Они не были близки. По правде говоря, Эдит вообще не очень нравилась Лиме – она не могла простить того, как Хиро был ею увлечен. Как будто Эдит могла хоть как-нибудь на это повлиять. Но им приходилось видеть друг друга чаще, чем собственных родителей. Они жили в соседних комнатах, учились в одном классе, играли в одной футбольной команде. Казалось, их настойчиво сводит воля какого-то могущественного и злобного существа, полагающего, что у него отличное чувство юмора. Они с Лимой вечно соперничали – за оценки, за капитанскую повязку, за библиотечные книги, даже за роль Девы Марии в рождественской постановке (она всегда доставалась Лиме, Эдит же приходилось довольствоваться ролью овцы, ангела или пастушки). А теперь к трофеям присоединился и Хиро Уэлч?

Сейчас Лима застыла на пороге, переводя недоверчивый взгляд с Хиро на Эдит, будто подозревая, что за секунду до ее появления они высвободились из жарких объятий друг друга.

– Привет! – махнула рукой Эдит, разрывая неловкое молчание.

Лима с нервной улыбкой отвела с лица светло-рыжие прядки. Зимой ее обыкновенно золотистое лицо бледнело и пропадали веснушки, оттеняющие теплые карие глаза.

– Привет, Эдит, – несколько напряженно откликнулась она.

Затем ее взгляд нашел Хиро, и выражение лица несколько смягчилось.

– Извини, что я так долго. Помогала Мэтти найти туфли.

– Ничего, – отозвался Хиро.

Когда Лима приблизилась, он обхватил ее за талию. Она повернула голову и чмокнула его в губы. Поднимая голову, Хиро посмотрел на Эдит выжидательно, почти с надеждой. Судя по всему, ему ужасно хотелось, чтобы она скорчилась от мук ревности прямо на пороге общежития. Эдит была почти уверена, что ради ее ревности он это все и затеял.

– Я пойду, – неловко сказала она, запоздало отворачиваясь. – Увидимся.

– Пока, – сказал Хиро.

Эдит спешно протиснулась в дверь. Она казалась самой себе ребенком, которого рано посвящать в таинства отношений между мужчиной и женщиной, и не сомневалась, что Хиро и Лима сейчас насмешливо переглядываются за ее спиной. Выпрямившись, Эдит с гордо задранным подбородком прошествовала через холл первого этажа, взяла у приветливой матроны ключ от своей комнаты и потащилась наверх.

Ей плевать, чем там занимаются Хиро и Лима, это вообще не ее дело. Но она бы предпочла не становиться этому свидетелем.

Но по-настоящему выдохнуть ей удалось только в их с Робин комнате. Ученики старшего шестого класса перемещались в сдвоенные спальни из комнат на четырех человек, и Эдит ни секунды не сомневалась в том, кого хочет себе в соседки. Конечно, Робин никогда не убиралась, слушала магнитофон на полной громкости, настаивала на том, чтобы окна были открыты даже зимой, и бессовестно скатывала домашнее задание – то есть в целом была неважной соседкой, – но Эдит не знала лучшей подруги. Робин отвешивала подзатыльники первоклассникам, которые оттягивали пальцами уголки глаз, изображая Эдит, и первой поднимала руку, голосуя за нее на выборах старосты класса.

В их комнате друг напротив друга стояли две узкие металлические кровати (со своей Эдит сняла полог, потому что тот только зря собирал пыль), письменный стол с одним стулом у окна, общий шкаф и изразцовая печка. Они жили на западной стороне, и в редкие солнечные вечера вся комнатка освещалась теплым золотистым светом, рассеченным на квадраты оконной решеткой. Впрочем, даже солнце и печь не спасали от холода, вечно царящего в старых, плохо отапливаемых зданиях. Половина Эдит была аккуратной и чистой: коврик из короткого ворса перед кроватью, ровная стопка книг на тумбочке, пришпиленная к стене вырезка со стихотворением Мурасаки Сикибу. Половина Робин была завалена вывернутой наизнанку одеждой, на тумбочке громоздились кипы журналов, шкатулки с украшениями и тюбики красных помад, стена была завешана плакатами с Кейт Буш, Стиви Никс, Куртом Кобейном, «Основным инстинктом» и футболисткой Мишель Экерс. Но начало семестра было одним из редких моментов, когда к постели Робин можно было приблизиться, не наступив при этом на футболку, зажигалку или хрустящую упаковку из-под чипсов. Опустившись на свою кровать, застеленную клетчатым покрывалом, Эдит позволила сумкам с мягким стуком опуститься на пол и обвела комнату взглядом, со спокойной обреченностью осознавая, что с прибытием Робин она приобретет свой обычный вид.

