Кое-кто косился на закрытую дверь кабинета Злодея. В конце дня босс обычно присутствовал на работе. Он распахивал дверь, чтобы показать, что не убьёт никого, кто соберётся уйти домой.

Эви взглянула на них и кивнула, сознавая, что имеет право командовать:

– Идите. Его сегодня не будет.

А если босс разозлится, она ответит.

Не задавая вопросов, все поспешили к потайной двери и загрохотали по ступенькам. Эви подошла к сумке, убрала в неё вещи, пытаясь прогнать беспокойство.

«В какие бездны занесло Злодея на этот раз?»

– С ним всё хорошо, – заверил её Блэйд и помахал Татьянне, которая вошла в офис. – Эй, Тати!

– Я и не беспокоилась о нём… – начала Эви.

Но Блэйд уже бежал к целительнице. Татьянна осмотрела его лоб, одарила его раздражённым взглядом, махнула рукой в сторону лазарета и сама пошла следом.

Эви закончила собирать вещи, ещё раз с тоской посмотрела на дверь кабинета босса.

«Не беспокойся о нём больше, чем следует, Эви».

Она вздохнула и пошла к лестнице.

«Поздно уже».

Вышла, на пороге не удержалась и оглянулась ещё раз на закрытую дверь Злодея, гадая, что будет, если однажды он не вернётся.

Глава 5

Эви

– Совсем пресно, – буркнула десятилетняя сестра Эви Лисса.

– Тсс! – Эви прижала палец к губам.

Отец медленно шагал к столу со своей чашкой супа. Сегодня у него было замечательное настроение. Поэтому он решил заняться готовкой.

С тех пор как отец заболел, мало что в жизни радовало его, но когда он чувствовал в себе силы, то готовил дочерям. Так он проявлял заботу. И пусть его блюда частенько напоминали по вкусу бульон из сапога, Эви считала, что они с Лиссой обязаны съесть всё до последней капли.

Потому что, если отец готовил, значит, он чувствовал себя лучше, и это напоминало о том, какой их семья была… раньше.

Эви посмотрела на два стула за столом: один напротив отца и другой рядом с ней. Эти места раньше занимали мама и старший брат, Гидеон, но теперь они пустовали. Но стулья остались на месте, будто память о потере преследовала семью.

– Как дела, девочки?

Гриффин Сэйдж был крупным мужчиной с тёплой улыбкой и пышной каштановой шевелюрой. В молодости он казался завидным женихом. С нуля основал процветающую мясную лавку. Их мама была чужестранкой из Мирталии, прекрасного королевства, которое занимало юго-восток континента вместе с Реннедоном и ещё пятью странами. Мама любила папу до безумия… пока не покинула их.

Первые воспоминания Эви были о родителях, смеющихся вместе, поющих и танцующих на маленькой кухоньке. Она откашлялась и улыбнулась отцу.

– Просто объедение, пап. – Она выразительно посмотрела на сестричку и добавила: – Кажется, Лисса не откажется от добавки.

Под столом её ощутимо пнула в голень маленькая ножка. Эви хихикнула и налила в чашку Лиссы ещё половник комковатой жижи. Она радовалась, что оставшаяся семья здорова и счастлива, хотя понимала: это не продлится долго. Но не было такого правила, которое запрещало бы радоваться прямо сейчас.

– Как дела в поместье? – Отец ласково улыбнулся ей. На его щеках играл здоровый румянец, какого она не видела несколько месяцев.

Эви с трудом проглотила твёрдый кусок картошки и принялась возить в тарелке ложкой, изображая беззаботность.

– Да ничего интересного.

– Я тоже хочу работать в замке, – заныла Лисса и поморщилась, сунув в рот ложку.

Эви подавилась, закашлялась.

– Это… Это не замок, Лисса. Просто особняк.

– Но здоровенный небось, как замок, да? – Сестра вопросительно уставилась на неё.

Эви очень многое нравилось в работе: люди, планы. Но вот это она ненавидела. Враньё.

Она не могла рассказать семье ни слова о том, чем занималась на самом деле. И они, и вся деревня считали Злодея чудовищным мерзавцем. Любой, кого хотя бы заподозрят в связи с ним, ответит по всей строгости закона. Она понимала, что однажды её могут поймать, что гнев королевства обрушится на неё, но это не пугало. Честно говоря, скорее будоражило.

