Глава 7

Между тем в далекой-далекой галактике бушевали… политические скандалы.

Земля, давно ставшая частью галактического союза, столкнулась с новой проблемой – именно люди с Изначальной планеты, как на многих языках называли Землю, были совместимы со всеми обитателями галактики. Универсальная ДНК, половина которой легко принимала цепочки аминокислот любой сложности, привела к регулярным предложениям продать яйцеклетки, сперму и… людей. Правительство пыталось контролировать отток населения планеты, опасаясь за генетическое разнообразие, да и в принципе не желая терять жителей планеты, принимались меры по ограничению даже туристических выездов, и тогда… Тогда землян начали просто похищать. Конечно, украсть молодую женщину фертильного возраста было куда проще, чем мужчину. Особенно ценились «чистые» фенотипы – голубоглазые блондинки, кареглазые брюнетки, зеленоглазые рыжие.

Их похищали настолько часто, что были выпущены брошюры-рекомендации для землянок, выезжающих за пределы планеты – менять цвет глаз, цвет волос, пользоваться цветными тонерами для кожи и обязательно носить трекеры для связи с ближайшим отделением космополиции.

Постепенно жены-землянки из редкой экзотики превратились во что-то привычное, и ажиотаж стих. Сменилась мода, более популярными стали голубовато-белые сирианки и антрацитово-черные кублинки.

К тому же со временем выяснилось, что дети землянок в первом-втором поколении имеют такой же гибкий геном и прекрасно скрещиваются с любыми расами. В итоге охота на земных женщин практически прекратилась, и правительство допустило женщин в космические стипендиальные программы.

Поначалу совсем немного, но лиха беда начало. Через десяток лет каждая вторая девчонка мечтала попасть в такую программу, чтобы повидать обитаемый космос. Год обучения на другой планете стал чем-то вроде «Гранд-вояжа» для земных специалистов.

Настя Соколова тоже мечтала о полете в космос. Она училась на пятом курсе БиоМеда, мечтала увидеть оранжереи и гидропонные комплексы других планет и прикладывала немало усилий, чтобы попасть в программу.

В последнее время особой популярностью пользовалась Проксима Центавра. Выяснилось, что у многих землян имеются латентные способности, которые можно развивать. Не у всех и не всегда, но именно на Проксиме добивались самых лучших результатов.

Вот туда Настена и хотела. У нее, как выражалась бабуля, были «зеленые руки». Потому и поступила на БиоМед, планируя выращивать лекарственные растения.

Пережив некоторое разочарование в самом начале учебы, Настя постепенно узнала, что на Земле лекарственные травы выращивают в минимальном количестве – на экспорт. Гораздо больше внимания уделяют производству мяты как универсальной отдушки для десертов, лекарств и моющих средств.

Конечно, сорок три вида мяты давали какое-никакое разнообразие в этом вопросе, но, представляя себя куратором бесконечных мятных полей, девушка вздыхала. Ей вообще мало нравилась полевая агрокультивация. Девушку больше пленяли естественные заливные луга, на которых она выросла.

Так уж случилось, что родители Насти были людьми, увлеченными своим делом. Отец занимался инженерными проектами – в основном планетарными, но пару раз вылетал со своей командой в космос. Мать так же увлеченно занималась теоретической и лабораторной разработкой новых напылений и сплавов, проводя испытания, путешествуя по всей земле и нередко бывая на орбитальных станциях.

Настя была их единственным ребенком.

Когда малышке было три месяца, Искра Витальевна вновь собралась на орбиту и пожелала прихватить с собой грудного младенца. Увы, врачи запретили резкие перепады давления, сверхочищенный воздух и воду замкнутой системы очистки. Слабый иммунитет.

Растерянная маменька чуть не впала в депрессию, но тут на помощь пришел Валерий Степанович – отец Насти. Покрутив розовый сверток, он предложил отправить малышку к его родителям, в этнографическую общину Поволжья. Там и воздух свежий, и вода чистая, и вообще – заповедник.

