и чуждо.

– Пройдёмте, посмотрим, что у вас там интересного.

– Ида? – взревел отец.

– Ничего, – пролепетала я, – у меня ничего нет.

Кровь стучала в висках, руки похолодели, к горлу подступила тошнота.

Когда обыскивающие добрались до коробки, я даже не дрогнула. Вот не возникло ни страха, ни плохого предчувствия. Интуиция позорно молчала, может, спала ещё.

Оперативники оживились. Галина Александровна закатила глаза в экстазе фальшивого сочувствия. Отец посмотрел на меня с такой болью и недоумением, что я едва не рухнула на пол. Мне было плохо видно из-за спин, но в коробке, кажется, лежали какие-то чаи, порошки и таблетки.

– А говорите, ничего нет, – хмыкнул стриженый оперативник.

– Папа, это Колина коробка, он попросил взять, потому что ехал в сервис, – затараторила я.

– Что?

– Это не моя коробка, я не знала, что там! Просто Коля сказал, что везёт машину в сервис, и попросил у себя подержать пару дней, – суматошно объясняла я.

Отец молчал.

– Чтобы ему из сервиса с коробкой не идти… – проговорила уже тише, осознавая, какую глупость сделала.

Галина Александровна алчно улыбалась, переводя взгляд с меня на отца.

– Папа, я клянусь, я бы никогда… Это не моя коробка, я не знала!

Слёзы подступили к глазам, руки затряслись, а я отчаянно захотела, чтобы папа мне поверил.

Его взгляд смягчился.

– Ага… Все так говорят, – небрежно бросил полицейский. – Куда ни плюнь, одни невиновные по тюрьмам сидят.

Дальнейшее помню смутно.

После окончания обыска меня вместе с коробкой увезли в отдел. Отец с дядей Витей – другом семьи и юристом – приехали следом.

События цеплялись друг за друга, мелькали лица, звучали голоса.

Но я застыла, впала в ступор.

Я перестала быть собой.

Что-то отвечала. С кем-то говорила. Куда-то шла. Где-то сидела. Чего-то ждала.

Мир погрузился в плотную вату. Я шарила по ней руками, и под ладонями то и дело проступали острые грани предметов, которые я перестала узнавать.

Оказалось, что меня «вели» уже две недели. Что есть оперативная съёмка того, как я доставляю наркотики. Что есть показания Коли, его закадычного дружка Димы и даже Иры, как я им предлагала купить дозу.

Меня определили в СИЗО, но камера даже не запомнилась. Всё вокруг казалось нарочито картонным, небрежно сделанным похмельным декоратором. Несколько раз меня водили на опознания. В кабинете присутствовали ещё две-три девушки и понятые. Тех, кому я возила чаи, я и сама прекрасно узнавала. Как и они меня. С каждым доказанным эпизодом лицо дяди Вити становилось всё мрачнее и мрачнее.

Дни шли один за другим, не задевая сознания. Я с трудом ела, не интересовалась новостями и даже толком не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Когда меня привели на свидание с отцом и дядей Витей, я попыталась сфокусироваться на разговоре.

– Ида, как ты могла? Как ты могла?.. – обречённо спросил отец.

– Папа, я правда не знала. Я думала, что это чай. У него же чайный магазин… – невнятно пробормотала я.

– Ты понимаешь, что сядешь? У них доказу́хи на три срока! – процедил отец, с хрустом сжав кулаки. – Отпечатки, съёмка, телефонные разговоры, даже переписка! Сначала вели Николая, но он утверждает, что настоящий дилер – ты. Ида, ты либо очень хорошая актриса, либо пустоголовая идиотка!

– Идиотка, – покорно согласилась я, опустив голову.

– Игорь, перестань, – вмешался дядя Витя. – Это делу не поможет. Ида, может, есть что-то, что мы можем использовать? Какой-то разговор? Не знаю, сообщение? Хоть что-то? – спросил дядя Витя.

– Нет… он всегда говорил «заказ» или «посылочка». «Ида, отвези посылочку». И я везла. Идиотка, да. Сколько мне светит?

– От десяти до пятнадцати. За особо крупный размер. Ида, очнись! Там одного метадона было полтора кило!

– Что такое метадон? – зачем-то спросила я.

Можно подумать, есть разница – метадон, кокаин или героин…

Отец схватился за голову, вскочил и заметался по обшарпанному помещению, отпихивая с дороги лишние стулья. Я с трудом узнавала в нём прежде спокойного и ироничного главу семьи, к которому привыкла с детства.

Дядя Видя с горечью посмотрел на друга, а потом обернулся ко мне.

– Ладно, Ида. Мы будем стоять на своём. Ничего не подписывай. Если вызовут на допрос без меня, то отказывайся от дачи показаний и ссылайся на пятьдесят первую статью. Мы постараемся что-то предпринять.