По четвергам и выходным девочкам разрешалось носить брюки, но Робин этой свободы было мало. В дни, свободные от школьной формы, она всегда наряжалась так, что, если бы ей вздумалось заглянуть в учительскую, у всех там массово остановилось бы сердце. Поверх цветных колготок она натягивала сетчатые, втискивалась в обтягивающие платья и снимала часы и браслеты, под которыми прятала татуировки в виде цветочных лоз, обвивающих запястья.

Робин опоздала на заселение и ввалилась в комнату, когда уже стемнело. На наманикюренном пальце покачивалось кольцо с ключом – наверняка оно досталось Робин с боем. Увидев Эдит, она отшвырнула ключ, уронила на пол чемодан и с воплем бросилась на шею подруге. Смеясь, Эдит крепко обняла ее и отодвинулась, невольно морща нос. От Робин несло сигаретами и дешевыми духами с запахом розы.

– Я уж думала, ты не приедешь, – сказала Эдит вместо приветствия.

Робин перекатилась на спину, вытянув ноги в заляпанных грязью армейских ботинках на чистеньком покрывале.

– Были кое-какие дела, – лаконично ответила она и задрала подбородок, с улыбкой уставившись на Эдит. – Ты что, уже успела поцапаться с Уэлчем?

Застонав, Эдит потянулась к тумбочке за стаканом воды, хотя ей не хотелось пить.

– Это единственное, что тебя интересует?

– Готова поставить десятку, что он подкараулил тебя у входа, а потом заявил, что ждал Ветивер. Ну? Я права?

– У меня нет десятки, – хмуро заметила Эдит, и Робин просияла.

Ее вьющиеся светлые волосы были собраны в причудливую прическу с пучком и косичками, и эти косички щекотали Эдит ноги.

– Ему не нравится Ветивер, – убежденно произнесла она, и Эдит шикнула, кивая на стену, прямо за которой находилась комната Лимы. – Уж не знаю, решил он подлечить свое израненное эго или просто хочет добиться от тебя реакции, но так просто это…

– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? – сердито перебила подругу Эдит. – В этой школе как будто нет других тем для разговора. Учеба еще не началась, а меня уже от всего тошнит.

– Интересно, как скоро они расстанутся? – продолжала Робин, не обратив на слова Эдит ни малейшего внимания. – Они ведь начали встречаться прямо перед каникулами. Конечно, легко сохранить отношения, когда вы не видите друг друга всего две недели, но теперь…

– Достала, – коротко заключила Эдит, спихнула голову Робин с колен и спустила ноги с кровати в поисках туфель. – Даю тебе время до своего возвращения подумать над поведением.

Робин сунула в рот сигарету и что-то неразборчиво промычала. Эдит выдернула ее и положила на стол, но рука Робин тут же снова ее стянула.

– Если ты не хочешь обсуждать со мной Уэлча, я найду для этой цели кого-нибудь другого, – пригрозила она, щелкая колесиком зажигалки.

– Не смей! – сурово предупредила Эдит, застегивая пуговицы на кардигане. – И не кури на моей кровати.

– Не на своей же мне курить, – рассудительно заметила Робин. – Сегодня на крыше вечеринка – тебя ждать?

– Нет, – отказалась Эдит, пальцами взбивая челку. – Я не хочу, чтобы матрона объявила мне выговор за ночную попойку.

– Да брось! Как ты думаешь, чья дочь проносит в школу алкоголь?

Эдит помедлила, но ее отражение в овальном зеркале шкафа все равно покачало головой.

– Не хочу. Завтра вставать рано.

Робин не стала разочарованно цокать языком или называть ее занудой, а просто пожала плечами и снова чиркнула зажигалкой.

– Ладно. Если что, зови – помогу тебе забраться.