Этнографы живут в своей деревне практически натуральным хозяйством, попутно проводя исследования, принимая экскурсии и выпуская интереснейшие фольклорные материалы для туристов и гостей с других планет.

Искра Витальевна утерла слезы – и согласилась.

С той поры Настя видела своих родителей только на мониторе комма. Нет, раз или два в год они приезжали в гости – обычно на праздники или на ее день рождения. Но это были совсем короткие встречи, за которые девочка не успевала привязаться к родителям или сложить о них особое мнение. Так что настоящим образцом для нее стали дед и бабушка.

Бабуля была художницей и вышивальщицей, а в этнографической деревне понемногу делала всякую женскую работу. Умела прясть, ткать, ухаживать за огородом, собирать и сушить травы, печь хлеб в дровяной печи и сбивать масло из молока местных коров.

Дед выполнял в их домике мужскую работу – косил сено, пахал землю, рубил дрова, а вечерами и долгими зимами писал научные труды по семиотике^[1]. Кроме того дед был замечательным резчиком по дереву и сам украшал их дом резными наличниками, досками и коробами, соблюдая принятую в Поволжье систему обережных знаков.

Туристы, приезжающие в заповедник в основном в летнее время, восхищались поделками «старого мастера» и охотно их раскупали, как и тканые пояса, вышитые косынки и небольшие картины с местными пейзажами, нарисованными бабулей.

Что поделать – фольклорная деревня зарабатывала себе на жизнь, как умела.

Глава 8

Настена, пока была мала, воспринимала деревянный рубленый дом как должное – она не помнила своего трехмесячного пребывания в городской квартире родителей. Девочку не смущали ни дровяная печь, ни домотканые «дорожки» на некрашеном деревянном полу, ни керамическая и деревянная посуда. Она выросла во всем этом и ловко управлялась с ведерками для ключевой воды, ухватом и веником.

Вторая половина их дома отличалась от «передней», как небо от земли.

За резной деревянной панелью скрывалась тяжелая металлическая дверь с кодовым замком. Она скрывала другую жизнь этнографов – современную, научную, а иногда и тайную.

Тут находился современный санузел, запитанный артезианской водой из скважины. Рядом – медбокс.

Его установили после того, как на засыпанную снегом деревушку напали похитители людей. Ученые отбились, но помощь пришла не скоро, и несколько человек погибли без медицинской помощи. После этого в деревне устроили фельдшерский пункт, стилизованный под избушку травницы, но члены общины все равно настояли на капсулах в каждом доме.

В этой же закрытой части дома стоял оружейный сейф – волки и медведи из заповедника не часто, но беспокоили ученых. Тут же располагались и научные лаборатории.

Так, «баба Таня» – бабушка Насти – работала над составами натуральных красителей и заодно окрашивала собственноручно выращенный, обработанный и раскроенный лен для этнографически верных костюмов.

Дедушка – тот самый профессор семиотики, в лаборатории не нуждался. Его мастерская располагалась во дворе – там он занимался резьбой, там вел беседы с туристами и порой проводил практикумы для студентов.

Сама Настя до десяти лет жила как любой «дикий» ребенок – носилась по тропинкам, плела венки, торчала в «избушке травницы», помогала деду покрывать наличники морилкой или лаком, вместе с бабулей засевала делянку льном или репой – и всем была довольна.

Зимой, когда туристы прекращали ежедневные визиты в «фольклорную деревню», девочку усаживали за учебники. Стандартный школьный курс она начала сдавать в шесть лет и за три-четыре зимних месяца успевала пройти годовой курс, да еще сдать письменные работы и подискутировать на интересные ей темы с другими жителями поселка.

А интересных людей тут хватало.

Где еще можно увидеть профессора математики, удящего рыбу? Или знаменитого в определенных кругах физика-ядерщика, выкладывающего круговую печь для обжига горшков и тарелок? А лучшую даму-посла Земли на должности румяной хозяйки единственного в деревушке трактира?