Такая же безрассудная, как мама.

– Он очень большой, это правда. – Собираясь с духом, Эви отпила вина, которое купила по пути домой, и попыталась сменить тему. – А как твоя учёба?

К её облегчению, один вопрос – и Лисса разразилась тирадой про одноклассника, который вечно дёргает её за косички. Эви вздохнула: было приятно отвлечься на невинную жизнь Лиссы. Она отдала бы всё на свете, чтобы хоть на миг вернуться в беззаботную юность.

Эви было всего двадцать три, но она чувствовала себя изрядно пожившей на свете. И как она ещё не поседела, учитывая, что ей приходилось заботиться о семье и выносить скверное обращение от тех, кто был сильнее и злее?

«Чудо, что ты дожила до двадцати трех, учитывая, в какое дурацкое положение ты вечно попадаешь».

Она подозревала, что именно поэтому так легко приняла новую работу. Она понятия не имела, в чем состоит финальный замысел Злодея, если не считать таковым задачу как можно сильнее попортить жизнь королю. Но Эви знала самое важное: он не злоупотреблял положением с сотрудницами, всем честно платил и клал в своё зелье из котла добрых полкило сахара.

Последняя добродетель была не самой важной, но нравилась Эви больше всего. В её обязанности входило каждое утро воровать с кухни нужное количество сахара, а с ледника – сливки и добавлять всё это в его чашку как можно незаметнее. Она не понимала, почему он стесняется своих вкусов, но полагала, что такие вещи не идут на пользу его репутации.

Ещё больше ей нравилось, что она входила в число немногих посвящённых, – так нравилось, что она застыла, с улыбкой глядя в стену и чувствуя, как колотится сердце.

Отец доел и принялся убирать деревянные тарелки со стола в корзину у плиты. Эви вскочила, едва не опрокинув стул.

– Папа, я уберу!

Она улыбнулась и похлопала его по руке, не обращая внимания, что он нахмурился.

– Эванджелина, я могу и сам…

– Расскажешь мне сказку? – Лисса подёргала его за рукав, широко улыбаясь, и понимающе посмотрела на Эви. Так она выглядела гораздо старше. Как бы Эви ни пыталась оградить её от мира, порой сестра встречалась с его жестокостью.

Они уселись, и Эви замерла на миг, увидев, что отец занял мамин стул. Лисса залезла к нему на колени и уставилась на него, а он пустился в один из своих бесчисленных рассказов о героях, которые побеждают злодеев. Эви пришлось проглотить горькую правду о том, что теперь она работает на одного из тех, кого презирает отец.

Она отвернулась к корзине, взяла тряпочку и принялась с силой тереть горшок. Она чувствовала, как горят щёки, колотится сердце и учащается дыхание. Потрогала воду, прикрыла глаза и начала напевать простенькую мелодию, которую часто пела мама, когда мыла посуду.

Это почему-то успокаивало Эви, несмотря на всю боль, которую причинила ей мама. Эта песенка стала одной из последних хороших вещей, которые подарила мама до того, как настал тот день, до луга с одуванчиками, просто – до.

Эви увидела отражение в окне перед собой, увидела, как папа за её спиной уносит заснувшую Лиссу в комнату. Вновь посмотрела на собственное лицо и обнаружила, что улыбается. Той самой улыбкой, которой так долго училась. Даже когда казалось, что лёгкие не справятся, даже когда сердце было готово разорваться от боли – она всегда умела растянуть губы в улыбке.

В голове зазвучал мамин голос. «Не печалься, хасибси. Сломанный мир можно починить одной улыбкой».

Конечно, она ошибалась. Эви ничего не починила – ни в тот день, ни потом.

Но всё равно улыбалась.

Просто на всякий случай.

И не в последний раз надеялась, что этого хватит, чтобы уберечь близких.

Глава 6

Злодей

Она снова напевала.

Тристан Артур Маверин, более известный публике под звучным прозвищем Злодей, побарабанил длинными пальцами по гладкому чёрному столу. Звук её пения должен был раздражать его. Врезаться в мозг. У него и так болела голова от смеха других сотрудников за дверью. Работа тёмного лорда – нелёгкий труд, и мигрень тому доказательство.