Эти слова заставили Эдит проникнуться к Робин еще большей нежностью. Они всегда принимали друг друга такими, какими были на самом деле, не пытались подавить или изменить друг друга. Колледж Святой Анны потерял бы в глазах Эдит половину своего очарования, не учись здесь Робин.

Обменявшись любезностями с матроной, Эдит выскользнула из общежития и торопливо зашагала в сторону здания школы. Легкий дневной ветерок, который едва менял направление дождевых капель, превратился в хлесткие порывы, запускающие свои цепкие руки под одежду. От холода Эдит перестала различать свежий сосновый запах леса и травы после дождя. Дорогу освещали фонари, установленные вокруг спортивной площадки. Их сияние разливалось по дорожке к главному корпусу, но стоило Эдит преодолеть арку, как ее окружила густая непроницаемая темнота. К счастью, дорога была хорошо ей знакома. Занятия начинались с завтрашнего дня, и в школе было пусто. Хотя и в любой другой день никто ничего не заподозрил бы – у положения старосты есть свои плюсы. Эдит пожалела, что не накинула пиджак – как и общежития, старое здание плохо отапливалось, и от каменных стен веяло вековым холодом. Она сложила руки на груди и быстро пересекла галерею, выходящую в парк. Колонны отбрасывали длинные тени на красноватые стены и дрожали, искажая свои очертания, когда она проходила мимо.

Нырнув в проем, служивший входом во внутреннюю часть школы, Эдит пробежала по коридору и приблизилась к двери учительской. Из щели под ней на каменный пол струился желтый свет.

Эдит постучала и прислушалась. До нее донеслись шорох бумаг, скрип стула, а затем знакомый мужской голос тихо произнес:

– Дита? Заходи.

Тогда она повернула ручку и открыла дверь.

Глава 2
Милая Дита

Для неподготовленных школа-интернат могла казаться суровым местом, но Эдит привыкла к ее нехитрому строгому распорядку и даже научилась им наслаждаться. Когда дежурная по общежитию в первый раз пробегала мимо их двери со звонком в руке, Эдит в полусне сползала с постели и шла в душ. Ко второму звонку она натягивала школьную юбку, аккуратно расчесывала влажную челку и пробегала взглядом домашнее задание. К тому времени, как дежурная делала по общежитию третий круг, Эдит уже расталкивала Робин. Та успевала только натянуть форму прямо на пижамные штаны, сунуть в карман пиджака пачку сигарет и хмуро поглядеть на свое отражение перед выходом.

– Ну и красавица, – обычно мрачно резюмировала она.

Вместе они – посвежевшая Эдит и еще не успевшая до конца проснуться Робин – отправлялись на утреннюю пробежку. Их футбольная команда и мужская команда по регби обычно бежали впереди. Открывал процессию, разумеется, Хиро, которому для поддержания жизнедеятельности необходимо было перед кем-нибудь красоваться. Затем все, потирая озябшие руки и выпуская пар изо рта, выстраивались в шеренгу на футбольном поле для переклички и гуськом следовали в часовню на утреннюю службу. К этому времени школьники просыпались достаточно, чтобы за завтраком не шлепнуться лицом в миску со вторничными хлопьями «Витабикс». Уроки, обед, футбольная тренировка, снова уроки, ужин, час домашних заданий, вечерний чай, отбой. Эдит нравилось, что все в школе работает как часы.

После отбоя Робин обычно поднимала оконную раму и выскальзывала на крышу, чтобы стрельнуть сигареты у соседок по общежитию или выпросить у дежурной бутылку персикового шнапса. Эдит оставалась в комнате – заканчивала домашнее задание, читала или ложилась спать пораньше. Она не закрывала окно, чтобы Робин могла залезть обратно, и через щель до нее доносились негромкие голоса, взрывы смеха, щелканье зажигалок и скрип металлического настила. Иногда она слышала и голоса парней, перебравшихся на крышу женского общежития. Тогда Эдит раздраженно поджимала губы, накрывала голову подушкой Робин и уговаривала себя поскорее провалиться в сон.

В начале семестра, когда количество домашних заданий и грядущих контрольных еще не превышает критический уровень, сборища на крыше случались почти каждый день. Эдит не понимала, как возможно несколько часов просидеть на ветру, прихлебывая ледяное пиво, а утром прийти на уроки без всяких признаков менингита и даже умудриться время от времени выдавать что-то осмысленное.