Настя, конечно, не знала, кем эти люди были в прошлом. Но ей было интересно с ними, а других детей в поселке не было, вот и бродила она от домика к домику, помогая выплетать из цветных ниток куклы-обереги или пояса, расчесывать гривы нескольким лошадям в маленькой конюшне или закручивать тесто на румяные ореховые булочки к утреннему чаю.

Закончилось все странно. Местная травница научила Настю гаданию на жениха. Девочка пришла на луг, сорвала нужные цветы и травы, сплела венок, приговаривая древние слова, и опустила венок в воду… А там… отразились два взрослых парня! Один с белыми волосами, второй – с черными! Оба в мундирах! Красивые и пугающие!

В панике девочка убежала домой и спряталась в постели. Бабушка, чутко заметившая неладное, расспросила и отвела малышку к травнице – без скандала. Просто с констатацией факта. Медичка покачала головой, налила девочке микстурки, да и усадила Настю за свой комм. Играть в «человечков». То есть собирать облик из деталей – глаза, брови, нос, волосы… А потом еще стилусом дорисовывать детали формы.

Когда утомленная долгой игрой Настя уснула на удобной гравикойке, две не такие уж пожилые женщины склонились над экраном.

– Красавцы, – оценила травница, – молодехонькие, но твоей внучке в самый раз!

– Не болтай ерунду, Марфа, – дернулась «баба Таня», – научила Настасью на свою голову! Зачем?

– Сила в ней есть, – пожала плечами медичка, – как не попробовать? Видишь, уже и женихов себе нашла!

– Каких еще женихов? Ну, помстилось что-то внучке! Забудет!

– Ты ослепла на старости лет? Или ум окончательно в краски ушел? Не видишь? Парни с Триана! Это их эмблема! – травница ткнула в трехлучевую звезду на груди у парней.

– И что?

– Забыла, что такое Триан?

Татьяна Яковлевна Соколова потерла лоб, пытаясь вспомнить.

– Напоминаю – планета в секторе Зет! Особая планета!

– Погоди, это там мужики вдвоем на одной женятся?

– А бабы одного на двоих берут, – поддержала «деревенскую речь» травница. – Заметь – только аристократы. И все магически одаренные. Ты можешь сколько угодно мне твердить про паранормальную деятельность мозга, я тебе все равно скажу, что это магия! И твоя внучка, похоже, отыскала себе женихов с этой самой планеты. Сразу двоих.

– Да ладно, где Земля, а где Триан? И потом, ты же знаешь, Валерка мой невыездной, а невестка тем более! Значит, и Настю никуда не пустят!

– Твоей Насте до невест еще лет десять, все измениться может, – напомнила Марфа. – Пора тебе, Татьяна, за ум браться и девчонку нормально учить. Трианцы парни упрямые, найдут везде. Только они на других планетах живут, пока холостые. Чтобы дети были, им нужно на родной земле жить.

– А ты откуда столько знаешь об этих, прости Господи, трианцах?

– Сталкивалась, – ухмыльнулась Марфа. – Там, наверху, – она ткнула пальцем в небо, – кого только не встретишь. У меня на Орбита-Прим напарница была, никомедийка. Красивая девка и сильная, как бульдозер! Вот на нее парочка трианцев и запала. А Никомед же исчезающая планета, они своих отпускать не любят, а если замуж отдают, то с условием – жить у них.

Татьяна про Никомед не слышала, но кивнула.

– Свея прилетела за мужем-землянином. Хотела много детей. На трианцев вообще не рассчитывала, думала, пошлет их, и они пойдут.

– Да не тяни ты! – прикрикнула шепотом Татьяна, поглядывая то на спящую Настю, то на пару собранных ею фотороботов.

– Так украли ее, – развела руками Марфа, – все объяснили и увезли. Никомед и Триан потом лет десять переписку вели, обмениваясь сведениями о том, что трианцам нужно расти на родной планете, а Никомеду нужны жители. Свея к тому моменту пятерых родила, и вот одна девчонка без способностей трианских получилась. Ее на Никомед и отправили. Откупились вроде.