Но он держал себя в руках. Он и так выпустил пар в начале недели, когда поубивал тех парней из Славной Гвардии и повесил их под потолком на всеобщее обозрение.

И снова её весёлый голос просочился через щёлочку в приоткрытой двери кабинета. Будь на её месте кто-нибудь другой, он не сомневался – распахнул бы дверь и потребовал, чтобы раздражающий звук немедленно прекратился. Он угрожал бы и запугивал, пока все не затряслись бы от ужаса – а заодно так можно упрочить свою репутацию. Так безопаснее – и для него, и для них.

Но там был не кто-нибудь, а Сэйдж – мысленно он звал её только так. Ему приходилось работать совсем рядом с ней, он ощущал её ванильный аромат, и в этом было больше близости, чем нужно.

Он как дурак подошёл к двери и прижался ухом. Хотелось разобрать, что это за песня так нравится ей, раз она запомнила мелодию наизусть.

А может…

Хрясь!

Он отскочил назад и схватился за нос, рыкнув от боли. Он увлёкся разгадыванием песни и даже не заметил, что голос приближается.

Пение оборвалось, уступив место потрясённой тишине: его сконфуженная ассистентка стояла у двери, которой только что врезала ему по лицу.

Она наморщила изящный носик и сделала шажок назад, всплеснув руками.

– Упс… – Тут её чётко очерченные губы изогнулись в широкой улыбке, и он вдруг понял, что нос не так уж болит, если сравнивать с тем, что творится в груди. – Простите, сэр! Надо было сперва постучать. – Она пожала плечами, будто говоря: «Ну что со мной поделать?»

Была у него пара мыслей на этот счёт.

Он покачал головой, вперив в неё гневный взгляд.

– Сэйдж, зачем ты ворвалась ко мне в кабинет, как таран? Или просто надеялась прикончить меня моей же дверью?

Она распахнула светлые глаза, обходя его и вторгаясь в его личное пространство. Как будто она и так уже не влезла в каждую сферу его жизни.

– «Прикончить» – как-то громковато, не находите? Уверена, вас и не так лупили, причём по более нежным местам.

Она помолчала – до неё явно доходило, что она только что ляпнула. Мозг у неё работал не так, как у других. Будто любая мысль, любое произнесённое слово запускали колёсики чепухи в её голове, которые крутились, пока она не придумывала для всего свой собственный смысл. Удивительно интригующе. И…

Что бесило: отвратительно отвлекающе.

А потом она выдавала что-то такое, от чего он просто терял дар речи. Как сейчас.

– Не то чтобы я думала про ваши нежные места! В смысле теперь-то я думаю, когда говорю о них, но я имела в виду нежные, ну например… – Она примолкла, и по некой неизъяснимой причине ему стало просто необходимо узнать, чем она закончит. Так что он подождал… – Ухо?

Эта знакомая, раздражающая жизнерадостность бурлила вокруг, из-за неё он чувствовал всякие гадкие вещи, например радость и бесспорное желание рассмеяться.

Он твёрдо воззрился на неё. Довольный блеск в глазах, круглые щёчки, лёгкий изгиб губ – она словно в любой момент была готова заулыбаться. Он вздохнул, пригладил волосы и отвернулся к столу. Ему нужно было заземлиться.

– Сегодня утром моё терпение на пределе, Сэйдж.

– А в любое другое утро не так, сэр?

Тристан обошёл стол и уселся на стул, не обращая внимания на Кингсли, который заметно придвинулся к Сэйдж. Кингсли добрых десять лет подряд каждый день проводил у него на столе, давая тихие непрошеные советы в одно слово своими потешными табличками. Поразительно, как этому земноводному хватало всего одного слова, чтобы взбесить. Истинный дар.

Тристан жестом пригласил Сэйдж сесть на стул поскромнее напротив стола. Он не говорил ей, что этих стульев не было, пока каких-то пять месяцев назад не появилась она. Ему раньше никогда не хотелось видеть, как сотрудники расслабляются в его присутствии настолько, чтобы сидеть.