– Разве они не должны доказать, что я невиновна?

– Зачем, если у них уже есть все доказательства обратного? Дело раскрыто. Подозреваемая задержана. Верная палка. Да ещё и особо крупный размер! Твою невиновность теперь должны доказывать мы. Всё, Аделаида, нам пора. Помни про пятьдесят первую статью.

Я с тоской проводила взглядом осунувшегося отца, затем конвоир отвёл меня в камеру.

Поверить в происходящее я всё равно не могла. Всё вокруг казалось нереальным: предательство Коли, подлог, камера, другие женщины в ней, следователи, решётки, отвратительная еда, какие-то анализы и все доказательства против меня. Надежды на положительный исход не оставалось. Нельзя сказать, что мне было плохо, скорее просто никак. В спасительном оцепенении я не осознавала происходящее. Мир вокруг – бумажный, а люди – лишь нарисованные картинки.

Когда рано утром в камеру, минуя дежурного и все препятствия, вошёл странно одетый мужчина с подведёнными чёрным карандашом глазами, я тоже не удивилась. Как и тому, что никто не обратил на него внимания.

– Аделаида? – деловито спросил он.

– Да, – равнодушно отозвалась я.

– У меня для вас есть предложение, но давайте обговорим его в другом месте.

– Я без адвоката показаний не даю, – заученно ответила я.

– Да я не из этой… среды, – он обвёл камеру взглядом. – Хотите какой-нибудь напиток? Кофей? Или поесть?

Разум зацепился за слово «кофей» и заставил присмотреться к посетителю, которого больше никто не замечал. За столом в общей камере сидели четыре женщины, но на гостя они не кинули даже мимолётного взгляда, продолжая поливать помоями какую-то Соловьёву Настю. Одетый в тёмное мужчина неопределённого возраста от тридцати до пятидесяти оценивающе смотрел на меня. Со старомодной стрижкой «маллет» в стиле восьмидесятых он выглядел как привет из прошлого.

– Вы следователь?

– Нет, я маг. И здесь я расходую много силы, чтобы на нас не обращали внимания. Давайте поговорим где-нибудь ещё, я хочу предложить вам сделку.

Сделку? Мне? Зачем я ему нужна?

– А если я откажусь от вашего предложения?

– Тогда я верну вас обратно в темницу, никто и не заметит.

Почему-то слово «темница» в его устах показалось уместным и правильным.

Словно во сне я вышла вслед за ним из камеры. Никто даже головы не повернул в нашу сторону. Я ждала, что дежурный нас остановит, но он уставился в телефон и вообще не отреагировал, когда мы прошли мимо. Ни в одном из длинных коридоров, ни на выходе нас не окликнули. Бронированные двери странный гость открывал одним прикосновением. Его ладонь всякий раз окутывал сгусток тьмы, и металлическая дверь отворялась с лязгом, до которого никому почему-то не было дела. Пройдя бесконечный лабиринт проходов и вереницу коридоров, мы оказались на улице. Я посмотрела на утреннее небо.

– И что дальше?

– У меня к вам предложение, госпожа Аделаида. У нас, к сожалению, очень мало времени на разговор. Я из другого мира, ищу потенциальных жён для императора. Ваша кровь дала хорошую реакцию на совместимость с ним, и я приглашаю вас поучаствовать в конкурсе невест.

Я как-то сразу ему поверила. Видимо, ничему меня жизнь не научила.

– И когда?

– Портал? Через два часа, как раз успеете заехать с близкими попрощаться. Они ещё дома.

– Вы за ними следите? Как вы вообще меня нашли?

– Мы тщательно подходим к отбору претенденток, – одними губами улыбнулся он и поправил воротник старомодного плаща. На солнце сверкнули массивные, старинной работы перстни. – Мы обратили внимание на вас после медицинского осмотра, который вы проходили в институте, но ваш арест стал для нас большим сюрпризом. Мы даже на какое-то время потеряли вас из виду. Потребовалось время, чтобы разобраться в вашей системе правосудия. Давайте я посвящу вас в детали позже, сейчас у нас действительно мало времени.

– Как вас зовут?

– Шарито́н Торвиа́ль, Верховный маг Альмендри́и.

– Понятно, – заторможено кивнула я.

Происходящее всё ещё казалось странным сном. И этот Шаритон в латунных перстнях и подводке для глаз отлично в него вписывался. Он усадил меня в машину с водителем, и мы отправились домой. Адрес был ему известен. Для пришельца из другого мира маг вообще неплохо ориентировался в окружающей действительности. Однозначно лучше меня.

Подъездная дверь открылась, выпуская соседа с восьмого этажа. Тот буркнул какое-то приветствие и двинулся в сторону магазина. Мы поднялись на наш этаж и позвонили в дверь.

Открыл отец, и его глаза при виде меня стали просто огромными.

– Ты что тут делаешь? – изумлённо просипел он.